Из начальства оказались только представители местной управы. Присутствие примыкало к северной стене города, позади здания на площади около трех му был разбит сад и огород. На восточной и западной окраине сада сверкали два озера, вода попадала в них из ручья, что тек вдоль стены с юго-запада. Где-то у самых озер поток бежал по трем канавкам: одна канавка вела в кухню, здесь брали воду для каждодневных нужд; другая — текла на восток и впадала в восточное озеро; третья — поворачивала с севера на запад и, пройдя через пасть каменного дракона, вливалась в западное озеро. Отсюда, кружа и петляя, поток тек на северо-запад, где просачивался через шлюз, а потом, обойдя подножие городской стены, вырывался на волю и попадал прямо в Хуанхэ. Журчащий напев воды был приятен слуху, а тень в бамбуковом лесу была столь густой, что закрывала от взора небеса.

Беседка посреди озера была окружена купами лотосовых цветов. На восточном берегу стояло жилище для ученых занятий, оно состояло из трех комнат, все комнаты были обращены на юг, во дворике росла виноградная лоза, а под ней лежал квадратный камень, который служил столом: для шахмат и для подноса с чайником вина. Вся остальная земля во дворике была отдана хризантемам. На западном берегу озера стояла открытая галерея из трех комнат, обращенных к востоку, здесь приятно было посидеть и послушать журчание воды. Через маленькую дверцу в стене можно было проникнуть во внутреннюю комнатку. Северное окно галереи выходило на другое озеро. А на противоположном берегу его виднелся небольшой храм, посвященный Богу цветов[195]. Главное строение сада — трехъярусный терем, примыкающий к северной части городской стены, он вровень со стеной, и с него открывался вид на Хуанхэ. На север от реки словно ширмы подымались горы; то был иной мир — Шаньси, бескрайняя земля.

Меня поселили в южной части сада в доме, похожем на лодку. Перед ним была каменная горка и на ней — павильон, поднявшись к нему, вы могли охватить взором весь сад. Густая тень деревьев прикрывала мой дом от солнца, так что летом я не чувствовал зноя... Чжо-тан выразил мне свое внимание и назвал мое жилище «Лодка без привязи». То был лучший дом, в котором мне пришлось жить, пока я исполнял должность секретаря управы. Вокруг каменной горки были высажены хризантемы, несколько десятков; жаль, что я не дождался их полного цветения, — вскоре я уехал, ибо Чжо-тан был приглашен инспектировать область Шаньдун.

И снова вся семья Чжо-тана двинулась в Тунгуаньское училище наук, я опять сопровождал их, тогда как Чжо-тан отбыл к месту службы первым. Цзы-цинь, Чжи-тан и я оказались без дела и часто отправлялись прогуляться по окрестностям. Однажды на лошадях мы достигли храма Хуаинь, а потом посетили деревню Ху-афын — место, где легендарный государь Яо[196] трижды молился за свой народ. Во дворике храма росли кипарисы и софора — их возраст исчислялся от времен Цинь и Хань, а толщина стволов достигала трех-четырех обхватов. Иногда софора обвивалась вокруг кипариса или кипарис сплетал свои ветви с софорой. Во дворике было много древних каменных стел с разнообразными надписями, и среди них два знака — «счастье» и «долголетие», сделанные рукой Чэнь Си-и[197]. Двор Яшмового источника, что у подножия Цветочной горы, как раз то место, где Чэнь Си-и, скинув с себя земное обличие, переродился в бессмертного. Его изображение — фигура спящего на каменном ложе — находится в маленькой пещере. Вода в тех местах чиста, песок белый, быстрый поток кружил по небольшой бамбуковой рощице, то как раз была пора цветения. Тут же за пещерой был выстроен квадратный павильон, названный Без печали. Рядом с ним три старых дерева, чья кора походила на растрескавшийся кусок угля, листья были как у софоры, но более густого тона, я не знал названия дерева, но местные жители прозвали его беспечальным деревом.

Я не предполагал, что так высока Цветочная гора, и, к сожалению, не взял припасов, поэтому не смог совершить на нее восхождение. На обратном пути я увидел лесную хурму и сорвал несколько уже желтых плодов. Местные жители пытались остановить меня, по я не послушал их, надкусил один — во рту стало невыносимо терпко, и я поспешил его выплюнуть. Только когда слез с коня и прополоскал рот водой из ручья, я обрел способность говорить — к великому ликованию моих советчиков. Оказывается, хурму следует предварительно прокипятить в горячей воде, дабы устранить ее терпкость, а я не знал.

В начале десятой луны Чжо-тан через нарочного передал нам, чтобы его семья ехала в Шаньдун. Вскоре мы покинули Тунгуань и, миновав провинцию Хэ-нань, прибыли в Шаньдун. В Цзинани, что в Шаньдуне, есть озеро Даминху. Посреди него — две беседки — Лисятин и Шуйсянтин, это местные достопримечательности. Редкое удовольствие взять немного вина, сесть в лодку и поплавать по озеру, скрываясь в густоте тени ив, вдыхая аромат лотосов. Но я прибыл в город в зимний день и увидел только безбрежное море холодной воды и редкие ивы в дымке изморози. Источник Баоту в Цзинани самый большой из всех семидесяти двух водоемов города[198]. Он состоит из трех ключей, которые мощной струей выбиваются из-под земли, впечатление такое, словно это котел с крутым кипятком. Обычно потоки бегут сверху вниз, один этот течет снизу вверх — это главная особенность источника. Посреди озера — башенка с алтарем Люй-цзу[199]. Путешественники обычно берут из источника воду для чая.

Во вторую луну следующего года я получил должность в Лайяне. Осенью года дин-мао[200] Чжо-тан был исключен из членов академии Ханьлинь[201], и я вместе с ним поехал в столицу. Так и не довелось мне увидеть мираж на море в Дэнчжоу[202].