— Я быстро. Лишь бы Соня была дома.

— Соня? — удивился Симмонс, но машинист уже отошел от коляски. — А ты говорила, что она казашка.

— Она и на самом деле казашка. — Эльсинора открыла противоположную дверцу и сошла на землю. — Ее зовут Сона. Есть такое казахское имя?

— Есть. — Симмонс тоже вышел из экипажа. — Сона по-казахски овод.

— Прекрасное имя для девушки! — съязвила Эльсинора.

— Перестань. Имя как имя. К тому же оно наверняка имеет еще какое-нибудь значение.

— Валькирия, например.

— Успокойся, Люси. — Он отыскал в темноте ее руку, погладил. — Не надо нервничать. Посмотри, какая величественная ночь.

Ночь была и в самом деле прекрасна. Высокое густо усаженное яркими звездами небо отражалось в спокойной воде канала. Шарообразные купы гюджумов, свечи пирамидальных тополей возвышались над кишлаком, словно охраняя его покой. Кишлак спал: ни звука, ни огонька. Даже собаки не лаяли.

— Что здесь будет лет через сто? — задумчиво произнесла Эльсинора.

— И я о том же самом подумал, — признался он.

— Глянем одним глазком?

— Придется перенастраивать времятрон.

— Ну и что?

— Ничего. Будь по-твоему. — Симмонс достал из экипажа чемодан. — Посвети мне, пожалуйста. Хотя, погоди.

Он подошел к кучеру и похлопал по плечу.

— Возвращайся домой. Утром разыщи Дюммеля. Скажи, что я оставил ему письмо на столе в кабинете. Пусть прочтет. Поезжай.

Кучер молча кивнул и тронул лошадей с места.

— А вот и мы, — раздался рядом голос Строганова. — Не очень замешкались?

— Как раз вовремя. — Симмонс бросил взгляд на невысокую тоненькую фигурку рядом с машинистом. — Идите сюда поближе. И ничему не удивляйтесь.

…Они стояли посредине пустынной, озаренной светильниками площади. Вправо и влево уходил очерченный цепочками огней широкий проспект. Прямо перед ними над облицованной камнем трибуной высился монумент.

— В. И. Ленин, — прочитал Строганов. — Чудно как-то написано: по-русски и не по-русски. Где мы?

— Там же, где и были, — ответил Симмонс, продолжая колдовать над пультом. — Ровно через сто лет.

Он кончил настройку и выпрямился.

— Смотрите внимательно, Михаил Степанович. Это то самое будущее, за которое вы ратуете. А насчет надписи вы правы: орфография изменилась.

Над многоэтажным зданием, подсвеченное прожекторами, медленно колыхалось в ночном небе алое полотнище знамени. Мелодично пробили полночь куранты. И тотчас зазвучала торжественная мелодия.

— Гимн, — сказала Эльсинора.

— Да, пожалуй, — согласился Симмонс.

Строганов жадно оглядывался по сторонам. В нескольких десятках метров от них прошел ярко освещен. ный изнутри автобус. Их заметили: кто-то высунул руку из окошка и помахал им. Высоко в небе проплыли мигающие огоньки — красный, зеленый и опять красный. Протяжно прогрохотал гром.

— Что это? — вздрогнула Сона.

— Реактивный самолет, — Эльсинора взяла ее за руку. — Не надо бояться.

— А что, Михаил Степанович, — озорно блеснул глазами Симмонс. — Хотите, мы вас навсегда здесь оставим? Ни царя, ни жандармов. Живи на здоровье. Согласны?

— На готовенькое? — жестко усмехнулся Строганов. — Нет, господин Симмонс, не согласен.

— Понятно, — Симмонс кивнул. Он и не ожидал другого ответа. — Тогда в путь-дорогу.

И он щелкнул тумблером.

Начинало припекать не на шутку. Симмонс опять перевернулся на живот и посмотрел в сторону надувного домика. В окнах огнисто поблескивало солнце.

«Разоспалась Эльсинора Прекрасная», — подумал он с нежностью.

— А вот и нет! — донеслось из палатки. — Уже встаю!

Пора было уже привыкнуть к этим фокусам, но Симмонс невольно поежился.

— Шеф! — зарокотали укоризненные раскаты дюммелевского сипловатого баса. — Мы тут уже давно ждем вас к чаю!

«Это еще что за чертовщина? Откуда он взялся?» — забеспокоился Симмонс.

— Просим к столу, барин! — на этот раз голос принадлежал Рее.

«Понятно, — усмехнулся Симмонс. — Вся компания в сборе. Пикник на Арале».

— Опять не угадал! — Эльсинора выскользнула из домика — грация в красном бикини с алой косынкой на волосах. Красная Шапочка почти в чем мать родила, — Просто утренняя разминка.

— И заодно явление Христа народу! — Он поднялся и пошел навстречу.

— Тогда уж не Христа, а пресвятой девы Марии.

— Дай-ка я тебя поцелую, Мария Магдалина.

От нее веяло свежестью, энергией.

— Можно подумать, что ты и не спала вовсе.

— Я и не спала. Кто бы иначе выключил силовое поле, когда тебе взбрело на ум уйти и оставить меня одну?

— А, ч-черт! Мог бы и сам догадаться. — Он подхватил ее на руки и зашагал к морю. — Страшное дело иметь жену-колдунью.

— Не колдунью, а ясновидицу! — возразила она, смеясь. — Это не одно и тоже.

— Что в лоб, что по лбу. — Под ногами заплескалась теплая, нагретая солнцем вода. — Не успею подумать, как ты уже все знаешь.

— Подумай, прежде чем подумать! — скаламбурила она. — Как тебе спалось?

— Превосходно.

— Мне тоже. И что нам мешало выбраться сюда пораньше?

— Многое. — Он поставил ее на ноги. — Пожалуй, я просто не был готов к этому.

— К чему — «этому»? — насторожилась она.

— К этой форме общения с тобой.

— Знаешь, я тебя боюсь. Иногда ты бываешь дремуче наивен, а иногда невозможно угадать, что ты подумаешь в следующую минуту.

— Должен же и у меня быть хоть какой-то козырь! — рассмеялся он. — Скажи, там у вас, в тридцатом веке, все такие, как ты?

— Какие «такие»?

— Ну, экстрасенсы и все прочее.

— Нет, — она нагнулась и зачерпнула ладонью воду. — Наблюдателей подбирают специально и потом долго готовят. А в принципе, чем ближе к истокам, тем больше людей, наделенных экстраординарными способностями. Вспомни, сколько было ведьм и колдунов в средние века.

— И при царице Савской.

— Не было такой царицы!

— А кто был?

— Никого не было! — Она рывком наклонилась и плеснула в него водой. — Всегда, во все времена были только ты и я! Ты и я! Ты и я! Понятно?

— Понятно, — расхохотался он, закрываясь руками и отчаянно жмурясь.

Час спустя, накупавшись всласть, слегка ошалевшие от воды, солнца и ветра, они позавтракали кофе с бутербродами и, натянув полосатый тент, блаженно разлеглись на горячем песке.

Ветер дул гораздо сильнее, чем утром, невысокие длинные волны бесшумно набегали на песок и откатывались, оставляя белую, стремительно тающую полоску пены.

— Я бы на твоем месте давно изошла вопросами, — призналась Эльсинора.

— Как ни странно, я как раз подумал о том же.

— О чем?

— О том, что неплохо бы поменяться с тобой местами.

— Ты хочешь, чтобы вопросы задавала я?

Он кивнул:

— И сама же на них отвечала.

— Однако! — Она взглянула на него через плечо, улыбнулась.

— Так будет лучше, — сказал он. — Говори, что считаешь нужным. Не говори, о чем не хочешь.

— Ну что ж… — Она помолчала, думая, с чего начать. — Наверное, тебя интересует, кто такие наблюдатели и что они должны делать?

— Наблюдать, — усмехнулся он.

— Не только. Помнишь, по дороге с пристани ты популярно объяснял мне, что такое человеческая эволюция?

— Помню, — кивнул он и откинулся на спину. — Представляю, как ты в душе надо мной потешалась.

— Не болтай глупости. Ты объяснял сбивчиво, слишком эмоционально, но в общем правильно. Так вот река, о которой ты говоришь, далеко не всегда течет по равнине. В ходе своей эволюции человечество не раз упиралось лбом в стену.

— И вы там — тоже уперлись? — поинтересовался он, не открывая глаз.

— Не перебивай. Ты тогда верно сказал, что процесс эволюции остановить нельзя. В какую бы глухую стену не упиралось человечество, оно всегда находило выход. Говоря твоим языком, чем дальше в лес, тем больше дров. Все становится сложнее, глубже, ответственнее. Человечество вступает в контакты с внеземными цивилизациями, начинает черпать энергию из космоса. Совместными усилиями рассчитываются и корректируются траектории движения планет и целых галактик. На этом уровне просчет в стотысячную долю микрона, ошибка в миллионную долю знака, мизерная неточность в генетическом коде могут привести к катастрофе.