Ясновидящая дама передала Дине Макаровне по телефону, что Морфи пожал руку невидимому противнику в знак признания ничьей.

Я победоносно посмотрел на своих друзей-шахматистов, на прозаика и драматурга. Ну что, снобы?

Главный редактор молодежного журнала был человеком увлекающимся. Огромного роста, с неседеющей кудрявой головой купидона, он с неуемной энергией набросился на меня, требуя популярной статьи о проведенном эксперименте. Он любил «научные сенсации», а меня считал мастером по таким делам, заработавшим на них немало заживших шрамов.

Я, может быть, и на этот раз рискнул бы на такое выступление в печати, если бы не то, что последовало за памятным вечером. Кинозрители расходились тогда, посмотрев на экране вымышленную ситуацию на вымышленной планете, не подозревая, что рядом за дверью, ведущей с главной лестницы, по которой они шли, произошло реальное, но поистине фантастическое событие в наше время на нашей Земле. Но дальше было еще фантастичнее!..

Михаил Михайлович вызвал меня телеграммой в аэропорт, куда прилетал из-за океана. Мы были с ним в очень хороших отношениях, но встречать его на вокзале мне пока не приходилось. Я понял, что у него были на то веские основания.

Самолет «Панамерикэн» с зарубежными опознавательными знаками шел на посадку.

Мне удалось прорваться на летное поле вместе с почитателями наших спортсменов, удачно выступивших за океаном. Очевидно, ради них и были смягчены обычные аэродромные строгости.

Один за другим спускались по трапу молодые, дышащие здоровьем люди, на лету подхватывая брошенные им букеты цветов.

А я с некоторым превосходством смотрел на всех и думая о том, что ТОГО, кто перешагнул порог времени и организовал «матч антимиров», никто не замечает, не приветствует, не засыпает цветами… Признаюсь, я имел в виду не показавшегося на трапе грузного Михаила Михайловича роль которого в организации матча мне уже казалась второстепенной, — я имел в виду самого себя…

Михаил Михайлович сошел на поле одним из последних. Мы обменялись с ним рукопожатием.

— Но какова позиционная ничья? — сразу начал Поддьяков. — Два коня против ферзя с пешкой! Каково!

Я недоуменно уставился на него. Откуда он знает? Я не сообщал ему текста сыгранной с Морфи партии.

— Гроссмейстер, — профессор назвал одно из самых громких шахматных имен Запада, — в восторге от выдумки своего противника. Она поистине достойна Морфи.

— Как так Морфи? — запротестовал я. — Морфи играл черными, а позиционную ничью сделали белые.

Михаил Иванович улыбнулся.

— Это у вас тут Морфи играл черными, а там, за океаном, Морфи играл БЕЛЫМИ. Черными согласился играть первый гроссмейстер Запада.

— Он поверил в ясновидение?

— Там многие этому верят. А вот как у вас тут поверили? — И он с улыбкой развел руками.

Я чувствовал себя уничтоженным:

— Значит, гроссмейстеры играли не с Морфи, а между собой? — упавшим голосом спросил я.

— Конечно. Иначе партии бы не было! Ведь мы же договорились сделать вклад в шахматную науку.

— Как же передавались ходы? А клерк из Нью-Орлеана?

— Банковский служащий нам много помог. Вы, конечно, помните о знаменитых опытах с подводными лодками? На борту их находилось перципиенты, угадывавшие карты, которые предъявляли им на берегу «индукторы», находящиеся за тысячами километров.

— Да, я слышал, но не придавал значения.

— И напрасно! Один из этих перципиентов и был Нью-Орлеанским банковским служащим. Ему удалось установить контакт с вашей юристкой. Оба думали, что они общаются с прошлым, и передают ходы великого Морфи. Хотя на деле связь с прошлым и не была установлена, все же результат эксперимента едва ли нужно считать отрицательным. Тем более что аналогичный эксперимент был проведен с одним из американских космонавтов, находившемся на Луне. Правда, есть сомнения в чистоте эксперимента, кстати сказать, неофициального, если не нелегального.

— Но у нас? Есть же шахматная партия!

— Что бы ни случилось, она пусть украсит шахматные издания. Отчет же об эксперименте — соответствующее отделение Академии наук.

— Кесарево — кесарю, — уныло сказал я и решил не писать для молодежного журнала статьи о победе над временем.

Вместо нее я написал этот рассказ, а позицию из партии переработал в шахматный этюд.

Поблескивая окнами в лучах заходящего солнца, змейка поезда проворно скользила в горах Таракузы. Прижимаясь к обрывистому склону ущелья и стремительно пролетая по ажурным мостам над быстрыми горными речками, экспресс все глубже втягивался в горы.

Ущелье угрожающе сужалось, как бы стараясь зажать в своих гранитных объятиях стремительную беглянку, но она проворно ныряла в туннель и появлялась с другой стороны скалы, продолжая свой бег.

Рут Горн стоял у окна вагона, любуясь суровой красотой этого края, неприступными скалами, бешеной неукротимостью седых клокочущих потоков, дикой прелестью редких деревьев, цепко держащихся корнями за еле заметные трещины в граните.

Маленькая станция Лоретта. Горы отступают от железной дороги, давая возможность разместиться небольшому поселку из нескольких десятков живописных» домиков, которые как бы прилепились к скале.

Поезд стоит здесь одну минуту, и как только Рут покинул вагон, вновь устремился вперед, исчезая в очередном тоннеле. На станции безлюдно, лишь один полицейский сержант появился на платформе.

— Господин Горн?

— Вы не ошиблись.

— Старший инспектор Рубер поручил мне встретить вас, прошу пройти к машине.

Полицейский взял из рук Горна чемодан и они направились к стоящему у станционного здания автомобилю. Машина рывком тронулась с места и выехала на извилистую горную дорогу.

Полицейский сержант-рослый здоровяк, из-под форменной фуражки выбиваются непослушные пряди рыжих волос, его широкое лицо с крупными чертами выражает добродушие, свойственное смелым и сильным людям.

— Вы местный? — спросил Горн своего спутника.

— Да, — его руки с ювелирной точностью поворачивали баранку, строго повторяя причудливые изгибы шоссе.

— Странно, зачем я понадобился Руберу, что за чудеса происходят в вашем замке?

Лицо сержанта помрачнело, некоторое время он молчал, обдумывая, по-видимому, ответ.

— Да чертовщина какая-то… Не знаю даже, как вам объяснить. Не то духи, не то привидения завелись.

— Вот как? Значит, полиция занялась ловлей привидении?

— А вы не смейтесь. Сколько я служу в полиции, ни о чем подобном не слышал.

— Гм… Так что же там все-таки происходит? Честно говоря, я не особенно верю в сказки о привидениях.

— Какие там сказки. Три покойника за неделю и никаких следов убийцы. И все в этом проклятом замке Эвелин.

Сержант замолчал. Разговор явно не клеился. Машина всей мощью заключенных под ее капотом лошадиных сил карабкалась все выше в горы. Сразу после захода солнца стало темно. Яркие лучи фар вырывали из мрака белые столбики ограждения, которые веселой гурьбой бежали навстречу машине. Иногда дорогу преграждали отвесные скалы, и казалось, что дороги дальше нет, но руки сержанта в последний момент поворачивали рулевое колесо, и машина почти вплотную проходила около гранитных исполинов по узкой ленте асфальта, вьющейся вдоль бездонной пропасти.

Неожиданно появилась полная пуна и серебристым светом озарила окрестности. Теперь горы отбрасывали длинные тени, что придавало пейзажу какую-то фантастическую нереальность. Еще несколько поворотов, и перед взором Горна возник совершенно сказочный силуэт средневекового замка, венчающего остроконечную скалу. Его башни, устремленные ввысь, резко очерченные призрачным лунным светом, создавали впечатление легкости и воздушности. Казалось, замок был высечен из скалы и являлся ее логическим завершением.