Не буду обольщаться. Хватит быть смешным. Теперь мой черед смеяться. Над кем? Да над Ильей.

Он не верит, что я могу вернуться в журналистику? Так я ж поднесу ему такую «утку»! Для одного человека, зато это уж будет сенсация! Я не верю в золото Ньютона, но его поверить заставлю. Рихмана для этого, конечно, мало.

У него и у Ньютона не могло быть магнитных ловушек. Но… зря я, что ли, писал недавно о феях, которые пьют только росу? Капелька поддерживает свое существование, потому что посылает частицы водяного пара в атмосферу, отталкивая пылинки. Ну, а что такое шаровая молния, до конца никому, не известно. Почему бы ей не поддерживать свое существование благодаря некоему излучению? В частности, нейтронов.

Нейтронов слишком мало для превращений? Это у Капицы слишком мало. А у природных шаровых молний излучение может быть сильнее. Почему этого до сих пор не открыли? Так ведь даже секрет шампанского после древних римлян искали полторы тысячи лет, а он и вовсе рядом лежал. Ну, а что касается теорий и запретов… Если уж у самых обычных молний нет даже права на существование, что тогда говорить о шаровых! Но ведь он все равно не поверит, Илья. Специалиста такими рассуждениями не проведешь. Ну что ж, надо будет зайти в одно местечко, где у меня, есть очень, очень добрые знакомые.

Дорога была длинной, но сегодня у каждого ее шага, ступеньки и остановки был свой непреходящий смысл. Стоило, стоило проехать — чисто случайно — лишний пролет в метро, потому что именно на этом пролете перед моими глазами оказались волосы цвета воронова крыла, кожи аспида, донецкого антрацита и каслинского чугуна, цвета самой глубокой ночи и самой большой глубины, это сочетание десятков оттенков черного, с варварской роскошью украсивших голову на отнюдь не по-варварски точеной шее.

Но я даже не оглянулся, когда обогнал в подземном переходе обладательницу этой прически.

Лица тех, кто шел мне навстречу, тоже были великолепны. Старые и молодые, прекрасные в своем совершенстве или нелепые, они захватывали порою резкостью черт, порою смутным переливом линий. Сегодня я то торопился, чтобы быстрее пропустить мимо себя лицо слишком красивое, чтобы за лишние доли секунды не влюбиться, то сдерживал себя, чтобы разглядеть во всех чертах и удобнее уложить в сокровищницу памяти особенные брови, новую форму морщинки у губ, безнадежно густую тень под глазами.

И было мне плевать на это проклятое золото. Старое правило: ищешь Индию, найдешь Америку.

За этот год с небольшим я прошел больший путь, чем за всю предшествующую жизнь. И шел только вперед… Как пешка. Только где же она, моя восьмая горизонталь? Не стану я фигурой.

И слава богу, наверно. До чего мне только что хотелось увидеть длинную милую рожу Ильи. А вот увидел — и поругался. Он чувствует себя виноватым. Ну., так сейчас я его окончательно доведу до белого каления! Заодно и помирюсь! Вот и конец истории с золотом Ньютона. Липовый я Колумб. Ищешь Индию, черта с два найдешь что-нибудь еще.

…Илья сел в кресло боком, небрежно перекинув через ручку длинные ноги. Протянул длинную правую руку к колбе с горячим кофе, подвинул длинной левой рукой две чашки, длинными пальцами вынул из элегантной шкатулки несколько удлиненных сахарных параллелепипедов, бросил их в чашки, налил кофе, подвинул одну из чашек мне.

— Ну, на этот раз я тебя выслушал. Доволен? Придумал ты все здорово. Нашел, сопоставил, вывел… Молодец! Особенно насчет того, что обычных молний по теории не должно быть. Я, кстати, знаю, из какого номера «Успехов физических наук» ты почерпнул такие сведения. Ты прав, всю нужную аппаратуру я могу найти если не в своей лаборатории, так в соседней. Для проверки этого бреда хватило бы нескольких часов. Но у меня есть только четыре минуты, потом надо идти принимать экзамены. А для беседы о золоте нам этих четырех минут хватит. И четырех секунд хватило бы. Я в эту игру больше не играю. Все. Поговорим о другом. Если бы ты знал, как мне хотелось тебя увидеть!

— Мне тоже.

— И учти, предложение насчет аспирантуры остается в силе. Верное дело. Ну?

Я молчал.

— Ладно, если хочешь, посиди здесь. Мне пора на экзамен.

Он встал, подождал немного, видима, ожидая, что я тоже поднимусь с места, потом пожал плечами и шагнул к двери.

— Я немного побуду и уйду, — сказал я в его узкую длинную спину. — Если не возражаешь, оставлю подарок. На столе, под газетой.

Он повернул голову в профиль, чинно кивнул и исчез за дверью.

Я ушел через минуту. А примерно через час… Насколько я себе могу представить, выглядело все примерно так.

ГЛАВА VIII. НА СТОЛЕ, ПОД ГАЗЕТОЙ

К темной дубовой двери подошел человек, явно чувствующий себя непривычно и неловко в бесконечно длинном университетском коридоре. Он посмотрел на номер на двери, потом заглянул в записную книжечку, облегченно вздохнул и постучался.

Никто не ответил.

Еще раз.

Молчание.

Он приоткрыл дверь и спросил негромко:

— Можно?

Ответа не было.

— Эй, есть там кто живой? Да нет, молчат, — сказал он сам себе. — Нет там никого. — И все-таки, проходя в дверь, произнес вежливейшее: — Простите.

В рабочем кабинете физика все было как всегда. Хозяин ушел отсюда недавно — еще не успела остыть стоявшая на письменном столе колба, в которой он, видимо, имел обыкновение варить себе кофе (гость не забыл потрогать ее кончиками пальцев). Вежливый посетитель покружил по комнате, разглядывая книги в шкафу, папки на стенной полке, фотографии на стенах. Потом снова подобрался к письменному столу и не столько снял, сколько столкнул сложенную вдвое газету, прикрывавшую правый его угол поверх нескольких книг. Шелест, с которым газета опустилась на пол, прозвучал в ушах гостя громом.

Потому что, пока она падала, он успел разглядеть предмет, лежавший между двумя стопками тяжелых томов. Это был слиток желтого с красным отливом металла.

Широкая плоская ладонь скользнула под слиток, вобрала его в себя и попыталась поднять.

Но запланированного усилия оказалось недостаточно. Тогда вторая ладонь охватила слиток сверху, потом отошла вбок — и две руки в дружном рывке легко подняли кусок металла.

— Как бы его на зубок попробовать? — прошептал любознательный посетитель, наклоняя голову к слитку.

— Мне хотелось бы знать, что это вы тут делаете? — раздалось от дверей.

Слиток выпал из сразу ослабевших рук и упал на настольное стекло, дробя его.

Хозяин рук метнулся к одной стене, потом к другой, остановился у окна, мучительно стиснув зубы, готовый… бог знает к чему.

Но не к тому, что сказал хозяин комнаты.

— А это что такое? — спросил тот, поднимая слиток.

— Я только посмотреть взял, — лихорадочно зашептал посетитель, еще не поняв, что именно поразило его в голосе физика.

— Я не о вас, а об этом спрашиваю! Что это такое? — хозяин комнаты потряс над головой гостя слитком.

— Золото.

— И сам вижу. Откуда оно взялось?

— Когда я пришел, лежало здесь, под газетой, — оправдывался гость, запоздало соображая, нельзя ли было объявить себя владельцем слитка.

— Значит, он добился! Добился! И только разыгрывал меня! Приказная строка, в физике ни уха ни рыла, а добился! А я отступил. Господи, как же все, наверное, просто было, если он добился. Даже он. А я — то…

Воспользовавшись замешательством хозяина, посетитель начал продвигаться к двери.

— Э, нет! Вы своим чередом. Как вы сюда попали… молодой человек?

Обращение физик произнес с некоторым сомнением, поскольку гость был явно старше его самого. Но физик слишком привык принимать экзамены, чтобы во время опроса странного посетителя отказаться от своей обычной в таких случаях манеры.

— К кому вы шли? Кто вам выписал пропуск? Где он, кстати? — загремел физик, срывая досаду, но и загораясь интересом к самому допрашиваемому.

Тот пискнул, резким толчком в бок отбросил физика с пути к двери. И мгновенно исчез за нею.