Здание было очень современное, в нем царила восхитительная и тревожная тишина. Вместо звонков бесшумно зажигались и гасли лампочки, словно здешние обитатели сигнализировали друг другу о важнейших и неотложных новостях. Тишина теперь, когда они перестали слышать свист и вздохи, стояла такая, какая бывает на потерпевшем крушение корабле: машины перестали работать, и ухо ловит только зловещий плеск воды в отсеках.

– Вот и шестой номер, – сказал мальчик.

Если бы не хромированная цифра, дверь нельзя было бы отличить от стены, словно здешние обитатели были изолированы. Мальчик сунул в скважину отмычку и толкнул дверь внутрь. Роу едва успел произнести: «Я только поставлю чемодан», как дверь за ним захлопнулась. Мистер Траверс был, видимо, очень влиятельное лицо; он отдал распоряжение, и, если Роу его не выполнит, ему самому придется искать дорогу назад. Во всей этой бессмысленной истории было что-то увлекательное; теперь, когда он уже все решил и справедливость и обстоятельства требовали, чтобы он покончил с собой (оставалось только выбрать способ), он мог насладиться превратностями судьбы. Гнев, раскаяние, ненависть – все это кипение чувств слишком долго заслоняло от него дурацкий лик жизни. Он отворил дверь гостиной.

– Ну, это уж слишком, – сказал он. Там была Анна Хильфе.

– Вы тоже пришли к мистеру Траверсу? Разве и вы интересуетесь художественным садоводством?

– Я пришла, чтобы повидать вас…

Наконец-то он имел возможность ее разглядеть. Она была очень маленькая, тоненькая и выглядела слишком молодо для того, что пришлось ей испытать; здесь, вне служебной обстановки, она не казалась и деловитой, словно она только играла в деловитость, да и то лишь>; когда под рукой были игрушки взрослых: письменный стол, телефон, черный костюм. Без всего этого она про сто радовала глаз и казалась очень хрупкой, но он-то знал, что даже жизнь не могла ее сломать. Все, что ей удалось, – это начертить несколько морщинок возле глаз, ясных и широко открытых, как у ребенка.

– Вам тоже нравится машинерия в парках? – спросил он. – Статуи, которые выбрасывают струю воды?

Сердце его забилось, когда он ее увидел, словно он юноша и пришел на первое свидание в кафе или во двор провинциальной гостиницы, где шли танцы… На ней были старенькие синие брюки – она подготовилась к ночной бомбежке – и вишневый джемпер. Он меланхолически подумал, что более красивых бедер, чем у нее, ему не приходилось видеть.

– Ничего не понимаю, – сказала она.

– Как вы узнали, что я потащу мистеру Траверсу тяжелейшую груду книг – кто бы он ни был, этот мистер Траверс? Я ведь сам об этом узнал десять минут назад.

– Я не знаю, какой предлог они выдумали, чтобы вас заманить. Уходите. Я вас прошу!

Она выглядела ребенком, которого приятно подразнить, без всякого зла конечно; в конторе ей можно было дать лет на десять больше.

– А тут неплохо обслуживают, – сказал Роу. – Смотрите, целая квартира для человека, снявшего номер на одну ночь. Можно сесть, почитать книгу, приготовить обед. – Комната была разгорожена бежевой портьерой, он отдернул ее и увидел двуспальную кровать, телефон на тумбочке, книжную полку. – А что там? – он открыл дверь. – Видите, тут есть и кухня с плитой, и прочее. – Роу вернулся в гостиную. – Живя здесь, можно забыть, что это не твой дом. – Беззаботность прошла, это настроение длилось у него какую-нибудь минуту.

– Вы ничего не заметили? – спросила она.

– В каком смысле?

– Для журналиста вы не слишком наблюдательны.

– Вы знаете, что я был журналистом?

– Брат разузнал о вас все.

– Все?

– Да. – И она повторила: – Вы ничего не заметили?

– Нет.

– Мистер Траверс не оставил здесь и обмылка. Посмотрите в ванной. Кусок мыла даже не распечатан.

Роу подошел к входной двери и запер ее на засов.

– Кто бы он ни был, ему сюда не войти, пока мы не поговорим. Мисс Хильфе, прошу вас, объясните мне толком – видно, я туп, – откуда, во– первых, вы узнали, что я здесь, и зачем вы сюда пришли?

Она заупрямилась:

– Как я узнала, не скажу. А зачем – я прошу вас поскорее уйти отсюда. Помните, в прошлый раз я оказалась права, что вам позвонила.

– Да, вы были правы. Но чего вы волнуетесь? Вы же говорите, что знаете обо мне все…

– Вы никому не причиняете зла, – сказала она просто.

– Зная все, вам не стоит беспокоиться.

– Я люблю справедливость, – сказала она, словно признаваясь в какой-то причуде.

– Да, если ее встречаешь, это вещь хорошая.

– Но они ее не признают.

– Кто? Миссис Беллэйрс и каноник Топлинг?.. – Все было слишком сложно, у него не было больше сил бороться. Он сел в кресло – в этом эрзац-доме полагались кресло и кушетка.

– Каноник Топлинг – человек хороший, – сказала она и вдруг улыбнулась. – Но мы говорим такую чушь!

– А вы скажите брату, чтобы он обо мне больше не беспокоился. Я сдаюсь. Пусть убивают, кого хотят, – я выхожу из игры. Уезжаю.

– Куда?

– Неважно. Они меня не найдут. Я знаю такое место… Но им и не к чему меня искать. По-моему, они боялись, что я их найду. Теперь уж я, наверно, никогда не узнаю, в чем там было дело. Кекс… и миссис Беллэйрс.

– Они – плохие люди, – решительно сказала Анна и словно расправилась с ними этой простой фразой. – Я рада, что вы уезжаете. Нечего вам в это вмешиваться. – И, к его удивлению, добавила: – Я не хочу, чтобы вас снова заставили страдать.

– Как же так?! – удивился он. – Вы же все про меня знаете. Вы наводили справки. – И он повторил за ней ребяческие слова: – Я тоже плохой человек.

– Ах, мистер Роу. Сколько я навидалась плохих людей там, откуда приехала! А вы не такой, у вас не те приметы. Вы слишком мучаете себя тем, что было и прошло. Говорят, в Англии – справедливый суд. Что ж, они вас и правда не повесили… Ведь убийство было из жалости, об этом писали даже газеты.

– Вы читали газеты?

– Да, все до единой. И даже видела фотографии. Вы прикрыли лицо газетой… – Он слушал ее с немым удивлением. Никто с ним так открыто об этом не разговаривал. Ему было больно, но это была та боль, которую чувствуешь, когда льешь йод на открытую рану, такую боль можно стерпеть. – Там, откуда я приехала, я видела много убийств, но ни одно из них не было убийством из жалости. Не мучайте себя. Дайте себе волю.

– По-моему, нам надо решить насчет мистера Траверса…

– Уходите, вот и все.

– А что будете делать вы?

– Я тоже уйду. Я тоже не хочу попадать в беду. Но Роу сказал:

– Если они ваши враги, если они вас обидели, я останусь и поговорю с мистером Траверсом.

– Да нет же, – сказала она. – Это не мои враги. Это ведь не моя родина.

– Кто же они такие? – спросил Роу. – Не понимаю. Они ваши или мои соотечественники?

– Такие, как они, есть повсюду. – Она протянула руку и несмело дотронулась до его руки, словно хотела проверить, какой он на ощупь. – Вы думаете, что вы плохой, но вы просто не могли видеть мучений. А они сколько угодно могут смотреть, как мучаются люди, и им ничего. Им все равно.

Он мог бы слушать ее часами; ему стало жаль, что он должен убить себя, но у него не было выбора. Разве что он предоставит сделать это палачу.

– По-видимому, если я дождусь мистера Траверса, он выдаст меня полиции.

– Я не знаю, что они сделают.

– А этот маленький ловкач, торгующий книгами, видно, тоже в этом замешан. Сколько же их?

– Ужасно много. И с каждым днем все больше.

– Но почему они знали, что я останусь, когда принесу книги? – Он взял ее за руку, за маленькую худую кисть, и грустно спросил: – А вы, неужели вы тоже с ними?

– Нет, – сказала она просто, не вырывая у него руки и констатируя факт. У него создалось впечатление, что она не лжет. У нее, быть может, хватает разных пороков, но не этот, самый вульгарный из всех.

– Я и не думал, что вы с ними, – сказал он, – но тогда… тогда, значит, они хотели, чтобы мы оба очутились здесь… Они хотят зла нам обоим.