Жуковский с Плещеевым обменивались шуточными стихотворными посланиями: Жуковский писал их по-русски, Плещеев — по-французски. На одно из таких посланий Жуковский отвечал:

Чернско-Муратовское общество разыгрывало шуточные пьесы, сочиненные Жуковским, Плещеев писал к ним музыку. В 1811 году их было поставлено три: «Скачет груздочек по ельничку»,[98] «Коловратно-курьёзная сцена между господином Леандром, Пальясом и важным господином доктором» и «Елена Ивановна Протасова,[99] или Дружба, нетерпение и капуста. Греческая баллада, переложенная на русские нравы Маремьяном Даниловичем Жуковятниковым, председателем комиссии о построении Муратовского дома, автором тесной конюшни, огнедышащим экс-президентом старого огорода, кавалером ордена трех печенок и командиром Галиматьи. Второе издание. С критическими примечаниями издателя Александра Плещепуновича Чернобрысова, действительного мамелюка и богдыхана, капельмейстера коровьей оспы, привилегированного ральваниста собачьей комедии, издателя типографического описания париков и нежного компониста различных музыкальных чревобесий, между прочим и приложенного здесь нотного завывания. Муратово. 1811 г.».

Но и здесь не все сводилось к бездумной шутке: иногда эти сценки были комедийным — в духе итальянской commedia dell'arte[100] — отражением трагедии, мучившей Жуковского. Это был в некоторых случаях истинный смех сквозь слезы. Пожалуй, только одна Маша и могла уловить тщательно скрытую суть фарса «Коловратно-курьёзная сцена», где театральный режиссер Леандр оплакивает свою любовную неудачу:

…Александр Тургенев, Дмитрий Блудов, Константин Батюшков звали Жуковского в Петербург. «Сложи печалей бремя, Жуковский добрый мой!» — советовал Батюшков. Александру Тургеневу Батюшков говорит, что Жуковский, «сей новый Дон Кишот», «одной любви послушен». Казалось, ничто не в силах вырвать Жуковского из деревни, из дорогого ему круга людей, разлучить с Машей. У них с Машей уже выработался язык взглядов и недомолвок. «Движений тишина! Стыдливое молчанье, где вся душа слышна!» — писал об этом Жуковский в послании к Батюшкову.

…В июне 1812 года огромная армия Наполеона Бонапарта переправилась через Неман и вторглась в пределы России. Началась Отечественная война. Здесь — в Муратове и Черни — еще продолжались увеселения, еще не нарушены были «мирный труд, свобода с тишиной», но в послании к Плещееву Жуковский с шутками уже соединяет патриотические мотивы:

Третьего августа Плещеев в Черни праздновал свой день рождения, было театральное представление и концерт. В этот день Жуковский, уже твердо решивший вступить в народное ополчение («Хочу окурить свою лиру порохом», — писал он Вяземскому), участвовал в концерте. Он спел романс «Пловец», написанный Плещеевым на его стихи. Плещеев сыграл вступление, изображающее бурное море… Пловец «без кормила и весла» носится в «океане неисходимом», ропщет на судьбу, ему грозит гибель:

При этих словах Жуковский повернулся к Екатерине Афанасьевне и ее дочерям и пел, уже обращаясь к ним:

Среди слушателей были молодые Захар и Александрина Чернышевы, друг Плещеева — композитор Александр Алябьев, завернувший в Чернь проездом с юга, и другие гости. Все примолкли. Все поняли, что значит это пение. И вдруг Екатерина Афанасьевна рассердилась, гнев засверкал в ее глазах, она резко встала и вышла. Маша, бледная, с опущенной головой, как тень двигалась за ней… Все это было так неожиданно! Праздник расстроился. Протасовы уехали в Муратово без Жуковского.