[И. Ф. Даубе, «Генерал-бас в трех аккордах». — Франкфурт-на-Майне, 1756 г.]

Руководитель коллектива исполнителей: огромный комплекс задач

105 (II/432)[181]

Все это, Фабий, ты счел бы совершенно незначительным, если бы мог восстать из мертвых и увидеть Баха — говорю именно о нем, ибо не так давно он был моим коллегой по лейпцигской школе св. Фомы, — [если бы мог ты видеть, ] как он обеими руками и всеми пальцами играет, скажем, на нашем многоструннике,[182] который один заключает в себе множество кифар, или же на том инструменте инструментов,[183] в котором мехи вдыхают жизнь в бесчисленные трубы, — как он успевает действовать то обеими руками, то проворными ногами, в одиночку извлекая целый сонм самых разных, но, тем не менее, взаимосогласованных звуков, — если бы, говорю, ты видел, как он, делая нечто недоступное целому отряду ваших кифаристов[184] и тысячам флейтистов, не просто, как кифаред,[185] ведет мелодию и играет свою партию, а следит сразу за всеми [партиями] и, при 30 или даже 40 исполнителях, одного призовет к соблюдению ритма и такта кивком головы, другого притоптыванием ноги, третьего предостерегающим пальцем, этому задаст тон в высоком регистре, тому в среднем, еще одному в нижнем, — как он, исполняя труднейшую из всех партий, в то же время, при самом громком совместном музицировании, тотчас же замечает, кто и где нарушил стройность звучания, — как он поддерживает всеобщий порядок, везде и всюду успевает предотвратить недостатки, а если где-то был допущен промах — восстановить точность, — как он, до мозга костей пронизанный ритмом, выверяет тонким ухом все гармонии и один, при всей ограниченности [возможностей] одного горла, [собственным голосом] воспроизводит все голоса. Хотя вообще я большой почитатель древности, я все же (с. 90) думаю, что мой [друг] Бах — или тот, кто ему подобен, если таковой имеется, — один в несколько раз превосходит Орфея и в двадцать раз — Ариона.

[И. М. Геснер (из примечаний к трактату Марка Фабия Квинтилиана «Наставление в ораторском искусстве»). — Гёттинген, 1738 г. — Оригинал на латинском языке]

106 (III/755)[186]

[…] Мы не хуже автора [(И. Ф. Кирнбергера)] ощущаем небольшие шероховатости, возникающие от наложения хорового строя органа на камерный строй прочих инструментов.[187] Но поднимать вокруг этого много шуму, словно все это так уж страшно, не стоит: а то мы, чего доброго, договоримся до того, что для слуха невыносимо множество вот уже около 100 лет исполняемых таким способом церковных сочинений,[188] и тут уж нам наверняка не избежать изрядного количества насмешек. Да и не таким ли точно образом исполнялось большинство церковных сочинений самого' старика Баха? В Лейпциге есть органы, которые стояли там и во времена господина И. С. Баха, — и все они, бесспорно, в хоровом строе. — Уж не хочет ли господин Кирнбергер и старику Баху отказать в тончайшем слухе? Для этого он, славный Кирнбергер, пожалуй, будет слишком недостаточной величиной <…>

[И. А. Хиллер (в «Еженедельных ведомостях…»). — Лейпциг, 9.X. 1769 г.]

107 (III/751)

«Пальшау, — сказал <Карл Филипп Эмануэль> Бах, — играет мои вещи плохо, техника его неисправима, он играет гораздо более трудные вещи, чем мои, но — я всегда, когда он бывал у меня, советовал ему поиграть вещи моего отца, где дело просто-напросто в том, чтобы подпадать[, куда следует]».

[M. Клаудиус — Г. В. фон Герстенбергу. — Гамбург, 4.XI. 1768 г. ] (с. 91)

108 (III/756)

Осенью нынешнего года из Берлина в Петербург прибыл выдающийся мастер [игры] на клавесине, г-н Бальшов <(Пальшау)>, по происхождению датчанин, и, играя в различных домах здешней знати, снискал восхищение своим искусством. Г-н граф Григор[ий] Григорьевич Орлов очень хотел его послушать также и на органе и устроил ему послеполуденное выступление в большой лютеранской церкви св. Петра, где тот играл на органе больше часа и привел в восторг высшую придворную знать, а также многих других знатоков, собравшихся в церкви, тем более что до сих пор в Петербурге редко можно было услышать таких сильных органистов. Его игра — как на клавесине, так и на органе — совершенно во вкусе прежнего знаменитого лейпцигского музикдиректора г-на Себастьяна Баха, чьи сыновья в Дрездене, Лейпциге и Гамбурге чуть было не оспорили у отца превосходство в этом прекрасном искусстве. Беглость и точность, с какою он исполняет труднейшие из когда-либо написанных стариком Бахом на нотной бумаге клавирных пьес, действительно достойна восхищения, тем более что он умело вставляет изящнейшую мелизматику[189] в чистейшем и новейшем вкусе, особенно в Adagio. Он получил от разных знатных господ немалые подарки в порядке материальной поддержки, в том числе от г-на графа Орлова 100 рублей.

[Я. фон Штелин, запись в дневнике. — Петербург, осень 1769 г.]

109 (III/949)

[…] Его <(Куперена)> клавирные вещи, которые особенно ценил и рекомендовал своим ученикам великий Себ. Бах, в наше время извлечены из забвения г-ном Рейхардтом в его альманахе,[190] где они получили заслуженную похвалу. Франц [(Франсуа Куперен)] был, к тому же, первым [композитором], снабдившим печатные ноты своих клавирных произведений пояснениями «манер» [(мелизмов)], и Себаст. Бах, играя [его пьесы], большей частью следовал этим пояснениям <…>

[Э. Л. Гербер, «Историко-биографический словарь музыкантов». — Лейпциг, 1790 г. ] (с. 92)

110 (III/757)[191]

[…] На с[транице] 70 дается такая рекомендация: при наложении пунктирного ритма на триоли нота после ноты с точкой берется вместе с третьей нотой триоли. — Это справедливо только для предельно быстрого темпа. В остальных же случаях нота, стоящая после ноты с точкой, должна играться после последней ноты триоли, а не вместе с нею. Ибо иначе пропала бы разница между двухдольным размером, где встречается такой ритм, и тактами на 3/8, 6/8, 9/8, 12/8. Так учил всех своих учеников И. С. Бах; так учит в своем «Опыте» и Кванц.[192] А против исполнительского искусства и чуткости этих музыкантов, пожалуй, ни у кого не найдется никаких аргументированных возражений.

[И. Ф. Агрикола (во «Всеобщей немецкой библиотеке»). — Берлин, 1769 г.]

111 (III/810)[193]

[…] Действительно, этот размер <(2/1)> в наши дни встречается очень редко, и особенно редко в истинном и чистом виде. Тем не менее в нем есть своя особая весомость, требующая при исполнении особой тяжести; уместен же он главным образом в развитой церковной хоровой музыке… Из музыки более близкого к нам времени рецензент располагает ныне композицией как раз в этом размере на слова «Credo in unum Deum»[194] из большой мессы <си минор> покойного И. С. Баха, с восемью облигатными голосами, а именно с 5-ю вокальными партиями, двумя партиями скрипок и генерал-басом…