— Боря… Если обидел, извини. Я не хотел.

Иванов с облегчением вздохнул. Он сам хотел извиниться, но Прохоров его опередил.

— О чем ты, Леня. Ты меня извини. Я был не прав… на все сто. Забудем.

— Забудем. Вообще, спасибо за Кудюма. Этот «европеец» — фигура любопытная.

— Очень. Вообще, Леня, у меня есть одно предположение. Хочешь послушать?

— Конечно.

Иванов оторвал взгляд от летящего слева моря, повернулся к Прохорову:

— Все говорит о том, что бандитов двое. Первый — «кавказец», он же «племянник», убивший Садовникова и ограбивший Гарибова и Палина. Теперь засветился второй, «европеец». И все же я склоняюсь к выводу другому: никаких двух бандитов нет. Есть один человек. «Кавказец» он же «европеец». И знаешь, почему я сделал такой вывод?

— Почему?

— Из-за последних слов Садовникова. Ты ведь их помнишь?

— Естественно. «Черные усы. Что-то от кавказца». Эти слова зафиксированы в протоколе допроса.

— Эти слова произнес умирающий человек. Произнес невнятно, еле слышно. Так ведь?

— Так. Я об этом не забыл. Ты хочешь сказать, Садовников хотел сообщить что-то другое?

— Именно.

— Но… мы же с тобой тысячу раз крутили эту фразу. И так, и этак. Каких только вариантов не было. «Передать что-то от кавказца», «узнать что-то от кавказца» и так далее.

— Все правильно. Но сейчас, после допроса Кудюма, проясняются некоторые детали.

— Например?

— Например, я теперь убежден, что «европеец», он же «кавказец», служил в органах. Кудюм не мог ошибиться, у него глаз наметанный, чутье на милицию. Но был уволен. Служи он и сейчас, добыл бы оружие другим путем. Поэтому он отлично знал, где перерубить провод. Знал, что, увидев светофор «на черном», Садовников сойдет вниз. Знал, что ремонтная бригада приедет не раньше, чем через полчаса. Ну и самое главное — он был знаком с Садовниковым. Может, они где-то вместе служили. А скорее всего, были вместе на каких-нибудь курсах переподготовки. Но Садовников мог не знать, что его знакомый уволился из органов.

— Очень похоже. Дальше?

— Дальше… «Европеец» изменил внешность. Наклеил усы, надел парик. Использовал паспорт Нижарадзе, остановился в «Алтае». Утром, часов в пять, подъехал на Ленинские горы. И, дождавшись, пока Садовников начнет ходить вдоль обрыва, подошел. Естественно, предварительно сняв черные усы. Поздоровались, поговорили. О чем — неважно. Главное, Садовников не ждал ничего плохого. Поэтому по какой-то причине отвернулся. Для «кавказца» этого было достаточно. Нанеся два удара, он оттащил Садовникова под обрыв. Взял пистолет. И вот тогда… Тут я рискну высказать одно предположение.

— Какое?

— Помнишь, следы показали, что «кавказец» какое-то время стоял около умирающего. Так вот, «кавказец», будучи уверен, что Садовников вот-вот умрет, снова наклеил усы при Садовникове! Его он уже не опасался. Для всех же остальных — в том числе возможных свидетелей, от которых, это «кавказец» прекрасно знал, не застрахуешься, — необходимо было сохранить прежнюю внешность. Садовников, когда подоспела помощь, пытался сообщить главное: убийца изменил внешность, налепив черные усы. Но сил уже не было.

Некоторое время Прохоров молчал, разглядывая дорогу, петлявшую в скальном перевале. Затем ответил:

— Знаешь, Боря… Все, что ты рассказал, звучит довольно серьезно. Особенно… с бывшим работником милиции.

— Я тоже так думаю.

— Значит, будем заниматься… бывшими сотрудниками. Да?

— Будем. Но «зацепить» кого-то, тем более в ближайшие дни, будет не так просто. Таких бывших милиционеров в одном Сочи — несколько тысяч. Не знаю, как ты, но я лично больше рассчитываю на свой вариант.

— На Баграта Чубиева?

— Да. На Баграта Чубиева.

С Прохоровым Иванов для верности попрощался в самолете. Во Внуково, сойдя с трапа, посмотрел, как следователь пошел к стоянке такси, и двинулся влево, к отделению воздушной милиции. Вскоре увидел в темноте присыпанную хлопьями снега знакомую «Волгу». За рулем сидел Линяев.

Усевшись рядом, Иванов бросил:

— Привет. Как Москва?

— В порядке, Борис Эрнестович.

— Надеюсь, шеф не ушел?

— Нет. Ждет вас.

— Давай в управление. И чем скорее, тем лучше.

В управлении Иванов доложил начальству о результатах пребывания в «Жемчуге» и о том, что рассказал Кудюм.

Отложив карандаш, генерал посмотрел в упор:

— Борис, тут кое у кого возникли сомнения в твоем плане. Насчет трех засад: у Шестопалова, Кутателадзе и у тебя самого. Я, конечно, отстаивал все эти засады, но… Как бы это тебе объяснить…

«Что ж, — подумал Иванов, — всего этого я ждал».

Генерал помедлил, переложив что-то на столе, потом продолжил:

— Твои выкладки заманчивы. Но возражения тоже справедливы. Согласись, вся наша заманчивая версия основана только на одном аргументе — предчувствии Шестопалова.

Иванов понял: в его отсутствие многие в управлении требовали отмены его плана как бесперспективного. Тихо, но твердо сказал:

— Иван Калистратович, версия основана еще и на наших общих расчетах.

Сейчас, после поездки в Сочи и Гудауту, Иванов укрепился в уверенности, что или сам «кавказец», или кто-то из его сообщников наверняка связан с «Жемчугом». И еще — на Палине и Гарибове «кавказец» не остановится.

— Может, решимся на что-то другое? — сказал генерал. — Ведь сочинцы пока не могут ничего нащупать?

— Согласитесь, Иван Калистратович, если бы они что-то нащупали, мой вариант был бы уже никому не нужен. Прошу: утвердите план. Под мою ответственность.

— Ладно, действуй. Другого выхода все равно нет.

Услышав телефонный звонок, Иванов снял трубку:

— Да, слушаю вас?

— Иван Петрович? — спросил женский голос.

Иваном Петровичем звали его предшественника.

— Нет, это не Иван Петрович. Иван Петрович перешел на другую работу. Не знаю куда. Позвоните в отдел кадров.

Положил трубку. Хотя Ивана Петровича спрашивали в день по нескольку раз и, наверняка, будут еще не раз спрашивать, каждый телефонный звонок рождал в Иванове некую надежду. Каждый раз ему казалось: это «кавказец». Впрочем, «кавказец» действительно мог позвонить перед визитом, чтобы проверить, на месте ли Баграт Элизбарович.

Иванов сидел в своем новом кабинете заведующего 3-го МПТО «Стеклотара» и смотрел в окно. Это учреждение не занималось непосредственно сбором посуды, а лишь координировало работу многих точек. Размещался пункт в пристройке к продовольственному магазину. Небольшая площадка за окном, заставленная машинами и штабелями пустой тары, была настоящим лабиринтом. Эта обстановка, по тайному расчету Иванова, должна была стать дополнительным соблазном для «кавказца». Скрыться в таком захламленном дворе легко.

Засада была хорошо продумана. Всю рабочую смену Иванова в одной из комнат пристройки дежурили два оперуполномоченных. Стоило ему при появлении «кавказца» нажать скрытую в ножке стола кнопку, и они, услышав звонок, начнут действовать по разработанному до последнего движения плану.

Иванов посмотрел в окно. Увы! Несмотря на все приготовления, «кавказец» и не думал здесь появляться. В НИИ «Дорстрой» и на мясокомбинате его тоже пока не замечали. Рассматривая двор за окном, на котором разворачивалась тыловая жизнь магазина, Иванов с тоской подумал о том, сколько он видел в жизни таких «хорошо разработанных планов» — прекрасных, отлично продуманных, учитывающих, кажется, все возможные неожиданности, — кончавшихся полной неудачей. Не оправдались пока надежды и на сочинцев. Поисками следов «кавказца» и «европейца» они занимались довольно активно, но не так-то просто было выяснить, кто из бывших сочинских работников милиции мог в последние годы иметь контакт с Садовниковым.

Оранжевый комбинатский «Москвич» остановился около дома в половине седьмого вечера. Ираклий Кутателадзе посмотрел на водителя — смуглого худощавого парня, к которому уже успел привыкнуть. Новый водитель Андрей внешне был очень похож на комбинатского водителя, только тот любил поболтать, а этот — молчун.