— Ты сыграешь «Легенду». Я люблю это твое произведение.

— Я должен написать что-нибудь новое. Специально в честь тебя.

Однажды осенним вечером, после триумфальных концертов в Германии Ольга заявила Венявскому:

— Его величество приказал мне выйти замуж.

— У тебя есть жених, любовник?

— Нет, он опросил только, какого я хочу мужа. Просил, чтобы я сказала кто пользуется моим вниманием. Я ответила «никто».

— Вот как, — в таком случае я тебе выберу мужа сам, — заявил царь Александр. — Выйдешь замуж за полковника кавалерии, дворянина и атлета, ломающего подковы, такова моя воля.

— Император издал указ? — опросил пораженный скрипач.

— Ведь у тебя жена и дети. Тенора я не хочу, тем более не хочу баса. Купец не по мне, ученый меня не захочет… остается только военный.

Солист его императорского величества замолчал сраженный известием.

Он слышал когда-то, что у нее была связь с царем, но он полагал, что это обыкновенная петербургская сплетня, не больше. Теперь перед его глазами возник грозный призрак.

— А почему вопрос о твоем замужестве интересует императорское величество? — спросил он запальчиво.

— Не могу же я отказаться от царской опеки и милости, — дипломатически и уклончиво ответила певица.

— Я все еще не очень понимаю, почему царь интересуется твоими личными делами. Ведь ты можешь выбрать мужа по своему желанию и вкусу.

— Сегодня наша последняя встреча. Не будем терять времени на взаимные обвинения. Я хочу сохранить хорошие воопоминания о тебе. Ты был тем, кого я выбрала сама. Ты меня очаровал собой и своей скрипкой. Ты моя музыка, таинственный звук, который я услышала в твоем сердце.

— Ну, что ж, едем в Троицкий собор? — по приятельски положив руку на плечо Венявскому, сказал Милий Алексеевич Балакирев, симпатичный бородач.

— Зачем?

— Не притворяйся! Сегодня брак Ольги Петровны. Вот жалко, как приятно было у нее дома, — великолепная певица, чудесная женщина. Жаль отдавать ее какому-то полковнику.

Венявский остановился в нерешительности.

— Одевайся, это займет довольно много времени. Генрик неуверен, должен ли он быть в церкви на венчании Ольги, ведь она его не приглашала? Уже много месяцев как он порвал отношения с ней.

Троицкий собор, церковь с позолоченными куполами глав. Перед церковью стоит памятник «Славы», легкий и стройный с кружевной фигурой наверху, как бы приглашающей посетить храм. На площади перед храмом несколько карет. В стороне, под колоннадой, стоит военный оркестр.

Был яркий июльский день. С моря дул легонький свежий ветерок, который гнал перед собой перистые облака. На макушке церкви блестели золотые кресты, как всегда, как каждый день. Рысак, везущий музыкантов, приехал слишком рано. В церковь без приглашений не пускали. Балакирев показал свой пригласительный билет. А Венявского церемониймейстер, одетый в мундир с позументами, с шарфом через плечо, не решился задержать. У Венявского была своя манера держать себя с такой уверенностью, что слуги уступали ему дорогу. Они с Балакиревым беседовали и в церковь пока не входили. Гости ждали приезда молодых. Вдруг загремел свадебный марш Мендельсона. Из кареты вышла невеста. Ее вели шафера, офицеры в красивых блестящих золотом мундирах. Вслед за тем приехал жених. Его сопровождали подружки в белых, с длинными тренами, платьях. Сразу же под колоннадой образовался длинный ряд пар.

В церкви ярко горели неисчислимые свечи. Еще оркестр на площади играл марш, а уже хор приветствовал молодых обрядовой песней. Мощные басы покрывали голоса теноров и дискантов. Певчие были одеты в установленную форму: в белое с золотом. Вот отворились царские врата. На середину церкви вышел священник в митре, на которой блестел алмазный крест. Священник шел по светло-голубому ковру держа в руках крест.

Посредине церкви у аналоя молодая пара уже ждала священника. Ольга Петровна в белоснежном шелковом платье, в белой фате с флер д'оранжевым венком на голове. Рядом с ней стоял молодой полковник в мундире кавалергарда, стриженный бобриком.

Только теперь увидел скрипач своего соперника.

Увалень — подумал он и отвел глаза, осматривая блестящую от золота и света церковь. Хор все еще продолжал петь. Рядом со священником стоял диакон — громадный, бородатый великан. После возгласов священника диакон невероятно низким басом отвечал ему, словно орган, а хор подхватывал его слова высокими дискантами и тенорами и нес песню высоко к куполам церкви. Шафера держали золоченые короны над головами молодых. Стоявший на правом клиросе церковный хор, не сопровождаемый звуками какого либо инструмента, наполнял церковь мощной, красивой мелодией. Певчие знали, что невеста — звезда оперы. Некоторые из гостей вытягивали шеи, становились на цыпочки, пытаясь рассмотреть, кто из певчих так великолепно солирует и так превосходно выделяется в мелодии этой ангельской песни. Старики стояли как на параде, время от времени широко крестясь и даже пытались подпевать певчим. Высокие восковые свечи горели ровно, но пламя их отклонялось иногда влево под дуновением ветерка. При каждом могучем возгласе диакона огни свечей вздрагивали. Священник благословил молодых, надел им на пальцы обручальные кольца. Хор загремел старую церковную песнь «Гряди голубице…». Священник дал им поцеловать икону в золотом окладе, перекрестил их, помахал вокруг кадилом. Руки у молодых были связаны полотенцем. Диакон сопровождал священника во всех его действиях, словно огромная тень и бас его усиливал торжественное ликование, звучавшее в песнопениях.

Торжество бракосочетания совсем расстроило скрипача. Он вышел под колоннаду церкви. Балакирев подошел к молодым, чтобы принести свои поздравления. Скрипач уже под колоннадой слышал как оркестр играл свадебный марш из Лоэнгрина. Надо было уходить. Чего же еще ждать? Оставить приятеля было неудобно, ведь на венчание он приехал с ним. И все же он не стал ждать. Сбежал по лестнице вниз и протолкался через толпу любопытных.

— Вернуться в оперу на репетицию, идти домой? Зайти в консерваторию? Нет, нет! — убеждал он себя. — Пойти навстречу ветрам, вдоль каменных берегов Невы.

Над водой по-прежнему носятся стаи чаек.

— Теперь буду смотреть на их воздушные игры. Лишь бы подальше от церкви, от свадебного поезда, от золоченых корон, от белых шелковых платьев, от парадных одеяний гостей.

Генрик отдыхал, глядя на волны реки, и ясно отдавал себе отчет, что судьба перевернула страницу в его жизни и, что никогда больше он не посмеет вернуться, даже мысленно к этим годам полным впечатлений и переживаний.

— Прощай, белая чайка, морская, воздушная птица, — щелкнул он пальцами, повернулся и медленно пошел по направлению к дому.

Несколько дней спустя, Венявскому сказали в Опере, что Ольга Петровна вышла замуж за генерала и уезжает с ним в Вашингтон. Теперь она уже графиня.

— Почему ты не подождал меня, — спросил Балакирев, встретив скрипача за кулисами.

— Я ждал. Я думал, что ты поедешь на свадебное пиршество, и пошел по своим делам.

— Ты же мог лично ее поздравить, как это сделали гости в церкви.

— Зачем же мешать людям в столь торжественный час. Ведь поздравить можно по почте или по телеграфу.

— Лично, однако, лучше. Много лучше! — сказал дирижер.

— Ты когда уезжаешь? — спросил скрипач, чтобы перевести беседу на иную тему.

— Как только получу паспорт. А ты?

— Я могу ехать хоть сейчас, как только жена и мать будут готовы.

— Да, недостает нам теперь в опере Ольги Петровны. Негде попеть наши русские песни. Я волжанин. Осенью привезу новое собрание мелодий. Будет работы выше головы!