Юльян, т. е. Киця, был избавлен от серьезных последствий, благодаря следствию, которое вел Тухолка, двойному штрафу, стараниям Регины Венявской, деньгам Генрика и благосклонности генерала Трепова. Он отделался несколькими месяцами тюрьмы на Павиаке и в Варшавской цитадели. А ведь в те времена повстанцы тысячами шли в Сибирь, в Нерчинские рудники, в тайгу и тундру, на берега Ледовитого океана.
Все эти вести приходили в тихую квартирку на Большой Морской. Значительная часть русского общества сочувствовала польским повстанцам-арестантам, которые так же как в 1830—31 г.г. воевали «за нашу и вашу свободу». Но действовал уже шовинист Катков, к голосу которого прислушивались темные силы России. Из грязных трактиров выползала ненависть, подозрительность. Катковщина пахла сивухой и кровью.
Генрик все сильнее стал тяготиться домашними узами. С внешней стороны все как будто оставалось по-прежнему. Однако, его уже не тешили ни орден св. Анны, ни орден Вазов, ни орден Данеборга. Не радовало избрание в Академию изящных искусств в Стокгольме, факельные шествия, серенады, цветы и овации в его честь.
На ночном столике лежит странный роман «Преступление и наказание» Достоевского. Венявский расстроен этим романом. Он чувствует себя так, будто ему не хватает воздуха. Он тревожен, придворная атмосфера действует на него угнетающе. Он с удовольствием уехал бы в Париж на выставку. Как много теперь пишется и печатается в Париже.
Но пани Регина не советует пускать Генрика в Париж одного.
— За ним надо присматривать больше, чем за внуком. Генрик ведь легкомыслен… впрочем, как всякий мужчина.
Иза очень обыкновенная женщина, мелочная, болтливая. Правда, она заботится о муже, но давно уже потеряла путь к его сердцу. Впрочем она никогда этого пути и не знала. Это он создал о ней «Легенду», но оживить этой легенды она не смогла. Она — жена со всеми законными, церковными, светскими, гражданскими правами. Научилась держать в руках заработки мужа. Вот и все.
Пани Регина, а еще раньше ее собственная мать, воспитывали в ней предусмотрительность домашнее хозяйки. Советы их почти одинаковы. Занятая сыном и домом, она все более уходит из круга интересов мужа. Она теперь предпочитает, чтобы концертов в ее доме не было. Друзья Генрика после своего визита оставляют такой страшный беспорядок в квартире. А Венявский должен был как-то избавиться от накапливавшихся противоречий. Он знал, что не может их решить, поэтому хорошо было бы хоть на время о них забыть. Нашелся такой дом, такая семья, где любят музыку, споры, честные признания и глубокое раскаяние. Кормили здесь гостей без разбора, чем угодно, что кому нравится и пили сверх всякой меры. Здесь всегда можно было найти жаркое из серны или дикого кабана, стерлядь, сигов, астраханскую икру и… соленые огурцы, фантастические напитки, наливки, пряники, пироги, варенье, фрукты.
Что же это за дом?
Чей же как не примадонны Ольги Петровны! К ней вхожи только немногие избранники. Говорят, она — любовница одного из великих князей. Иногда ее посещает сам царь. Тогда у нее гостей нет и только слуги могут сказать что-либо на этот счет. Однако безопаснее держать язык за зубами.
Здесь бывает и Венявский. Иногда приезжает со своей скрипкой. Собираются молодые люди и тогда в интервалах между пиршествами, вплетаются мечты о создании русской музыки, возвышающейся над вагнеровской. Кто им помешает в осуществлении этой цели? Княгиня Саксен-Альтенбург? В таком случае ее высмеют в салонном кабаре. Сам Мусоргский о ней написал песенку:
и назвал ее музой Евтерпой.
________________
* No, très… (франц.) О, знаменитые зрители!
Балакирев, Кюи, Бородин, Римский-Корсаков, да и Гиньолю к этому добавили свои остроты. Один только Венявский в качестве чужестранца и гостя оставался слушателем. Ведь неудобно, чтобы солист и советник великой княгини Елены Павловны сочинял сатирические стишки на ее счет.
Однако Ольга Петровна поощряла его и в этом деле.
— Я для вас пойду на любой риск, но не в этом случае, ведь речь идет о даме.
— О даме? А какая собственно разница?
— Разница все же существует, — конечно, небольшая, но все же есть, — скромно улыбается скрипач.
Беседа по-французски ничем не смущает, наоборот она кажется пикантнее. Певица забавляется этой двусмысленностью.
— Но, но… — грозит она пальчиком, — вы уверены в этом?
— А вы, такая восхитительная и талантливая женщина, нет?
— Я и не знала что вы такой «кокет».
— Измените род. В таких случаях по французски говорят: le coq!*
Певица — крупная, полная блондинка с золотистыми волосами и маленьким ротиком с ровными мелкими зубками. Рядом с Генриком она кажется еще выше, благодаря модным высоким каблучкам и кринолину. Она знала, что скрипач женат. Это было удобно, ибо позволяло хранить в тайне связь. Она избегала знакомства с мадам Венявской, хотя удобный случай представлялся уже не раз. Она считала Изу обыкновенной мещанкой, погрязшей в до-
__________________
* Le coq (франц.) Петух.
машних дрязгах. Ее широкая, щедрая рука, умение собирать вокруг себя самых интересных людей Петербурга, выгодно ее отличали от Изы, и Генрик быстро пришел к этому выводу. Склонный к жизни богемы, скрипач хорошо себя чувствовал в ее обществе и все чаще искал его. По всей вероятности, Ольга Петровна замечала состояние Генрика и наблюдала за ним уже длительное время. Однажды зимой она обратилась к Генрику.
— Приходи сегодня в пять часов на репетицию.
— Ты будешь петь Эльзу в «Лоэнгрине»?
— Да, я хочу попробовать что нибудь вагнеровское.
— Прекрасно, новая роль всегда возбуждает интерес и увеличивает успех.
Генрику приходилось дома не раз объясняться по поводу своего постоянного отсутствия.
Репетиция должна была продолжаться не больше часа, а вернулся он в десять. Певица мечтала выехать в Париж и выступить в Большой опере.
— Говорят, у тебя в столице Франции есть друзья? Ты ведешь знакомство с импрессарио, критиками, директорами, дирижерами?
Все это было сказано в перемежку с поцелуями, как-бы от нечего делать, без практических выводов. Впрочем, она сейчас же перешла на другую тему.
— Ты ездил по варшавскому мосту через Вислу?
— Еще нет.
— А я ездила. Я в прошлом году выступала в Варшаве.
— Ты осталась довольна польской публикой?
— Очень. Ведь я не граф Берг, — ответила певица.
Так возникла тайна Венявского. Скрипач оберегал ее вместе с певицей. Он получил еще одну должность, правда почетную, но вместе с тем очаровательную, необыкновенную.
За кулисами об этом говорили разно. Однако, в большинстве случаев отмечалось, что по царскому повелению солист его императорского величества дает певице уроки музыки.
Каникулы предполагалось провести интересно.
Однако в Люблине его встретили слезы, а болезнь задержала отъезд в Германию, где происходили всякие реформы.
Только поздней осенью, скрипач с женой и сыном приехали в Петербург. Он уже знал о покушении Березовского на царя, о возгласе Флоке.
Vive la Pologne, Messieurs!
В мире художников и артистов господствовало большое оживление.
Оффенбаховская «Герцогиня Герольштейнская» и «Нюрнбергские мейстерзингеры» Вагнера вызвали среди музыкантов и певцов большой интерес, больший, чем выставленные недавно картины Матейко «Рейтан на Варшавском Сейме» и «Проповедь Скарги».
Большая золотая медаль, присужденная Матейко в Париже, подкрепляла измученные сердца — а циклы Гроттгера «Литва» и «Война» напоминали о трагической истории отчизны, о последнем командире повстанцев ксендзе Бжузке, повешенном в Соколове. В Петербурге упразднена специальная канцелярия по делам Польского Королевства. Возрастало бремя, легшее тяжелым грузом на плечи польской общественности, на плечи польской колонии в Петербурге, тем более, что продолжались споры о смысле восстания 1863 года и о ценности возглавлявших его людей. Написанная Спасовичем по-русски История польской литературы, уже казалась памятником отдаленной старины, хотя издана она всего лишь два года тому назад.