Изменить стиль страницы

Мама сказала, что понимает его… Понимает ли?

Когда отец умер, Коннор, старший сын, приехал сюда из Мельбурна, чтобы взять в свои руки бразды правления. Это было восемь лет назад. Коннор только что окончил университет, имел на руках кучу дипломов и сертификатов и понятия не имел, что с ними делать. Зато он очень хорошо умел планировать и управлять. То, что никогда не давалось Киту, от чего бежал, как от чумы, Карлайл, ну а о девчонках. – Кэтлин, Конни и Браэнн – говорить не приходилось. Они еще учились в школе.

Мама, неутомимая Кэти Фотрелл, утверждала – и это было правдой, – что и сама отлично справляется с отелем, но ей нужен кто-то на подхвате, а брать человека со стороны не хочется. Коннор просто останется на первое время, а затем сможет заняться своими делами и уехать в Европу или в Штаты.

«Первое время» затянулось. Впрочем, лет шесть назад у него был шанс вырваться отсюда, но именно в ту весну у Кэти случился сердечный приступ. Бросить ее в таком состоянии было невозможно, и Коннор остался, чувствуя, как отель, словно живое существо, охватывает его своими щупальцами, мягко, но настойчиво требует полного самопожертвования.

Он и был живым существом, отель «Песнь Пустыни». Когда-то давным-давно, когда Кэти только-только родила маленького Кита, а Коннору было всего пять лет, Патрик Фотрелл задался целью построить в красной пустыне райский сад. Он был чертовски упрям, папа, и всегда знал, что надо делать. Они с матерью работали на износ, управляясь вдвоем с тем, с чем сейчас едва справляется целая армия служащих, но Коннор ни разу не видел отчаяния на их лицах, не слышал их ссор или жалоб на жизнь.

По вечерам Патрик брал в руки гитару, и они с Кэти садились на пороге своего отеля, тогда еще просто придорожного мотеля, и пели веселые ирландские песни, и протяжные шотландские колыбельные, и старинные английские баллады… А потом маленький мотель превратился в ослепительно белый дворец среди красных песков, и первые магнолии распустились у самого крыльца, а на кухне появились новые работники.

Шло время, отель рос. Теперь это было довольно большое здание, где размещались три десятка комфортабельных номеров. В старом белом флигеле, претерпевшем некоторую реконструкцию, разместился знаменитый ресторан Кэти Фотрелл, а работало здесь теперь больше сотни человек. Горничные, коридорные, метрдотели, официантки, охранники, шоферы, медперсонал…

Зеленый континент расположен слишком далеко от остального мира. Недаром его история началась с того, что сюда ссылали заключенных английской короны. Райские сады здесь граничат с безжизненными пустынями, на обочине современных автострад можно запросто увидеть абсолютно голых туземцев, задумчиво опирающихся на длинные копья и поджавших под себя одну ногу.

Чтобы выжить здесь, нужно работать. Много работать, отчаянно много. Кэти и Патрик Фотреллы знали это, работали, как ломовые лошади, и научили этому же своих детей.

Коннор вздохнул, приходя в себя, и яростно надавил – уже в третий раз – на кнопку вызова лифта. Надо сказать электрикам, пусть проверят контакты. Немудрено, что лифт все время ломается – ветер из пустыни приносит с собой мельчайшую красноватую пыль, которая потихоньку забивает любые механизмы.

И все-таки, благодаря кипучей энергии Кэти Фотрелл и неустанному труду ее серьезного старшего сына Коннора, отель процветал. Бизнесмены из Сиднея и Мельбурна приезжали сюда на отдых, привозили своих деловых партнеров, и те никогда не бывали разочарованы. Впечатления были гарантированы, ну а вслед за впечатлениями были гарантированы отдых и комфорт.

Коннор вошел в кабину приехавшего наконец-то лифта и нажал нужную кнопку. В любом случае, в его судьбе наступил перелом. Он больше не принадлежит отелю. Теперь у него есть свое дело. Он свободен. Свободен?

Черт его знает. Свобода – штука странная и не поддающаяся четкому определению. Во всяком случае, теперь Коннор получил возможность отдохнуть. Не то чтобы ему было неприятно работать на свою мать, но в последнее время он чувствовал себя по-настоящему уставшим.

Он ведь никогда толком не отдыхал! С пяти лет он помогал своим родителям. Потом учился в школе (пятнадцать километров туда, пятнадцать обратно, до самого предместья Сиднея, именно там находилась ближайшая школа). Потом колледж и университет. Потом «Песнь Пустыни». Итог – в тридцать лет Коннор Фотрелл прекрасно разбирался в недвижимости, гостиничном бизнесе и поставках продуктов в ресторан, но начал забывать историю и философию, все реже и реже перезванивался с однокурсниками и с некоторым недоумением понял, что начисто забыл все до единого стихотворения любимого Киплинга.

Кэти Фотрелл как-то сказала:

– Мой бедный замотанный мальчик! Ты такой же, как отец. Патрик тоже понятия не имел, как люди отдыхают.

Коннор посмотрел тогда на нее с удивлением. Отец… Патрик Фотрелл был вечным непоседой, бродягой и пиратом по натуре. Он таскал за собой молодую жену и двух малолетних сыновей по всей Австралии, не гнушался никакой работой и не умел копить деньги. Работать умел, а копить – нет. На редкость он был непрактичен, отец. Это Кэти, королева пустыни, взяла в свои маленькие ручки всю финансовую сторону дел. Это Кэти занималась кредитами, ссудами, борьбой с налоговыми инспекторами и ежемесячными выплатами. Патрик копал твердую, словно камень, красную землю, прокладывал оросительные каналы, сажал цветы и деревья в саду, строил дома, крыл крыши, красил, строгал, сверлил, конопатил, шпаклевал, до хрипоты ругался с рабочими, а потом с ними же пил по вечерам кукурузное пойло, именуемое здесь виски.

Он был тружеником, его отец Патрик. Коннор помнил его руки. Очень красивые, с длинными пальцами музыканта, они были жесткими, словно высеченными из шероховатого песчаника. Этими руками Патрик легко гнул подковы и забивал голой ладонью гвозди в стены.

Коннор не мог бы сказать, что похож на отца. Он всегда тяготел к умственному труду, предпочитал аналитические построения физической работе. Иное дело – Кит. Недаром он стал натуралистом-путешественником. Теория была совершенно чужда смешливому двухметровому красавцу Киту, зато он бесстрашно пропадал в одиночку в буше, умел арканить лошадей и клеймить коров, говорил на языках всех туземных племен, голыми руками ловил ядовитых змей, плавал по мутным желтым рекам, кишащим крокодилами, в хрупкой лодчонке из коры (аборигены научили, сам сделал), знал абсолютно все о бабочках, птицах и зверях, обитающих в Австралии, и был в свои двадцать пять абсолютно счастливым человеком.

Кэтлин. Высокая, синеглазая, порывистая в движениях и суждениях, она была любимицей отца и его гордостью. Спортсменка, отличница, красавица. Ей было пятнадцать, когда папа умер, Конни – тринадцать, Браэнн – десять. Все девчонки Фотрелл были красавицами, все отличались острым язычком и неженским складом ума, все предпочли – пока еще – личную свободу мирному существованию за спиной мужа. Кэтлин работала в модельном агентстве и потихоньку пыталась пробиться в кино, Конни училась на врача, а Браэнн, по крайней мере, в настоящее время, страстно увлекалась ландшафтным дизайном. Все девчонки жили в Мельбурне, а Кит… Кит толком нигде не жил, он бродил по всей Австралии.

Коннор всего однажды навестил брата в его сиднейской квартире и был потрясен. Из мебели в просторной мансарде с огромными окнами во всю стену были только книги по естествознанию. Передвигая их стопки в разных вариациях, Кит спал, сидел, обедал и принимал гостей. Единственными, не участвовавшими в формировании временной мебели книгами, были труды Джеральда Даррелла (с дарственными надписями), потому что Киту посчастливилось участвовать в одной из австралийских экспедиций великого зоолога. Эта стопка стояла на почетном месте в углу, была покрыта белоснежной в прошлом салфеткой, а сверху красовалась громадная нижняя челюсть какого-то вымершего животного.

Был еще Карлайл. Пожалуй, именно он вобрал в себя всю кельтскую меланхоличность, которой были совершенно лишены остальные Фотреллы. Он родился вслед за Китом, но в детстве очень много болел, так что Кэти была вынуждена оставить его в Сиднее под присмотром строгой и величественной няни Пат. Немудрено, что Карлайл не слишком тесно был связан со своей семьей. Его матерью, по существу, стала Пат, именно она благословила его на отъезд в Штаты, отчего Кэти пришла в ярость и отчаяние. Впрочем, сама Кэти прекрасно понимала, что ее сын прав. В конце концов, у нее ведь оставались еще пятеро…