— Имеют желание найти амбра. Амбра идет ин зо вейт оф голд… на вес золота, — пояснил Хаугли. — Она даст много монит. Внутренности лучше смотреть самим, раздельщики сжигают их в топках или выбрасывают в море.

Мы связались по радио с «Салютом» и запросили: как быть дальше? С флагмана ответили: «Прибыть с докладом к капитан-директору».

Когда мы с Черноскулом явились на «Салют», в каюте у капитан-директора уже сидели Куренков, Стайнов и Сорвачев.

Выслушав короткий доклад Черноскула, капитан-директор скептически покрутил ус и сказал, что для обвинения китобоев «Эребуса» в воровстве нет веских оснований.

— Выходит, что кит ожил и сам убежал с нашим флагом? — спросил Сорвачев.

— А вы что предлагаете? — поинтересовался Дроздов.

— Для меня важен факт пропажи. Надо найти виновных, — ответил представитель профсоюза. — Капитан «Моржа» правильно будет скандалить. Кто ему заплатит за убитого кита?

Почему «Пингвин» вовремя не отыскал кашалота и позволил ворам скрыться?

— По-вашему выходит, что мы сговорились с ворами, — возмутился Черноскул. .

— В сговоре не в сговоре, но вся эта история подозрительна, — пришел на помощь Сор-вачеву Стайнов. — Слишком дружков у вас много среди иностранцев. Такое якшание к добру не приведет.

— Какое якшание? Мы протестуем! — оборвал его Черноскул.

— Товарищи, предъявляйте только такие обвинения, которые можно доказать, — предостерег добровольных следователей Куренков.

Сорвачев все же не унимался.

— Ходит слух, что иностранец предлагал вам обменять кита на виски и ром, — сказал он. — Ко мне что-то с такими предложениями не посмели сунуться. Видно, знают, с кем можно.

— А что они у вас возьмут? — негодуя, спросил Черноскул. — За китами вы не охотитесь, а ваша демагогия им не нужна.

— Что это за «демагогия»? — грозно устаг вился на Черноскула Стайнов. — О бдительности так не говорят. В словах Сорвачева я вижу полезное зерно. Разболталась ваша команда. Вот и результат — проглядели кита!

Капитан-директору, видимо, надоела эта бесплодная перебранка.

— Прошу вносить деловые предложения, — сказал он.

— Разрешите нам еще раз выйти на охоту, — попросился я. — Если убьем кита, то его можно будет записать «Моржу». Тогда все утрясется само собой.

— Ничего не утрясется, — возразил Стайнов. — Рано или поздно эта история всплывет.

— Что же вы предлагаете? — уже с кривоватой усмешкой поинтересовался Иван Владимирович.

— Провести строгое расследование и наказать виновных.

— Но это нам не родит кита?

— По-делячески подходим к принципиальному вопросу, — не без укора вставил Стайнов.

Замечание инспектора, видимо, обозлило Дроздова. Капитан-директор поднялся и, не обращая больше внимания на советчиков, сказал нам:

— Добро, идите на поиск. Если убьете кашалота. — придумаем, как оформить. С сегодняшнего дня китов не оставлять «на флаге», раз появились такие соседи. Заседание окончено.

Когда ушли из каюты Стайнов и Сорвачев, Иван Владимирович сердито дернул себя за ус, чтобы успокоиться, и сказал Куренкову:

— Михаил Демьянович, в следующий раз буду разговаривать только с тобой. Этих ортодоксов больше не приглашай.

Прежде чем отправиться на «Пингвин», мы навестили своего капитана. Сыретинский. лежал во втором отделении стационара — в небольшой каюте, в которой помещалось две койки. Увидев нас, старик обрадовался.

Узнав, по какой причине мы очутились на флагмане, Сыретинский обеспокоенно спросил:

— А о ките, который вас мог потопить, и помощи Сигге Хаугли они знают?

— Навряд ли. Мы договорились не болтать.

— Ну тогда мне головы не сносить, — упавшим голосом решил Сыретинский. — Не зря же душа болела.

— Но вас же не было на судне. Чего беспокоиться?

— Как вы не понимаете, что такого проис-.шествия не утаишь? А раз вы умолчали — еще

больше подозрений. Надо было хотя бы Курен-кову рассказать.

— Зачем? Чтобы он на нас взъелся?

— Куренков пошумит, пошумит и забудет, а вот стайновы на этом карьеру сделают. Тут ко мне кочегар Мазин приходил и уверял, будто на «Пингвине» его избили. Он неспроста этакое придумал.

— Но кто же ему поверит?

— Найдутся любители разоблачений. В общем натворили вы без меня дел, хоть на судно не возвращайся.

— А как у вас со здоровьем? — спросил Черноскул.

— Паршиво. Видно, отплавался я.

— Так чего же вам тревожиться? Оставайтесь на флагмане в должности больного, а мы уж помучимся, как-нибудь без вас управимся.

— Вы-то управитесь, ваше дело молодое, а мне на пенсию выходить. Тут надо все взвесить. Довольно мне за чужие грехи отдуваться.

Мы так и не поняли, что задумал наш капитан, но допытываться не стали. Зачем? Старика не переубедишь. Видно, напугал его кто-то на всю жизнь. Пусть уходит на пенсию.

Пожелав Сыретинскому скорого выздоровления, мы с тревожным чувством на душе покинули флагманское судно.

НА ОТСТАЮЩЕМ КИТОБОЙЦЕ

Приближалась антарктическая осень. Охота осложнилась: китобойцы далеко уходили от флагмана и тратили много времени на поиск, утомительное преследование и доставку китов.

Многие киты, побывав под выстрелами, сделались чрезмерно осторожными. Мы стали охотиться за кашалотами, у которых скорость была небольшой, китобойное судно могло настигнуть их.

Трефолев стрелял по кашалотам на полном ходу и, конечно, попадал не с первого выстрела. На каждого кита он тратил по семь-восемь зарядов. Все же мы убили двух кашалотов, об этом доложили капитан-директору. Тот похвалил нас:

— Молодцы! Не подкачали! Ждите приказа, у вас будут перемены.

Через день мы узнали, что приказом по флотилии Сыретинский переводится в штурманские помощники на базу, а Черноскул получает повышение: становится капитаном «Пингвина».

На китобойце люди заволновались: кто же теперь на «Пингвине» старпомом будет?

— Нашего штурмана назначат, — уверенно сказал Черноскул. Он что-то знал, но скрывал от нас. — Как вы думаете — Выдревич подойдет?

По хлопотливому характеру и умению обо всех заботиться Выдревич годился в старпомы, но ведь он третий штурман и к тому же слишком молод.

— Подойдет, — ответил я, все же не понимая, почему не называется моя фамилия.

Днем меня срочно затребовал к себе капитан-директор. «Пингвину» пришлось подойти к флагману и высадить меня в корзине на «Салют».

Капитан-директор принял меня в салоне.

— Садитесь, Товарищ Шиляев, — пригласил он. — Я вас вызвал для серьезного разговора. Знаю, что командовали «морским охотником»… И мне известно о вашем. стремлении познать китобойное дело. Появилась возможность отличиться. Сегодняшним приказом капитан и радист «Косатки» будут списаны с судна и понижены в должности. Экипаж этого китобойца, нужно сказать, разболтан сверх меры. Сумеете навести порядок на «Косатке» и наладить промысел?

Я немало наслышался об экипаже «Косатки». Капитаном на этом судне плавал нелюдимый и желчный человек, а гарпунером был нервный крикун — дальневосточник Захар Кротов, который до войны самостоятельно не охотился на китов, ходил лишь в помощниках прославленного гарпунера. Почти все люди на «Косатке» не ладили между собой и жаловались друг на друга. Недавно с этим судном случилось невероятное в условиях Антарктики: уйдя на промысел, оно не откликалось на радиозапросы более семи часов. Капитан-директор. встревожился: не раздавлено ли судно айсбергом?

Опросив моряков, видевших в этот день «Косатку», капитан-директор послал на поиски пять китобойцев. И вдруг во время ужина послышался голос радиста «пропавшего» судна. Оказывается, на «Косатке» никто не заметил, как отключилась антенна. Такая беспечность, конечно, вызвала гром и молнии.

После недолгого молчания под взглядом капитан-директора я ответил:

— Честно скажу, — не рвусь в капитаны «Косатки», На военном корабле налаживать дисциплину проще — там помогают старшины и боевой устав, а здесь… не знаешь, от какой печки плясать.