Мумон спрашивает, где можно увидеть [подлинного] Тодзана? Это новый вопрос. Какова разница между Буддой, тремя фунтами льна и Тодзаном? Если речь идет о реальном Тодзане и реальном Будде, ответ: разницы нет. Таким образом, вопрос сводится к вопросу о том, в чем различие между Тодзаном и подлинным Тодзаном. Теперь мы видим, что ответ Тодзана монаху был ошибочным, или, точнее, неполным. Он должен был ответить: «Три фунта льна» и «Любое количество, только не три, чего угодно, только не фунтов (килограммы, тонны пойдут!), и ни в коем случае не льна!» Вот что такое Будда! Вот что такое Тодзан!

Вторая строка показывает, насколько важны слова и как трудно, если вообще возможно, разделить то, что Китс назвал Истиной и Красотой. Однако «всего лишь», вставленное в последнюю строку, напоминает нам о том, что мы не должны презирать дуализм. Без времени не бывает вечности. Без трех фунтов льна не бывает Будды.

Относительное говорит об относительном. Божественное говорит о Божественном. Тодзан говорит об абсолютном, используя относительные слова. Большинство людей используют абсолютные слова, например, Бог, бессмертие, вечность, бесконечность, но имеют в виду лишь относительное. Все зависит от голоса, от интонации, от запятых и кавычек.

О Дзёсю и его учителе Нансэне уже говорилось в третьем томе серии Дзэн и дзэнские классики.

Путь создает впечатление постоянства и движения. В чем-то оно перекликается с понятием о Логосе, (словесном) действии Бога.

Уэли определил Дао, или Путь Лао-цзы, как «то, как работает вселенная», но это звучит слишком объективно и механистично. Путь Лао-цзы неизречен (I, 1; XXXII, 1), или лучше сказать, пародируя Кьеркегора, что Путь — это неизреченность. Он содержит все (IV, 1), он бессмертен (V, 1; XVIII, 1), подобен воде (VIII, 1), подразумевает Нирвану (XVI, 1). Путь — это вещи, каковы они есть (XXV, конец). Он не туманный и не абсолютный (XXIX, конец). Он свободен, подобно плывущей лодке (XXXIV, 1).

В связи с Конфуцием мы сразу же вспоминаем величайшее из его изречений, возможно, величайшее изречение в мире:

Китайские комментаторы интерпретируют Дао как «принцип добра в вещах и поступках». Тем самым, лишая его поэзии, они отнимают у него больше половины смысла. В той же самой главе Конфуций говорит Сосину, самому известному из своих учеников:

— Путь, которому я учу, — это единство, объемлющее вещи.

— Да! — ответил Со.

Затем Конфуций вышел, и ученики спросили Со:

— Что он имел в виду?

— Путь нашего Мастера означает верность своему естеству и проявление этой верности в отношении других, вот и все, — сказал Со.

В Аналектах (глава VI, 15) есть еще одно изречение, перекликающееся с дзэн:

Это означает, что Путь есть путь. Стивенсон говорит: «Жизненные пути прямы, словно рельсы для спуска судна на воду» (Straigt are the ways of life, like the grooves of launching). Еще одно замечательное высказывание Конфуция:

Это напоминает нам Китса:

И Шелли о самом Китсе:

Путь для Конфуция — то же, что и Добродетель, но он не использует слово «добродетель» в обычном относительном смысле, как явствует из его изречения:

Еще один поэтический отрывок встречаем в Учении о Среднем (XII, 4):

В следующем высказывании Конфуций подходит еще ближе к дзэн и настоящему случаю:

Мэн-цзы следует ему (IV, i, 1):

Мэн-цзы (372–289 гг. до н. э.) умер за тысячу лет до того, как родился Нансэн, и здесь мы видим, насколько дзэн соответствует духу китайцев, или, лучше сказать, насколько китайцы (были) близки к дзэн.

Одним из самых известных объяснений высказывания «Твое обычное сознание — это и есть Путь» являются слова: «Когда перед тобой чай, пей его; когда перед тобой рис, ешь его», принадлежащие японскому монаху по имени Кэйдзан-Дзёкин из секты Сото. Он основал храм Содзидзи, в котором достиг просветления на почве этого самого изречения. В искусстве, поэзии и музыке все самое выдающееся отмечено великой обычностью, необычайной естественностью, немыслимой потусторонностью.

Вопрос «Идет ли он в каком-то определенном направлении?» означает: «Куда ведет Путь?», «Как мы можем стать на него?» Далее Нансэн говорит, что Путь подобен необъятности пространства, которое не узко и не широко, простирается туда и сюда; не ведет от невежества к просветлению, вообще чужд развитию, вечно движется, но никогда не сходит с места, всегда грешит, но никогда не покидает Эдемский сад. Ни аскетизм, ни изучение, ни труды, ни вера не могут отделить нас от любви Бога. И все же есть различие между двумя типами людей на Пути — теми, что осознают его, и теми, что нет. То же можно сказать о музыке. Кто действительно знает, что такое музыка (подлинный смысл музыки — это Бах), тот знает, что каждый звук, каким бы грубым и вульгарным он ни был, есть Глас Божий, как, например, Искусство Фуги. Но кто не знает, что такое музыка, тот не знает даже, что он не знает. Поэтому все люди находятся на Пути, но лишь немногие знают об этом.

Дзёсю спрашивает, как можно узнать, на Пути мы или нет; как узнать, что Вордсворт — подлинный поэт, а Колридж — фальшивка. Ответ Нансэна поистине гениален. Он не говорит, что в этом деле все решает опыт. Он говорит, что знание и незнание в этом деле ничего не решают. Знание означает понимание, что нечто истинно или ложно, хорошо или плохо, правильно или неправильно, Путь или не Путь. Незнание подразумевает глупость, ограниченность, смерть. Поэтому, когда Нансэн утверждает, что знание и незнание на Пути ничего не решают, это его утверждение, будучи проявлением знания, также, строго говоря, неверно, и Нансэн вполне готов к этому.