– Я… прошу прощения, – хрипло произнес Рейд.

– Никогда не знаешь, какие испытания готовит нам жизнь, – задумчиво сказала Мэгги. – Когда мне было шестнадцать лет, и Уилл ухаживал за мной, разве я могла себе представить…

– Вы стойкая женщина, – в голосе Рейда звучало восхищение. – Большинство на вашем месте сдались бы. А вы продолжаете бороться.

– Это благодаря моей маме. Она считает, что во всем нужно идти до конца, особенно, если дело касается любви.

Мэгги подняла голову и увидела, что Рейд пристально смотрит на нее со странным выражением на лице. Ей стало интересно, о чем он сейчас думает. Вдруг ей пришло в голову, что она кажется ему грубой, неженственной. Мэгги покраснела, и тот факт, что она подумала об этом, заставил ее покраснеть еще больше.

Она вспомнила ту пору, когда была молода, вспомнила, как ухаживал за ней Уилл: он заботливо прикрывал ее плечи шалью, когда она выходила из дома, осторожно помогал ей сесть в кабриолет. Вспоминала нежные слова, которые говорил ей Уилл, а она улыбалась ему в ответ. Боже, как давно все это было, тогда она была не одна и могла опереться на крепкое, родное, мужское плечо. Сейчас ей не на кого было положиться, кроме себя самой. Она приняла решение и управляла жизнью своей семьи так, как считала правильным, и ей было все равно, женственная она или больше похожа на мужчину, грубая или нежная, угловатая или грациозная. Все равно до недавнего времени…

Мэгги быстро отвернулась, ее сердце забилось сильнее. Какое ей дело, что думает о ней Рейд Прескот? Мэгги не хотела задумываться над тем, что означают все эти мысли.

Она резко встала.

– В общем, я хотела вам сказать, что пыталась научить Уилла читать и писать, но из этого ничего не вышло. Он только расстраивается и сердится. Однажды он даже закричал, затопал ногами и швырнул грифельную доску через всю комнату – так это оказалось тяжело для него. Он понимает, что не в состоянии сделать то, что другим дается легко. Это причиняет ему боль, и он раздражается. Я не хочу, чтобы он вновь все это испытал.

– Я тоже. – Рейд встал. – Послушайте, я обещаю, что не буду требовать от него того, на что он не способен. Не знаю, насколько он был пригоден к учебе, но я буду заниматься с ним тем, что находится в пределах его понимания. Я буду рассказывать ему истории, легенды о событиях и людях. Иногда я буду читать ему вслух. Это поможет Уиллу не чувствовать себя таким одиноким, разве нет?

– Да! Думаю, это так. Ему должно понравиться. – Мэгги взглянула на Рейда сияющими глазами. – Это очень любезно с вашей стороны. Многие даже не подозревают, какие чувства он испытывает. Обычно они просто не обращают на него внимания.

Рейд пожал плечами.

– Мне нравится Уилл. Я хочу попробовать позаниматься с ним. Если ему будет тяжело, мы тут же прекратим.

Мэгги дотронулась до руки Рейда.

– Спасибо. Вы – хороший человек. Рейд смутился и невольно сделал шаг в сторону от Мэгги.

– Не думайте обо мне лучше, чем я есть на самом деле.

– Не буду. – Она улыбнулась ему и пошла в дом.

Рейд наблюдал за тем, как она уходила, замечая все движения ее тела – раскачивающиеся упругие бедра, прямую ладную спину, маленькие ножки, показавшиеся из-под юбок, когда она поднималась по ступенькам крыльца. Его охватило волнение. Она – Мэгги Уиткомб, была желанной для него женщиной. С другой стороны, он понимал, что она интересует его и как сильный, волевой человек, который смотрит жизни в глаза, не жалуясь на лишения. Всегда ли она была такой, или ее изменила война?

Рейд вернулся к персиковому дереву, вдавил в землю тонкие столбики и плотно утрамбовал грунт вокруг них. Работа не смогла отвлечь его от мыслей о Мэгги и ее рассказе. Он представил ее в повозке, в полном одиночестве проехавшей почти половину территории Арканзаса. Как она чувствовала себя, когда вошла в грязный полевой госпиталь и увидела Уилла, лежащего рядом с такими же раненными, как и он, людьми.

Рейд закрыл глаза. Он представил себе эти ряды людей, истерзанных, окровавленных, лежащих на носилках и грязных подстилках, а то и просто на земле, лежащих в ожидании своей очереди на операционный стол, а когда подходило их время, половина из них уже ни в чем не нуждалась. Он мог физически почувствовать знойную жару под тентом госпиталя, липкий пот на спине и лице, прилипшую к телу одежду, а вокруг слышались, крики и стоны раненых. Кто-то молился богу, кто-то корчился от боли. Один, после Шарнбурга, звал вновь и вновь: «О Господи, прости меня», – весь день, всю ночь, пока Рейд не почувствовал, что сейчас закричит сам. И тучи мух вокруг столов и носилок.

Рейд заскрежетал зубами, медленно опускаясь на землю. На лбу выступили бусинки пота. Он не хотел все это вспоминать, но видения прошлого волнами наплывали на него и против его воли уносили в океан боли, стонов, рыданий и молитв, заставляя вспоминать снова этот характерный запах крови, запах кровавой бойни. Кровь была везде – на столах, людях, одежде, впитывалась в землю. Этот запах невозможно было забыть даже многие месяцы спустя. Он перемешался с запахом мочи и фекалий, когда смерть настигала свои жертвы, с запахом гноящихся ран и ампутированных конечностей, сваленных в кучу позади операционного стола. Это был запах смерти – удушливый, тошнотворный… Воспоминания были так похожи на реальность, что почти раздавили Рейда. С трудом вырвавшись из плена страшных видений прошлого, он, шатаясь, поднялся на ноги. Постепенно кошмары отступили от него, и он увидел, наконец, что находится на ферме, где провел уже не один день, а вокруг яркая зеленая трава, залитая золотистым солнечным светом.

Как ему пережить все это? Одна только мысль о прошлом сделала его сейчас больным. Как он там выдержал, разрезая, распиливая людей после каждого сражения и извлекая из них пули в запекшейся крови? Потому что он должен был это делать, если бы не он, все они могли бы умереть. Вот это он говорил себе тогда каждый день. А теперь весь этот кровавый ужас настолько вошел в его сознание, что, видимо, что-то в нем изменил.

Рейд посмотрел в сторону хлева. Внезапная мысль поразила его: а что, если пойти собрать свои немногочисленные пожитки, связать их в узел и уйти? Он посмотрел на столбики, проволоку и отступил от них в сторону. И в этот момент послышался голос Ти:

– Эй, Рейд, я закончил! Это замечательная книга!

Рейд медленно повернулся и посмотрел на него. Ти, широко улыбаясь, подбежал к нему.

– Можно я помогу вам, и тогда мы начнем заниматься. Мне бы хотелось поговорить с вами об этой книге.

Ти поднял ограждение и плотно приставил его к столбу, чтобы Рейду легче было работать. Серые глаза мальчика сверкали от возбуждения в ожидании занятий. В душе Рейда что-то шевельнулось из давнего неясного прошлого… И он взялся за инструмент.

ГЛАВА 6

После обеда, закончив занятия, Ти вынес во двор свою старую грифельную доску и кусок мела. Рейд подсел к Уиллу и стал помогать ему переписывать буквы. Сначала Уиллу нравилось, но вскоре он потерял интерес к алфавиту и начал ерзать. Тогда Рейд предложил ему перейти к истории. С открытым ртом Уилл слушал рассказ о завистливых, враждующих между собой богах горы Олимп.

Когда Рейд закончил, Уилл со вздохом перевел дух.

– Мне это нравится, – возбужденно сказал он.

– Хорошо, на сегодня будем считать урок оконченным.

– Это были настоящие уроки? – спросил с недоверием Уилл.

– Да, это я когда-то учил в школе.

Уилл улыбнулся:

– Мне нравится ваша школа.

– Я рад. – Рейд встал, расправил плечи и направился к хлеву. Уилл пошел за ним.

– Ма пыталась научить меня читать, – признался он. – Но я не смог. Наверное, я просто болван.

Чувство жалости переполнило Рейда.

– Твоя… Мэгги так не думает, я тоже.

– И все-таки это правда. Я слышал, как Джек Скотт говорил так.

– Я не знаю Джека Скотта, но думаю, что он просто невежа.