Уже взрослому, и то лишь осторожными намеками матери, мне дано было понять, что последний сенокос в том году означал для семьи, для всего рода, конец вольной жизни. Деда выслали в Заполярье. Тётю выгнали с рабфака. Отец в армию успел уйти не как раскулаченный, только потому его перелом не задел. Коня забрали в район, в партийную спецконюшню. Дом разграбили. Сено с повети, которое на снимке еще в валках, свезли в общественный амбар.
Через год, правда, после окончания "головокружения", деду позволили вернуться с Печоры в родную деревню с условием, что будет служить колхозу верой и правдой. Разрешили ему в его собственной кузнице раздуть меха на благо коллектива. Трудиться за палочки.
Есть снимок той поры. Возле кузницы на колоде сидит дед с мужиками. Пьют водку. Сделан снимок, скорее всего, уже плёночной камерой. Сушили, видимо, на стекле, под содовым раствором. Промыли плохо. К стеклу прилипло. Пришлось отдирать. Осталась язва на углу карточки…
Нынче год как раз 2009. Круглая дата. В деревне меня опять потянуло открыть старинный альбом, взглянуть на снимок восьмидесятилетней давности. Более того, вынул фото из угловых прорезей. Пошёл с ним на точку съёмки.
Луг этот называется Заполоски. Уходит косогором к опушке леса. Он теперь раза в три меньше, чем был в год "последнего сенокоса". Но точка съёмки еще не заросла. Встаю на эту точку. И свою "мыльницу" нацеливаю по визиру двадцать девятого года. Смотрю в окуляр, сравниваю натуру с изображением на старой фотографии.
На фотографии двадцать девятого года лес за деревней едва виден. И травы нигде ни былинки. Скошена. Выедена скотиной до мха. И на этом гигантском "поле для гольфа" в ряд вдоль берега реки - тридцать домов. Шесть гуменников. Несчетное количество амбаров, овинов, бань. На отшибе - кузница деда. На холме - токарня Павла Филимоновича, колёсных дел мастера. Рядом мастерская шорника Сергея Федоровича.
На одном конце деревни - мельница. Колесо металлическое. И пешеходный мост.
На другом - горбатый мост, грузовой, для подвод. Мост действовал в любой паводок и выдерживал ледоход.
В деревне сто двадцать жителей. История её насчитывает пятьсот лет. До того здесь русского человека не было. Сплошная тайга и редкие землянки первобытных угорцев. Свободные, черносотенные мужики и бабы цивилизовали её, сделали пригодной для жизни и радости.
Это на альбомном снимке. Теперь нацеливаю глаз в окуляр японской "мыльницы".
Вижу матерый лес по всей панораме. Реки не видать - в ивовом и ольховом тоннеле течёт. Переправа только вброд.
Крыши трех оставшихся домов едва различимы в зарослях. Два дома дачных. Но и они уже брошены. Один - хозяйственный.
В нём зимует, прозябает последний из могикан, престарелый внук успешного изготовителя тележных колес Павла Филимоновича, с "подругой", как он выражается. Сдаёт внаём свою "двушку" в райцентре. На выручку да на пенсию коротает дни с коровой и поросёнком…
Лицезрею потоп. Лесной, таёжный, сосновый да осиновый.
Конец света.
В этой деревне огни погашены.
Вот она была и нету.
Попала под расправу.
Сенокос успешно завершен.
Владимир Бондаренко ПОЭЗИЯ ХХ ВЕКА
И опять обзор поэзии, рейтинг 50 ведущих поэтов ХХ века, опубликованный в предыдущем номере, вызвал в первые же дни после выхода газеты более ста откликов в интернете. Рад, значит, всё-таки, читают ещё стихи. И то, что спорят, тоже замечательно. Если честно, то я ещё до публикации первого списка поэтов ХХ века составил примерный альтернативный список, в ожидании, что те же имена в основном предложат и читатели. Либеральные читатели меня не подвели, так же, как и простые любители поэзии. Весь ряд имён, от Окуджавы до Рождественского, от Галича до Ходасевича был назван. Даже с явным перебором. Я согласен с выбором Ходасевича, Адамовича, Сосноры, Окуджавы, но не хочу и не могу считать ведущими поэтами ХХ века предложенных читателями Маргариту Алигер, Льва Ошанина, Веру Инбер, Анатолия Мариенгофа и других поэтов откровенно третьего ряда. И дело не в национальности этих поэтов. Писал когда-то отнюдь не крутой патриот Андрей Вознесенский: "Как нам ошанины мешали встретиться…" Вот и мне неохота с ними встречаться в списке лучших русских поэтов ХХ века. Удивили мои родные патриоты. Обратил внимание на то, что большинство "крутых патриотов", изгаляясь над либеральными поэтами из моего списка, сами не предложили ни одного мало-мальски значимого русского поэта. Я же специально для них оставил за бортом первого списка и Анатолия Передреева, и Алексея Прасолова, и Бориса Примерова, и Владимира Цыбина, и Валентина Сорокина и Егора Исаева. Никого не назвали. Увы, думаю, не включил бы я в список, к примеру, Юрия Кузнецова и Татьяну Глушкову, Станислава Куняева и Глеба Горбовского, и их бы никто из патриотов не предложил. Жаль, но поле боя на пространстве литературы патриоты сами оставляют либералам. Приходится мне в альтернативном списке уже от себя вновь предлагать с десяток ярких поэтических имён, не вошедших в первый список. Не знают русскую национальную поэзию - своих национальных поэтов - наши "крутые патриоты". Поразительно, но они предпочитают выискивать и прославлять ненавистных им инородцев, но не своих родных соплеменников. К примеру, вот с издевкой прислал свой список некто Анатолий Александрович: "Как вам такой список из 40 (ещё 10 придумайте сами) - саша чёрный, мандельштам, пастернак, ходасевич, эренбург, безыменский, голодный, светлов, багрицкий, сельвинский, парнок, довид кнут, маршак, самойлов, слуцкий, коган, уткин, всеволод багрицкий, бергольц, алигер, инбер, рейн, сапгир, найман, высоцкий, галич, бродский, рубинштейн, иртеньев (игорь моисеевич), ошанин, винокуров, ваншенкин, межиров, кушнер, танич, мориц, лосев (лившиц), парщиков (рейдерман), кублановский и примкнувший к ним евтушенкер…" Славно потрудился, добавим тогда уж по его просьбе ещё десяток: Гандлевский, Бурлюк, Шершеневич, Алтаузен, Бунимович, Коржавин, Левитанский, Козловский, Салимон, Лившиц… Что из этого следует? Из них значимых крупных русских поэтов - примерно 15, и никуда от этого не денешься. И потом, надо ли так легко отдавать чужой культуре и Ходасевича, и Высоцкого, и Кублановского? Надо ли забывать об осознанном отторжении от еврейства в себе в пользу русскости и русской культуры и Пастернака, и Мандельштама, и Бродского? Но самое главное - где же ваш список, Анатолий Александрович, любимых русских поэтов? Не знаете и не желаете знать. Этакая теория осознанного бескультурья, мол, нам, русским, культура и поэзия ни к чему. Пожалуй, их мнение наиболее чётко выразил некто "читатель". Не знает он большинства поэтов и не хочет знать, а тот, кто, подобно мне, предлагает свою трактовку - просто выпендривается, "вот смотрите, какой я умный и осведомлённый…" К тому же при своей необразованности, они даже не догадываются, что некий "Даниель Хармс" вовсе не из еврейских эмигрантов ("И кто такой Даниель Хармс? Почему я о нём ничего не знаю? Наверное, ещё один эмигрант", - пишет Анатолий Александрович, признаваясь в своей полной поэтической безграмотности), а предельно русский по всем корням Даниил Иванович Ювачев, кстати, как и все его собратья по ОБЕРИУ, от Заболоцкого до Введенского и донского казака Николая Олейникова. Такая чисто русская группировка позднего авангарда. Их приёмами потом воспользовался Самуил Маршак, заклеймив своих конкурентов как лютых антисоветчиков. Такой же чисто русской была группировка, сложившаяся в Петергофе вокруг художника Владимира Стерлигова. На всякий случай хочу сказать нашим "крутым патриотам", что практически все лидеры русского авангарда ХХ века - наши братья-славяне: Василий Кандинский, Павел Филонов, Владимир Татлин, Владимир Маяковский, Велимир Хлебников и другие. Даже Казимир Северинович Малевич - чистый поляк, а Всеволод Мейерхольд - из русских немцев. Разве что еврейский почвенник Марк Шагал преуспел в ярко-красочном воспевании своей витебской местечковости. "Крутые патриоты" вообще очень легко отдают во всём пальму первенства инородцам, мол, поработили русский народ. Но не для них я пишу, а для тех моих сородичей, кто или хочет знать (хотя бы для информации), или хочет уяснить для себя иерархию русской литературы ХХ века, не обязательно во всем соглашаясь со мной. Пожалуй, только Вольга в противовес евтушенкам поставил Марину Струкову. Я тоже, как и Вольга, ценю поэзию Струковой, но давайте оставим её поэзию ХХI веку, не будем тянуть её в ушедший ХХ век.