Собака посмотрела на Леха, как бы спрашивая разрешения, перевела взгляд на Ниоль и вильнула хвостом.

Снаружи было прохладно, даже холодно, когда они ступили на каменистую тропинку, ведущую через сад смотрителя. Грогора не было видно, да и вообще казалось, что весь отель опустел.

Что-то изменилось на участке с вечера. Лех не мог сообразить, что именно. Они миновали пшерузное поле. Лех увидел поверженную трубу и понял, чего не хватало. Грогор разрушил свое энергетическое хозяйство, перерубив тяжи, удерживавшие трубу. Система тросов лежала спутанным клубком, и топор валялся тут же.

Зелень осталась позади, с вершины холма перед ними открылся внеземной пейзаж. Безжизненные асфальтовые такыры, песчаные кратеры, бетонные каньоны — все было залито багровым мрачным светом восхода. Ржавеющие строительные краны высились там и здесь неподвижным черным силуэтом, как деревья чужой планеты. С ближайшего снялась птица, вяло махая крыльями, полетела к востоку, туда, где еще сохранились леса и степь.

Но солнце быстро всходило. Через минуту после того как открылся его сияющий шар, небо стало голубеть, пустыня на глазах теряла угрюмый вид, окрашиваясь в желтые и бурые оттенки на освещенных местах, синие — в тени. Сразу сделалось заметно теплее.

— Может, нам воды все-таки запасти, — сказал Лех. — Только вот взять во что?

Но Ниоль была против.

— Неохота задерживаться. По-моему, тут должны быть колодцы, то есть выходы водопроводных труб. Скорее всего, те дикие племена и кочуют от одного источника к другому.

Они бодро зашагали. Тропинка поворачивала влево. Лех остановился.

— Лучше нам по дорожкам. Если просто так, еще заплутаемся. Даже носороги в заповеднике, я читал, ходят по тропинкам.

— Не стоит. Напрямик быстрее доберемся. Мне, кстати, вечером надо быть на работе.

Полдень застал их среди необозримых завалов щебенки, обессиленными. Лех, Ниоль и Джина оставили за собой километров двадцать. Дважды они попадали на отрезки засыпанной песком, затянутой глиной дороги, — то ли предполагавшейся автострады, то ли улицы — последний отрезок подвинул их разом километров на восемь.

Однообразие окружающего лишь изредка прерывалось трупом могучего бульдозера — полузасыпанного, погибшего как раз в тот момент, когда он взялся толкать перед собой кучу битого камня, — бесформенной бетонной глыбой, безжизненным окостеневшим телом маленького компрессора. Было очень жарко, контуры предметов подергивались, омываемые струящимся вверх горячим воздухом.

— Не могу больше, — хрипло сказала Ниоль. — Давайте отдохнем.

Она присела на кожух компрессора и тотчас вскочила.

— Дявольщина! Как сковородка. Вы уверены, что правильно выдерживаем направление?

— Надеюсь. Все время на солнце.

Девушка задумалась, потом подняла на Леха тревожные глаза.

— Слушайте, но ведь солнце тоже двигается. Оно на востоке только восходит, а к двенадцати должно быть на юге. Как это нам раньше в голову не пришло?

Лех ошеломленно глянул вверх и по сторонам.

— Да, пожалуй. Выходит, что мы все время поворачиваем. Идем дугой. Поэтому и городка не видно.

— Конечно. А если так и следовать за солнцем, к ночи вернулись бы в отель. Значит, теперь нам идти надо так, чтобы солнце было на правом плече.

Лех, расстроенный, кивнул. Сгустившаяся кровь громко билась у него в висках, он боялся, что потеряет сознание.

— Еще как-то по азимуту определяют направление. По-моему, азимут — это угол между чем-то и чем-то.

Ниоль усмехнулась.

— Я тоже всегда так думала… Вы не сердитесь, что мы не взяли воды? Это из-за меня.

— Нет, что вы!

— И если мы тут пропадем, все равно не будете сердиться? Похоже, что тут можно пропасть.

— Конечно, не буду.

Собака, коротко и часто дышавшая, села рядом с Лехом. В шерстяной шубе ей было тяжелее всех. Влажный язык она вывалила чуть ли не на полметра сквозь белые зубы — Лех никогда не думал, что у собак такой длинный язык. Едва только он заговаривал, собака принималась неотрывно глядеть ему в глаза. Как будто ей всего чуть-чуть недоставало, чтобы преодолеть рубеж, после которого человеческая речь станет для нее совсем понятной.

Сверху послышался отдаленный гул. Голубой самолетик, почти невидный в чаше неба, уходил к югу. Нелепым казалось, что пассажиры сидят там благополучные, в комфорте, совсем и не подозревая, что двое затерявшихся в пустыне провожают их завистливым взглядом.

Ниоль вздохнула и посмотрела на собаку.

— Идея! Знаете что, пусть она ищет. Может быть, учует воду. Ищи! А ну ищи, Джина!

Собака заметалась, поскуливая.

— Ищи воду!

Собака замерла, потом галопом бросилась прочь. Парусный хвост мелькнул несколько раз, уменьшаясь, и исчез за холмами. Прошла минута, другая. Жара становилась окончательно невыносимой. Вдали раздался лай, начал приближаться.

Собака вымахнула на пригорок, остановилась. Лех и Ниоль заторопились к ней. Она спустилась в небольшую долинку. Здесь, на песчаной проплешине, был вмят отчетливый, недавний отпечаток сапога.

Человеческий след!

Они пошли за собакой вдоль долины. Путь преградила огромная заваль пустых консервных банок. Было страшной мукой идти по ним: при каждом шаге нога проваливалась, банки с грохотом выскакивали из-под ступни, ржавчина столбом поднималась, повисала в неподвижном воздухе. Лех и Ниоль несколько раз сваливались поодиночке, потом взялись за руки. Собака прыгала впереди, опустив нос, принюхиваясь.

Банки кончились, началась заваль пластмассовых пакетов из-под молока. Упругие, они тоже выскакивали из-под ног, но здесь хоть падать было мягче. Теперь Лех и девушка двигались в теснине среди неоконченных строений, пробирались как бы по улице, затопленной пакетами.

Силы быстро покидали обоих, они остановились отдышаться.

— Эй!

Ниоль и Лех обернулись.

На кигоновой стене стоял человек в ярко-зеленом комбинезоне.

Через полчаса, напоенные, накормленные, они блаженно возлежали на брезентовом ковре в палатке начальника экспедиции. То была группа, разыскивающая подземную магнитную дорогу. Узнав о том, что туда можно проникнуть рядом с отелем, зеленый начальник отдал своим приказ свертывать лагерь, а сам, обрадованный, словоохотливый, подливал гостям в стакан сельтерскую из морозильника.

— Пейте, пейте. Угостить путника — закон пустыни. Для нас счастье, что вы встретились. Четвертую неделю разыскиваем дорогу — правительственное задание. В каких-то блоках памяти есть, конечно, полная информация о ней, но попробуй найди блоки. Вообще, так дальше продолжаться не может. Сложнейшая технология требует именно централизованного, единого руководства. У нас же один в лес, другой по дрова, а третий знает, да не скажет, потому что ему невыгодно.

— Как вы ищете дорогу?

— Обыкновенно. Бурим. Думаете, легко найти? Во-первых, она очень глубоко. А потом тут ведь вся почва нашпигована — трубы, кабели, всевозможные склады, резервуары. Сам черт ногу сломит. Приборы не берут, путаются. Буры все время приходится менять, потому что натыкаемся на металл… Пустыня сама, кстати, мало изучена. Карт нету. Собирались делать топографическую съемку, но пока дальше разговоров не пошло. Из Географического общества один путешественник взялся было исследовать Великую Баночную Заваль, которая рядом начинается. Обошел ее кругом за несколько дней, а внутрь потыкался-потыкался и отстал. По этим банкам никакой транспорт не идет. Он просил верблюдов из зоологического сада, не дали… Я, например, знаю, что на северо-западе есть озеро машинного масла и поблизости перфокартные горы. Облетел их на вертолете, но сверху-то не определишь глубину структур, особенности.

— Но здесь есть племена. Разве не могут помочь?

— Дикие — что с них проку? Оседлое племя, канон, тут недалеко, кстати. Хорошо, что вы на них не наткнулись.

— Почему?

— Берут в плен, и не вырвешься. Такая у них религия. Считают, что наступает конец света, и в последний час цивилизации все должны только наслаждаться. Там командует женщина-гипнотизер. Кто к ним попал, стараются усыпить, наркотиками накачивают.