– Ой, да полно, – уклончиво ответила она.

Брунетти выдержал паузу; он хотел, чтобы она сама догадалась, насколько неубедительно прозвучал ее ответ. Наконец она выдавила:

– Ну, с ним было уже не так весело, по крайней мере в последнее время. Он был какой-то вялый, говорил, что плохо себя чувствует. Дошло до того, что он только и делал, что жаловался, как ему плохо, как он устал. В конце концов мне надоело слушать его нытье или наблюдать, как он начинает клевать носом прямо в машине; так что вот…

– А врачу он показывался?

– Да. Сразу после того, как сказал, что перестал чувствовать запахи. Роберто и до этого на дух не переносил табачного дыма, – он в этом плане был хуже любого американца, – но теперь он ничего не чувствовал, так что в конце концов решил показаться врачу.

– И что сказал врач?

– Что у него все в порядке. – Немного подумав, она добавила: – Небольшое расстройство, вот и все. Доктор выписал ему какое-то лекарство.

– И?

– Полагаю, лекарство помогло, – презрительно бросила она.

– Но он по-прежнему продолжал жаловаться на недомогание?

– Да. Все время повторял, как ему плохо, а доктора твердили, что он здоров.

– Доктора? Роберто еще к кому-то ходил?

– Думаю, да. Он упоминал о каком-то специалисте из Падуи. Вот тот-то и сказал Роберто, что у него анемия, и тоже прописал какие-то пилюли. Но вскоре после этого случилось… Ну, словом, то, что случилось. Роберто исчез.

– А вы-то сами как думаете, он был болен? – спросил Брунетти.

– Ой, да не знаю я, – она скрестила ноги, демонстрируя еще более оголившиеся ляжки, – вообще-то он любил быть в центре внимания.

Брунетти постарался, чтобы следующий вопрос прозвучал как можно деликатней:

– Он как-нибудь оправдывался перед вами, стараясь убедить вас, что действительно… м-мм… плохо себя чувствует?

– Что значит «оправдывался»?

– Ну, не замечали ли вы, что он в последнее время… м-мм… утратил к вам интерес?

Она посмотрела на него так, будто он свалился с Луны.

– Вы имеете в виду секс? – Брунетти кивнул. – Да, он потерял к этому всякий интерес. Вот вам еще одна причина, по которой я решила его бросить.

– А Роберто догадывался о ваших намерениях?

– Мне так и не представилось случая ему об этом сказать.

Брунетти потребовалось какое-то время, чтобы обдумать ее слова; наконец он спросил:

– А почему вы в тот вечер отправились на виллу?

– Мы задержались на вечеринке в Тревизо, и Роберто было неохота возвращаться в Венецию на ночь глядя. Вот мы и решили заночевать на вилле, а уже утром вернуться в город.

– Понятно. Помимо того, что он, как вы говорите, все время жаловался на недомогание, не было ли в его поведении чего-нибудь странного, необычного в течение последних недель перед похищением?

– Вы это о чем?

– Может, он переживал, нервничал из-за чего-нибудь?

– Нет, этого я не могу сказать. Правда, он то и дело срывался на мне, но он вообще не привык сдерживаться. Он там из-за чего-то повздорил со своим отцом, да и с Маурицио тоже.

– Повздорил? Из-за чего?

– Понятия не имею. Он никогда мне об этом не рассказывал. По правде сказать, меня не очень-то интересовали их семейные отношения.

– Но ведь Роберто чем-то заинтересовал вас, синьора? – Брунетти поймал ее взгляд и поспешно добавил: – Не сочтите за дерзость.

– О, с ним всегда было так весело. По крайней мере вначале. Да и деньжата у него водились.

Брунетти подумал, что второй довод синьоры был на самом деле гораздо важнее первого, но ничего не сказал.

– Ясно. А вы были знакомы с его кузеном?

– С Маурицио, что ли?

– Ну да, – кивнул Брунетти, а сам подумал: с чего это ей вдруг пришло в голову уточнять?

– Встречалась с ним пару раз. В доме у Роберто. И еще на вечеринке.

– Он вам понравился?

Она окинула взглядом висевшие на стенах гравюры и, будто сцены жестокости каким-то образом вдохновили ее, решительно отрезала:

– Нет!

– Почему?

Она надменно пожала плечами, не понимая, какое это теперь может иметь значение, спустя столько лет.

– Не знаю. Не скажу, что у Роберто был ангельский характер, но Маурицио… Этот вообще привык всегда всем указывать, как поступать и что делать. По крайней мере, мне так показалось.

– А вы видели его после того, как Роберто исчез?

– Разумеется, – ответила она, несколько удивившись его вопросу, – сразу после того, как это случилось, он был там, с его родителями. Да и потом, когда начали приходить эти письма, ни на шаг от них не отходил. Так что мы виделись.

– Я имел в виду: уже после того, как письма перестали приходить?

– Нет, ерунда, не о чем и говорить, если это то, о чем вы думаете. Мы время от времени встречаемся на улице, но нам с ним не о чем разговаривать.

– А с его родителями?

– И с ними тоже.

По правде говоря, Брунетти сомневался, что родители Роберто захотят поддерживать отношения с его бывшей подружкой, особенно после того, как она вышла замуж.

У него больше не было вопросов, но ему хотелось расположить ее к себе, на тот случай, если потребуется встретиться с ней еще. Брунетти взглянул на часы.

– Ну, не смею больше отрывать вас от вашего малыша, синьора, – почтительно проговорил он.

– Ой, да бросьте, не берите в голову, – отмахнулась она, и Брунетти поразило, как искренне у нее это вырвалось и как сильно его это покоробило. Он быстро поднялся на ноги. – Большое вам спасибо, синьора. Думаю, на сегодня все.

– На сегодня?

– Если в результате судебно-медицинской экспертизы обнаружится, что это труп Роберто, мы будем вынуждены возобновить расследование, и я подозреваю, что все лица, что-либо знающие о похищении Роберто, будут допрошены вторично.

Она скривила губы, давая ему понять, как ей это все надоело. Брунетти быстро прошел к выходу, не давая ей возможности выказать свое раздражение.

– Еще раз спасибо, синьора.

Она поднялась с дивана и подошла к Брунетти. Ее лицо снова сделалось похожим на маску, разом утратив все свое обаяние и привлекательность.

Она проводила его до двери, и когда они уже стояли у выхода, откуда-то из глубины квартиры снова донесся детский плач. Не обращая на него никакого внимания,она спросила:

– Вы дадите мне знать, если вдруг выяснится, что это Роберто?

– Разумеется, синьора.

Когда он спускался по ступенькам, дверь резко захлопнулась, и плач разом оборвался.

8

Выйдя на улицу, Брунетти посмотрел на часы. Двадцать минут первого. Он сел на паром, добрался до площади Сан-Леонардо и, следуя инструкциям графа, пересек ее и сразу повернул налево. В тени у входа в ресторан стояло несколько пустых столиков.

Когда он вошел, то увидел слева барную стойку, за которой на полке стояли большие оплетенные бутыли с вином; из их горлышек свисали резиновые трубки. Справа находились две двери с арочными проемами. Они вели в другой зал, в котором, за одним из столиков, расположенных у стены, сидел граф и читал местную газету «Il Gazzettino». На столике стоял бокал с чем-то, по виду напоминавшим просекко. Брунетти был весьма удивлен, увидев графа с «Il Gazzettino» в руках; это означало, что он либо переоценивал вкусы графа, либо недооценивал уровень самого печатного издания.

– Buon di, – поздоровался Брунетти, приблизившись к столику.

Увидев зятя, граф встал, не обращая внимания на то, что газетные листы посыпались на стол.

– Ciao, Guido, – откликнулся граф, протянув зятю руку и крепко ее пожав. – Рад, что ты все-таки пришел.

– Я ведь хотел с вами поговорить, помните? – напомнил Брунетти.

– О Лоренцони, да?

Брунетти отодвинул стул и сел напротив графа. Сознавая, что тело, найденное на поле, еще не опознано, он заглянул в газету, поймав себя на мысли, что хочет узнать, не просочилось ли это каким-то образом в прессу.

Граф перехватил его взгляд.