Изнуряющая работа по прокладыванию пути в торосах, сжимающий душу ужас, когда под нартами трещит и ломается лед, когда рушится снежный мост, по которому ты прошел или только собирался пройти…

"Меня вновь охватывает страх. Что же мне сделать, чтобы вытравить его из сердца? Мне столько раз приходилось испытывать это чувство, но каждый раз, когда оно появлялось, я не знал, как с ним бороться, у меня не было средств против него"…

Эти слова мог написать только очень мужественный человек. Избавиться от страха нельзя, но каждый раз вновь и вновь можно преодолевать его.

За первые семь дней он прошел четыре километра, за первые десять — около пятнадцати. Вплоть до 21 марта на горизонте все еще маячили скалы мыса Колумбия.

К 30 марта, за 25 дней, он оставил позади 100 километров. Первые сто километров…

"Доводящие до безумия торосы!"

"Сегодня по пути ужасные торосы".

Он долбит и долбит ломом лед.

"В голове опять теснятся предательские мысли о том, что невозможно двигаться вперед, что путешествие необходимо прекратить. Тут же сам себя ловлю на них, и мне становится стыдно. Беру себя в руки и снова работаю ломом. И опять все повторяется сначала…"

29 марта в дневнике Уэмуры появляется запись: "Я смертельно устал".

У него обморожено все лицо — щеки, нос, подбородок покрыты струпьями. "Слишком большая роскошь — сдаться из-за обморожения"…

Когда остался позади прибрежный пояс торосов, который всегда образуется на границе между неподвижным прибрежным (припайным) льдом и постоянно движущимися дрейфующими льдами Центрального Полярного бассейна, скорость движения стала возрастать. Но все чаще и чаще на пути возникали разводья, которые зачастую приходилось преодолевать с риском для жизни.

Однажды бежавшая впереди собака совершенно неожиданно провалилась в воду. Что делать? Интуиция подсказала, что останавливаться нельзя. Времени нет даже оглянуться — боковым зрением Уэмура видит, что собака выкарабкивается из трещины, а сам в это время выбирает места, прикрытые снегом, интуитивно чувствуя, что под ними находится лед. Нарты постепенно погружаются в воду… Каким-то чудом они все-таки добрались до старого льда…

"Я обернулся, и ужас охватил меня: за нами тянулся след, посередине которого лед был разломан и начинал расходиться в разные стороны. Представить страшно, что бы произошло, если бы я тогда остановился выручить собаку. Нечто еще не совсем осознанное заставило меня тогда крикнуть собакам "яя!". Я назвал бы это «нечто» инстинктом самосохранения, животным страхом за жизнь".

18 апреля еще в полудреме Уэмура услышал зловещее потрескивание льда. Трещина шириной в 30 сантиметров прошла совсем рядом с палаткой. В тот день, желая переправиться через широкое разводье, Уэмура вместе с упряжкой очутился на отдельно плывущей льдине, которая крошилась прямо под ногами. Трещины покрывали ее вдоль и поперек, прямо на глазах расширяясь. Кругом — каша мелкобитого льда.

"Я растерялся. Что делать? Что же делать? В панике вытащил передатчик, с отчаянием решив, что мне ничего не остается делать, как сообщить на базу о том, в какое я попал положение, и попросить о помощи. Я настраивал передатчик, когда под палаткой молнией пробежала трещина. Только сейчас увидев ее, я словно пришел в себя… Передатчик в такой ситуации не поможет. К тому времени, как прилетит вызванный сюда сигналом бедствия самолет, со мной будет уже все кончено. В такой ситуации надо рассчитывать только на собственные силы. Другой возможности остаться в живых у меня нет. "Спокойно! Только спокойно!" — уговаривал я себя… Здесь решался вопрос жизни и смерти"…

Нередко говорят, что такие вот современные путешествия Тура Хейердала, Фрэнсиса Чичестера, Уолли Херберта, Наоми Уэмуры, многих-многих других не могут идти ни в какое сравнение с экспедициями, плаваниями минувших веков.

Сам Уэмура согласен с этим. Он безоговорочно отдает приоритет путешественникам прошлого, отправлявшимся в дорогу, пусть и не в одиночестве, как он, но зато без радиосвязи, без авиационной поддержки, без совершенных навигационных приборов. Уэмура признает, что их маршруты не сравнимы с его экспедицией ни по тем трудностям, которые пришлось перенести, ни по результатам, которые были достигнуты.

Данью величайшего уважения к первопроходцам звучат его слова: "Я счастлив был бы проявить хоть толику того упрямства и той силы воли, что находил в себе такой великий человек, как Роберт Пири".

Но это лишь одна грань вопроса. Есть и другая.

Да, Уэмуре помогали летчики: раз в две недели доставляли продовольствие, прилетали, чтобы заменить пришедшее в негодность снаряжение, заболевших или уставших собак. (Одна из собак неожиданно для Уэмуры ощенилась во время полюсного похода — щенков и мамашу эвакуировали самолетом и, говорят, в США распродали с аукциона.)

На нартах Уэмуры был установлен специальный радиопередатчик, сигналы которого фиксировал и вновь передавал на Землю американский метеоспутник «Нимбус-6», а на Земле вычислительная машина точнейшим образом определяла координаты японского путешественника. Второй радиопередатчик он использовал для связи со специально организованной на широте 80°30 вспомогательной базой Аврора, где постоянно дежурили японские радисты Тадо Юко и Судзуки Кикудзи. Третий радиопередатчик Уэмура постоянно носил с собой. Достаточно нажать кнопку, и любой самолет, пролетающий в небе Арктики, услышит международный сигнал бедствия — "Мэй дэй".

Как видит читатель, вся современная техника была привлечена для того, чтобы сделать путешествие безопасным.

"Не будет никакого подвига, если вы не возвратитесь обратно, а пренебрежение мерами предосторожности достойно дурака, а не героя", — пишет Уэмура. И совершенно справедливо пишет.

Однако все это замечательное радиооборудование может совершенно внезапно и в любую минуту отказать из-за неожиданной магнитной бури. А если даже сигнал бедствия и дойдет по назначению, то самолет-спасатель прилетит никак не раньше, чем через 12 часов. Слишком поздно!

Безмерная рискованность одиночного путешествия к вершине планеты очевидна.

Гряды торосов, разводья в течение многих десятков лет отражали все попытки достичь полюса по дрейфующим льдам. Но разве теперь их стало меньше? И разве современная Арктика стала теплее?

Столь же высоки торосы, столь же опасны трещины, столь же труднопреодолимы разводья.

Если полюс и стал доступнее для путешественника, направляющегося к нему по льдам, то только потому, что в наше время в корне изменилось отношение человека к Арктике.

Вспомним историю полярных путешествий.

В 1553 году трагически закончилась первая зимовка западноевропейских мореплавателей за Полярным кругом. Лишь месяцы спустя кочевавшие карелы обнаружили у побережья Мурмана два корабля английской экспедиции Хью Уиллоуби. "Стоят на якорях, а люди на них мертвы …" Погибли все — шестьдесят три человека.

В 1619 году во время зимовки датчанина Иенса Мунка в живых осталось только трое, шестьдесят один человек погиб.

В 1735 году в отряде Питера Ласиниуса из пятидесяти трех человек погибло тридцать шесть. Семнадцать человек выжили благодаря спасательной партии.

Список навечно оставшихся во льдах Арктики можно продолжить, в нем — многие сотни и тысячи.

Люди Ласиниуса умерли от цинги, люди Мунка — от голода, все участники экспедиции Уиллоуби погибли по неизвестной причине.

Видимо, людей добивали не столько холод и тьма полярной ночи, сколько неизвестность и страх.

Почти каждая зимовка кончалась в прошлом трагедией — необъяснимыми нервными припадками, сумасшествием, цингой.

Ныне принято считать, что цинга — следствие недостатка витамина С. История полярных путешествий наводит, однако, на мысль, что дело обстоит несколько сложнее. Известно множество случаев, когда люди заболевали при полном, казалось бы, изобилии витаминов. Они ели свежее мясо, зеленые ростки гороха, целебные травки, пили теплую кровь убитых животных… И болели.