Жрицы жалели свою подругу. Понятно, они ее ни о чем не расспрашивали. Все же некоторые подробности вышли наружу, и сердца жриц прониклись глубоким сочувствием к подруге. Ходили слухи, что однажды у мисс Пимпот завелся настоящий поклонник. Это был некто Гарри Пиль, по профессии человек-змея из цирка Пернамбуко. Воспылав к мисс Пимпот страстной любовью, он был убежден, что, располагая такой партнершей, можно подготовить чудесный цирковой номер. С горячностью умолял он свою возлюбленную выступить в цирке в роли дорической колонны, вокруг которой он, Гарри Пиль, обовьется, как плющ. Мисс Пимпот, говорят, с негодованием отвергла этот проект. Ее не смягчило даже галантное предложение Гарри – посадить у подножия мисс Пимпот купидона с луком и колчаном; купидон должен был пускать стрелы в тех мужчин из публики, которые не выполняют своего долга по отношению к старым девам, отказываясь на них жениться. Одна стрела – один доллар.

Но мисс Питтипат Пимпот, по слухам, отклонила и этот доходный вариант. Позже выяснилось, что она совершила ошибку; как видно, мужчины этой профессии перевелись; по крайней мере с тех пор ни один человек-змея уж больше не появлялся на ее горизонте. Она осталась свободной и всем своим пылким сердцем предалась благотворительной деятельности. Теперь мисс Пимпот сидела в сторонке, печальная и задумчивая: казалось, ничто, даже смелые планы подруг не смогут вернуть ее к действительности.

– Что с вами, милая мисс Пимпот? – воскликнула в испуге миссис Компсон. – У нас еще остался Джемс Монрое! О боже, дорогая, вы плачете?..

Мисс Пимпот вздрогнула всем телом, проворно поправила что-то у себя за лифом и растерянно огляделась вокруг. Заметно было, что ей с трудом удается преодолеть волнение. Взяв себя в руки, она сказала низким глухим голосом:

– Мне не нужен Джемс Монрое. Мне никто не нужен. Я ни от кого не жду помощи. Бог отвернулся от меня.

– От вас? Нет, этому мы никогда не поверим! – воскликнули хором жрицы; окружив несчастную подругу тесным кольцом, они принялись ласково утешать ее, умоляя не таиться и поведать им свое горе. И мисс Пимпот, поколебавшись немного, начала свой рассказ:

– Я с детства стремилась делать людям добро. Помню, например, когда мне было шесть лет, я оклеветала нашу служанку Мару, сказав, что она крадет запонки от манжет, и добилась того, что Мару выгнали. Вы, наверно, спросите, зачем я это сделала? А вот зачем. Я видела, что Мара недовольна и несчастлива. В нашем доме было слишком много работы, а Мара страдала астмой, и служба у нас причиняла ей много мучений. Но она обладала слишком добрым сердцем, чтобы самой отказаться от работы и найти себе более подходящее место, где бы можно было, ничего не делая, получать большое жалованье. Я решила ей помочь; мне стало страшно, что она умрет, если еще поживет у нас некоторое время. Вот я и придумала эту маленькую ложь, которая освободила Мару и открыла ей путь к счастью.

И позже меня тоже все время влекло к благотворительности. Я не могла без волнения смотреть на страдающего человека. Обездоленные дети возбуждали во мне безграничное сострадание и нежность. Однажды – это было в нашей усадьбе в Виргинии – я увидела, как конюх сечет розгой семилетнего мальчика. При виде такой жестокости я разрыдалась. Но скоро поняла, что мои слезы не помогут ребенку, а поэтому, не откладывая, начала действовать.

«Изверг! – крикнула я повелительным тоном. – Немедленно прекратите терзать этого маленького невинного птенчика и дайте сюда розгу!»

Хотя конюх был сильный мужчина, он послушался моего приказания и покорно протянул мне розгу. Я объяснила ему, что, если уж приходится наказать ребенка, ни в коем случае не следует применять розги, этот пережиток средневековья, уродующий душу ребенка. Времена, когда отсталые родители пугали своих отпрысков букой и метлой, благодарение богу, давно миновали. Предохранить младенца от нравственной порчи может только порка ремнем, проведенная по всем правилам и с учетом опыта лучших педагогов. Согласно их указаниям, ремень надо держать так, чтобы удары падали плашмя, штанишки ребенка не должны образовывать складки, наносить удары следует продуманно и размеренно, чтобы ребенок знал, что его бьют за дело, а не тузят по неизвестной причине.

Конюх выслушал мои наставления, но тупое выражение его лица говорило о том, что они до него не дошли. Мне стало ясно: научить это примитивное существо можно только при помощи наглядного метода.

Я схватила маленького шалунишку за руку и положила поперек колена. Затем расправила на нем штанишки и, разъяснив конюху, как надо держать ремень, ударила ребенка по соответствующей части тела. Выражение лица конюха, к сожалению, оставалось тупым и недоумевающим. Тогда я снова показала ему правильные приемы, и так примерно раз десять, а затем предложила негодяю попробовать повторить мои движения.

Мне не понравилось уже то, как этот дикарь положил на колено мальчишку. Я видела, что он не усвоил самого главного в моей системе. И все же я продолжала терпеливо руководить его действиями. Когда же и после двадцатого удара он не обнаружил никакого понимания системы, я была вынуждена вырвать дитя из грубых лап конюха и снова продемонстрировать некоторые технические тонкости, которые он не мог понять.

День клонился к вечеру, когда наконец я убедились, что конюх более или менее усвоил новый метод. Уже почти смеркалось, милые подруги. Но я была щедро вознаграждена за свои усилия, заметив, как у мальчика при одном взгляде на меня глаза наполняются слезами трогательной благодарности.

«Жди меня завтра!» – пообещала я ему, хотя собиралась в этот день со своими молодыми поклонниками на прогулку в горы. Вы, конечно, поймете мое возмущение, когда на другой день я узнала от конюха о бегстве мальчишки. Бесспорно, здесь дело не чисто. И действительно, после допроса слуг открылась страшная истина: мальчик оказался не родным сыном конюха, а приемышем, которого этот грубый человек взял на воспитание.

Теперь мне стало понятно, почему ребенок невзлюбил его и наконец убежал, не в силах вынести ужасной жизни. С той поры, милые подруги, я решила всю свою нежность и любовь отдать несчастным сироткам. Нечего и говорить, с какой радостью вступила я в члены клуба «Жрицы Афродиты», устав которого обязывает каждого члена общества ежедневно совершать хотя бы одно доброе дело. Наконец-то я нашла, куда приложить свои силы! И я дала обет сделать все от меня зависящее для облегчения участи сироток, страдающих от жестокости конюхов.

– Но ведь это прекрасно, милая! – воскликнула миссис Компсон. – Чего же вы грустите?

– Прекрасно? – повторила мисс Пимпот с такой горечью, с какой не мог идти в сравнение даже концентрированный отвар полыни. – Прекрасно?.. Ох, вы еще не знаете, чем дело кончилось. Трудно даже представить себе, в какое тяжелое положение я попала, и все из-за своих высоких побуждений. Но не стану забегать вперед, расскажу все по порядку. Тогда вы убедитесь, что помочь мне ничем нельзя…

После случая с конюхом я поняла, в каком направлении должна развиваться моя благотворительная деятельность. В первый же день моего вступления в клуб я купила сиротский дом. Он был рассчитан на сто восемьдесят шесть сирот. Я с радостью думала, что теперь ста восьмидесяти шести бедным сироткам обеспечены счастливое детство и юность, а кроме того, спокойная старость, и с нетерпением ждала следующего дня. Это был вторник. В этот день я купила еще один сиротский дом. Он оказался даже лучше первого. В нем имелись площадка для игры в бейсбол, кинозал и огромная аудитория, где члены местной организации Ку-клукс-клана по очереди читали лекции на актуальные темы из жизни нашей детворы. На стенах коридоров висели лозунги воспитательного характера, например: «Конюхи хотят лишить вас радостного детства! Вымажьте их дегтем и обваляйте в перьях!» Таким образом, сироткам с младенческого возраста внушались правильные, строго регламентированные взгляды на жизнь.

Приобретение этого второго сиротского дома доставило мне большое удовлетворение, я уже мечтала о новых сиротских ломах, потому что твердо решила каждый день дарить сиротам нашей дорогой родины хотя бы по одному такому дому. Ведь я могу это себе позволить… (Здесь мисс Пимпот слегка покраснела и потупила глаза.) Все шло прекрасно, и мое счастье не имело границ. По крайней мере так мне казалось. Но, увы, это была лишь обманчивая иллюзия! Не прошло и года, как возникли первые трудности. Помню как сейчас, в день святого Руфа я готовилась основать триста семидесятый сиротский лом. Через сутки должно было состояться открытие сиротского дома в местечке Акрополис в штате Массачусетс. Но дело сорвалось, и вот почему. Член муниципального совета этого местечка сообщил мне, что в штате все сироты уже отданы в мои сиротские дома. Я тотчас запросила соседний штат Нью-Гемпшир, но и оттуда мне ответили, что сирот больше нет, они вывелись. Подобные же сведения приходили из других штатов – из Орегона, Юты, Висконсина. Айдахо. Мэриленда и так далее.