— Это пара ставней из окна, помеченного на плане буквой «А», — пояснил сэр Уолтер Сторм. — Они были прикреплены к макету рамы инспектором Моттрамом под руководством мистера Дента из фирмы «Дент и сыновья» в Чипсайде, который устанавливал их на самих окнах. Скажите, свидетель, это одна из пар ставней, которые вы запирали в субботу вечером?

Дайер внимательно обследовал вещественное доказательство.

— Да, сэр.

— Пожалуйста, заприте ставни, как вы сделали это в субботу.

Брус слегка заклинило, и он опустился в гнездо со стуком и звяканьем. Дайер отряхнул руки.

— Кажется, яма под виселицей открывается с помощью такого же засова? — прошептала дама в леопардовом пальто.

Дайер оттянул засов назад и снова вытер руки.

— За этими ставнями, — продолжал генеральный прокурор, — находились два подъемных окна?

— Да.

— Они тоже были заперты изнутри?

— Да, сэр.

— Отлично. Теперь расскажите милорду и присяжным, что произошло после того, как вы заперли ставни.

— Я обошел комнату, проверяя, все ли в порядке.

— Тогда вы обратили внимание на стену над камином, где висели три стрелы?

— Да.

— Покойный говорил вам что-нибудь еще?

— Да, сэр. Он спросил меня, все еще не отрываясь от шахматной доски, достаточно ли здесь напитков. Я увидел на буфете полный графин виски, сифон с содовой водой и четыре стакана.

— Посмотрите на этот графин и скажите мне, тот ли это самый, который вы видели на буфете в субботу вечером около четверти шестого.

— Тот самый, — ответил свидетель. — Я сам его купил по приказу мистера Хьюма в магазине Хартли на Риджент-стрит. Это очень дорогой графин из граненого стекла.

— Что еще сказал вам мистер Хьюм?

— Что вечером должен прийти мистер Флеминг для игры в шахматы, а когда он приходит, всегда должна быть выпивка. Я понял, что мистер Хьюм шутит.

— В десять минут седьмого вы впустили обвиняемого через парадную дверь?

Отчет Дайера об этом совпадал с показаниями первого свидетеля.

— Я проводил обвиняемого в кабинет мистера Хьюма. Они не обменялись рукопожатиями. Мистер Хьюм сказал мне: «Это все — можете идти. Посмотрите, готова ли машина». Я вышел и закрыл дверь. Тогда мистер Хьюм сидел за столом, а обвиняемый — на стуле перед ним. Не помню, слышал ли я, как кто-то задвинул засов. Я не слишком тревожился, но было слегка не по себе. Потом я вернулся и прислушался.

Мы живо представили себе Дайера, стоящего у двери в маленьком темном коридоре, где, как он объяснил, было мало света даже днем. В одном его конце находилась дверь, выходящая в мощенный кирпичом проход между этим домом и домом мистера Флеминга, в которой раньше была стеклянная панель, но любовь мистера Хьюма к уединению побудила его заменить дверь на полностью деревянную полгода назад. Вечером свет горел только в главном холле.

Сведенные к форме заявления, показания Дайера выглядели следующим образом:

— Я слышал, как обвиняемый сказал: «Я пришел сюда не убивать кого-либо, если только это не станет крайне необходимым». Мистера Хьюма я почти не слышал, так как он обычно говорит тихо. Правда, вскоре он повысил голос, но я все равно не мог разобрать слов. Потом он неожиданно сказал: «Да что с вами, приятель? Вы сошли с ума?» Тогда раздались звуки, которые я принял за борьбу. Я постучал в дверь и спросил, все ли в порядке. Мистер Хьюм велел мне уйти, сказав, что может разобраться сам. Он говорил так, словно слегка запыхался. Так как мистер Хьюм велел привести машину, мне пришлось повиноваться, иначе я бы потерял работу. Я надел пальто и шляпу и отправился в «Пиренейский гараж», находившийся в трех-четырех минутах ходьбы. Они еще не совсем закончили ремонт и напомнили о предупреждении, что он будет долгим. Тем не менее, я забрал автомобиль и поехал назад, но туман затруднял движение. Когда я вернулся, напольные часы показывали тридцать две минуты седьмого. У поворота в маленький коридор, ведущий к кабинету, я встретил мисс Джордан. Она сказала, что они дерутся, и попросила меня остановить их. Света в холле было мало. Мисс Джордан споткнулась о большой чемодан, принадлежащий доктору Спенсеру Хьюму, а когда я сказал, что лучше позвать полицейского, она накричала на меня. Мне показалось, что она плачет. По моему предложению мисс Джордан отправилась за мистером Флемингом, пока я пошел за кочергой. Мы втроем подошли к двери кабинета и постучали. Примерно через минуту дверь открыл обвиняемый. Несомненно, до того момента она была заперта на засов изнутри. Когда обвиняемый сказал: «Ладно, вам лучше войти», мистер Флеминг и я так и сделали. Я сразу же подошел к мистеру Хьюму, который лежал как на фотографии. Стрела, которую вы мне показывали, торчала у него в груди. Я не слушал его сердце, так как не хотел испачкаться кровью, но пытался нащупать пульс. Его не было. В комнате никто не мог прятаться. Вместе с мистером Флемингом я проверил ставни, так как не мог связывать происшедшее с джентльменом, каким, как я слышал, был обвиняемый. И ставни, и окна были заперты.

— Когда предложили вызвать полицию, обвиняемый что-нибудь сказал? — спросил генеральный прокурор.

— Он сказал: «Да, полагаю, нам лучше с этим покончить».

— Вы как-нибудь это прокомментировали?

— Да, сэр. Я не должен был этого делать, но не мог удержаться. Он сидел на стуле, закинув ногу на ногу, и курил сигарету. Я спросил: «Вы что, сделаны из камня?»

— И что он на это ответил?

— «Поделом ему за то, что он что-то подмешал мне в виски».

— Что вы об этом подумали?

— Я не знал, что и думать, сэр. Я посмотрел на буфет и спросил: «Какое виски?» Обвиняемый ткнул в мою сторону сигаретой и сказал: «Когда я пришел сюда, он угостил меня виски с содовой. В нем был какой-то наркотик. Я отключился, а кто-то вошел и прикончил его. Это подтасовка, и вы это знаете».

— Вы подошли к буфету?

Свидетель впервые положил руки на перила.

— Да. Графин и сифон были полными, как и когда я видел их в прошлый раз, а в носике сифона торчала маленькая бумажная пробка. На стаканах не было никаких следов использования.

— Обвиняемый проявлял какие-нибудь признаки или симптомы, которые навели вас на мысль, что он находился под действием наркотика?

Дайер нахмурился:

— Не могу сказать, сэр. Но я слышал, как полицейский врач говорил, что обвиняемый не принимал никаких наркотиков.

Глава 4

ОКНО ЛИБО ЕСТЬ, ЛИБО ЕГО НЕТ

В начале второго, когда суд сделал перерыв на ленч, Эвелин и я мрачно спускались по лестнице. Олд-Бейли, наполненный шаркающим эхом, которым отзываются мрамор и плитки, был переполнен. Мы оказались в центре сутолоки у лестницы в главный холл.

— Не знаю, почему мы так предубеждены в пользу обвиняемого, — заговорил я. — Разве только потому, что его защищает Г. М., или потому, что он выглядит так, словно всегда одолжит тебе деньги, если они тебе понадобятся, и встанет рядом с тобой, если у тебя будут неприятности. Беда в том, что на скамье подсудимых все выглядят виновными. Если они спокойны, это плохой признак, а если нервничают — еще худший. Возможно, все дело в нашей чертовой национальной уверенности, что если бы они не были виновными, то никогда не оказались бы на скамье подсудимых.

— Хмф, — отозвалась моя жена, сосредоточенное выражение на чьем лице было чревато безумными идеями.

— И напрасно.

— Знаю. Но, Кен, пока они демонстрировали все улики, я не могла отделаться от мысли, что таким чокнутым, как этот парень, может выглядеть только невиновный. А потом выясняется, что он не принимал никаких наркотиков и снотворных… Если они предъявят медицинское заключение, тогда Г. М. останется только пытаться доказать невменяемость…

Что пытался доказать Г. М., было неясно. Он подверг Дайера необычайно долгому и нудному перекрестному допросу, главным образом стараясь подчеркнуть, что в день убийства Хьюм пытался связаться по телефону с Ансуэллом еще в девять утра. Единственный веский довод Г. М. касался стрелы, которой было совершено преступление, но и он оставался загадочным. Г. М. привлек внимание к факту, что прикрепленное к стреле голубое перо было сломано. Было ли перо целым, когда Дайер видел стрелу на стене перед преступлением? Да. Дайер в этом уверен? Абсолютно. Но кусок пера исчез, когда они обнаружили тело? Да. Они нашли его где-нибудь в комнате? Нет — они обыскали кабинет, но не смогли его найти. Последняя атака Г. М. была еще более таинственной. Касались ли целиком все три пера поверхности стены? Нет, ответил Дайер. Ее касались целиком две стрелы, образующие боковые стороны треугольника, но стрела, образующая его основание, держалась на стальных костылях примерно в четверти дюйма от стены.