– Ого, а ты, оказывается, коварная женщина! – Кун еле сдерживался, чтобы не расхохотаться. Говорили мы друг с другом по-голландски, поэтому окружающие в автобусе нас не понимали.

– О ирландские мужчины, таинственные и непонятные существа! – продолжала я иронически. – Они могут поцеловать тебя в первый же вечер знакомства безо всякого к тому повода, ни с того, ни с сего, а потом так же ни с того, ни с сего начать бросать трубку, когда ты им звонишь, уверяя, что через день они уезжают в Испанию на два года (мужчина другой национальности хотя бы сначала попытался добиться чего-то более существенного!) А фермер, который простодушно поведал, что начал переписываться потому, что его мама хочет, чтобы он наконец женился?. А охранник аэропорта, который леденящим кровь голосом говорил, что должен сообщить тебе что-то ужасное? Ты мысленно готовилась по крайней услышать, что перед тобой – маньяк-убийца или больной неизлечимой болезнью, которому осталось жить считанные дни, а он трагически поведывал тебе: «Дело в том, что я женат!» – хотя непонятно, с чего он вообще взял, что для тебя это должно стать трагедией. А хозяин отеля в Керри, от которого сбежала его польская жена – и он самонадеянно полагал, что ты очень хочешь поскорее занять ее место? «Чего ты там прозябаешь, в этом Дублине? Что ты там забыла? У нас тут знаешь как здорово!»… А не имеющий никакого образования банковский клерк, который будучи чуть помоложе, был большим лоботрясом и постоянно прогуливал занятия в школе – пока, наконец, его папа, которому это не надоело, не взял его за руку и не привел к своему знакомому в банк:»Все, кончай свои закидоны. Будешь здесь работать!»- и так началась его карьера? А краснокожий садовник из Голуэя, искренне полагавший, что красный цвет кожи, полученный в солярии, сделает его более привлекательным, невзирая на все страдания от полученных ожогов, и предлагавший тебе руку и сердце – вместе со своей оранжереей – на первом же свидании? Еще был один студент – кажется, Брендан. Я думала, что ирландцы по своей натуре народ разговорчивый, а этот молчал весь вечер как партизан. Я думаю: ну, начну сама говорить, глядишь, и он разговорится. И знаешь что, Кун? Я развлекала его весь вечер историями из своей жизни как заправский клоун! А он все сидел и только время от времени бубнил себе под нос: «Yes, that’s right…yes, that’s right ”. Я подумала, что ему моя компания не по душе, а сказать прямо об этом он не решается, и наконец начала прощаться. И вот тут он открыл рот и выпалил: «А может, зайдем ко мне домой выпить кофе?» Сказать, что у меня отвисла челюсть при этих словах – значит ничего не сказать… Были еще два англичанина: один пресный как недосоленая рыба, упорно называвший ирландскую деревню Авока «Балликиссэнджел », а другой- менеджер по продажам в Восточной Европе, который считал себя невероятным экспертом по России, не зная ни слова по-русски.

Помню его рассказ о первом его выезде за пределы наших двух столиц- кажется, в Челябинск. В конце ноября. Наш «эксперт» поехал туда в своей зимней британской одежде. Приезжает, а в Челябинске -23 C… Никто не ждет его на вокзале, никто не говорит по- английски и ни один телефон-автомат не работает! Почаще бы таких диверсантов забрасывали к нам в глубинку – учить их надо, что умом Россию не понять! Добрался он-таки кое-как до гостиницы, умирает, хочет есть. Пошел в ресторан. В ресторане одна-единственная официантка пересчитывает зачем-то яйца. С таким скучным лицом. Он ждал-ждал, когда к нему побегут его обслуживать – на него ноль внимания. Минут через десять он не выдержал, с разговорником в руках на пальцах объясняет, что хотел бы покушать. Женщина окинула его ледяным взглядом: «У нас вообще закрыто!» Приехал оттуда от ангины чуть живой, вроде поутих ненадолго. А потом опять начал вопить: «У вас раньше была военная диктатура! Зато теперь у вас свобода личности!» Ну, пошла эта «свободная личность» как-то в Москве вечером через парк – захотелось сократить дорогу…. Очнулся в сугробе, без кошелька, без паспорта и без вставной челюсти. Слава богу, какая-то наша бабулька его на себе оттуда вытянула и доволокла до своей квартиры, а то совсем бы конец продажам мобильников его фирмы на Москве… Бабуля, видно, сознательная попалась, пережиток времен «военной диктатуры». Я бы это дерьмо так и оставила в сугробе лежать – может, хоть немножко поумнеет! Я ему говорю: «Может, у нас и диктатура была, но зато в то время зубы у тебя остались бы целы!» В Ирландии он корчил недовольные рожи всякий раз, когда в пабе играли « A nation once again ” – и умудрился при этом остаться неизбитым!Дело в том, что в этот момент он всегда рожу свою поворачивал в темноту: чтобы никто не видел. Вот вам и вся «свобода»! А врал напропалую как сивый мерин – даже по таким мелочам, как свой возраст. Убавлял себе 2 года – ну что такое два года, и какой в этом смысл? Он был патологический лгун, и я так никогда и не узнала, было ли это потому, что он менеджер, или потому, что он англичанин, или же и из-за того, и из-за другого. Скорее всего, последнее! Посмотри только на Тони Блэра, это же диагноз. Клиника. Я маме своей на них всех пожаловалась: чего это они такие? Там вообще нормальные люди еще есть? А мама сказала мне одну вещь, над которой я никогда раньше не задумывалась. «Что же ты хочешь? Нормальные мужики писем не пишут!»

– Все, все, ты была права, хватит, не могу больше! – Кун согнулся на сиденьи пополам от хохота. Мы уже подъезжали к Сэнт-Стивенс Грин.

… А еще был француз – убежавший работать в Ирландию от несчастной любви дома, некрасивый, длинноносый и ужасно галатный. Он единственным из всех моих новых знакомых поцеловал мне руку на прощание (я все норовила ее пожать, как героиня рассказа Жванецкого!) и не начал намекать, что он не прочь бы зайти ко мне на чай….

Был ирландский военный – пузатый капрал по имени Пол, страдающий приступами разговорчивости; был черноглазый и пустоголовый трепач-брокер по имени Фрэнк, строящий из себя «успешного профессионала», которого через месяц выбросил из сдаваемого ему дома его собственный друг, чьи 20.000 фунтов он профыкал на бирже….

Был продавец краски из Кавана по имени Шеймус – веселый, с легким характером, внешне напоминавший мне Адриано Челентано, очень почему-то стеснявшийся собственной волосатости. Периодически он уверял меня, что уходит от матери своего ребенка (у них были сложные отношения и смешанный брак :он католик, она протестантка). Впервые мы встретились, когда в Дублине проходил матч между Ирландией и Шотландией по регби, и город наводнили шотландские болельщики. Почему-то не только сами они все были в юбках, но и все сопровождавшие их женщины носили брюки! Ирландия выиграла, но никто из шотланцев не стал из-за этого с ирландцами драться. Вместо того они вместе пошли по барам, где, напившись., вдруг начали дружно скандировать: “We hate the English! We hate the English !”. Один из шотландцев – здоровый как шкаф детина в синей тартановой юбке – все тянул меня за руку: c ним потанцевать! Шеймус в красках рассказывал мне о том, как в юности был звездою регби местного масштаба, а я недоверчиво поглядывала на его тонкие ножки, хоть они и были в сочетании с широкими плечами….

Был курносый и бородатый парень из местного многоэтажного гетто под названием Баллимун, пригласивший меня полюбоваться шикарным видом с балкона его квартиры на 16 этаже (по дублинским понятиям, большая редкость – Дублин город очень низкой застройки). И мы действительно занимались в его квартире только этим – несколько часов любовались видом на самолеты, взлетающие из дублинского аэропорта, и на бухту (ее было видно аж до самого Дан Лири ). Потом он угостил меня самоприготовленным ужином и культурно отвез домой на мотоцикле! А через несколько дней прислал мне трогательное письмо, которое я храню и по сей день. «Я совсем не был уверен, что это была ты – на улице возле паба, но решил все-таки испытать судьбу и подойти. И я так рад, что сделал это! Женщина, которую я встретил у паба, была намного красивее фотографии, которую ты мне присылала по электронке- во всех отношениях. Вы – два совершенно разных человека. Немногие в наши дни несут в себе все качества истинной леди, а у тебя этих качеств в избытке.»