— Для кого ты убираешь в храме?

Этот вопрос поставил меня в тупик. Но роси тут же сам на него ответил:

— Для себя. Когда работаешь, работай для себя, не для других.

В этом смысл изучения дзэн. Работая, просто работайте, не заботьтесь о том, работают ли другие, или о том, сгорит ли храм на следующей неделе или нет. Когда ложитесь спать, просто спите, не беспокойтесь о том, где находится ваша борода, под одеялом или над ним. Когда пишете книгу, не переживайте, будет ли она когда-нибудь напечатана и прочтет ли ее кто-либо. Обо всем этом позаботится Бог. Пусть Он беспокоится об этом. В этом смысл «предоставления своих забот Богу». Почему у Дарумы была борода? Почему у него не было бороды? Почему у него было две с половиной бороды? Это первый шаг к ответу.

Первые две строки напоминают одно из самых недалеких высказываний Христа: «Не мечите бисер перед свиньями». Рассказывать о своих прозрениях другим — это, конечно, потеря времени, если только, подобно Шекспиру или Гомеру, мы не можем придавать своим переживаниям всеобщее звучание, показывая другим, что у них были подобные переживания. В таком случае мы лишь привлекаем внимание других людей к тому, что они сами обладают бисером, то есть собственными прозрениями в природу реальности. Мы сами нередко упускаем из виду свои собственные интуиции и потом, как говорил Эмерсон, должны «к стыду своему узнавать о них от других». В этом случае девизом должны быть слова Кьеркегора: «Не позволяй погаснуть духу!»

Две последние строки стихотворения Мумона содержат краткую историю мира, или по крайней мере религии. Наша обычная жизнь представляет собой не смесь, а сплав абсолютного и относительного. Стоит нам лишь однажды задаться вопросом, в чем различие между ними, и нашим заблуждениям уже не будет конца. Какой принцип нам предпочесть, «бесчестье хуже, чем смерть» или «безопасность прежде всего»? В конце концов мы видим, что этот так называемый сплав абсолютного и относительного не составлен из двух разных начал. Мы понимаем, что «подлинный стол» и стол, за которым мы обедаем, — это один и тот же стол. Стол квадратный — и в то же время круглый. Дарума с бородой — и в то же время без бороды. Все относительно — и в то же время абсолютно.

«Бог же не есть Бог мертвых, но живых. Ибо у Него все живы» (Лук. 20, 38). Это истина, но не вся истина, потому что для Бога не только живые живы, но и мертвые мертвы. Это не относительная истина и абсолютная истина. Относительное есть абсолютное; абсолютное есть относительное. Но мы должны продолжить и заявить, что относительное — это не только абсолютное, но и относительное; что абсолютное — это не только относительное, но и абсолютное. Каким бы привлекательным нам ни казался синтез «различие есть тождественность; тождественность есть различие», мы должны продолжить анализ и сказать, что различие не есть тождественность, а тождественность не есть различие. Как эти рассуждения не назвать «прибавлением мыслительных несуразностей к ясности и простоте обыденной жизни»? Да, это так, но чтобы быть в полной мере людьми, мы должны заблуждаться.

Кёгэн (Сян-янь), одиннадцатый в линии мастеров дзэн после Дарумы, был учеником Исана и в течение некоторого времени учеником Хякудзё. Он получил свое имя в честь горы и храма, в котором впоследствии жил. Говорят, он был ростом выше семи футов, очень умен и образован, что, естественно, мешало его просветлению, однако Исан заметил его врожденный дар постигать истину и однажды сказал ему:

— Я не спрашиваю тебя о том, что ты знаешь из книг, которые прочел в этой жизни. Ты был своим подлинным «я» еще до того, как появился из утробы матери и научился различать вещи. А теперь говори! Покажи мне свое подлинное «я»!

Кёгэн стоял, потупившись, не зная, что ответить. После долгого молчания он начал излагать, многословно и бессвязно, свои мнения по этому поводу, но Исан не желал его слушать. Тогда Кёгэн взмолился:

— Пожалуйста, объясните мне все!

— Мое объяснение выразит мое постижение, — сказал Исан. — Много ли проку от него для тебя?

Кёгэн вернулся в свою комнату и принялся просматривать свои книги и конспекты с целью найти отрывок или хотя бы предложение, которое помогло бы ему ответить на вопрос учителя. Но все было напрасно. Он был в состоянии, которое описал английский поэт Герберт в стихотворении Печаль:

Даже если бы Кёгэн процитировал, например, Светасватара Упанишаду, это были бы сведения из третьих или четвертых рук. Со вздохом Кёгэн сказал себе (по-китайски): «Пустой желудок нельзя наполнить изображением пищи» и сжег все свои книги и конспекты. «В этой жизни я не смогу постичь истину. Что ж, остаток своих дней я проведу, живя, как простой монах, не задаваясь подобными вопросами», — подумал он. Со слезами на глазах он простился с Исаном и поселился на горе Нань-ян. Однажды, когда Кёгэн подметал двор своего жилища, камешек покатился и ударил по бамбуковому стеблю. Услышав этот звук, Кёгэн громко воскликнул от радости. Он был просветлен. Вернувшись в хижину, он совершил ритуальное омовение, возжег благовония и простерся в сторону храма, где жил Исан, со словами: «Благодаря великой мудрости Учителя я вернулся к своим родителям. Если бы тогда он объяснил мне все, как я просил, этого бы никогда не случилось!» Вот его стихотворение просветления:

Затем Кёгэн покинул свое жилище и отправился к Исану. Он показал учителю свое стихотворение и получил его одобрение. Однако Кёдзан, ученик Исана, пытался возражать, и тогда Кёгэн сочинил другое стихотворение: