— И там тоже следы взрыва.

— Значит, хорошо организованная диверсия? — спросил человек в штатском, глава Средневолжской губернии генерал-губернатор Моргунов.

— Более чем. Вот смотри.

На «ты» генерал Юшков называл губернатора неспроста. Еще лет семь назад они были простыми полковниками в службе МЧС. После июньского переворота дороги их разошлись, но оба сделали неплохую карьеру. Бывшие сослуживцы склонились над планом завода.

— Прежде всего они нанесли удар по главной подстанции, да такой, что наши службы до сих пор не могут подключить комбинат к системе электроснабжения. На всей территории завода потух свет, и уже через тридцать секунд прозвучали один за другим четыре взрыва. Были взорваны самая большая емкость с готовым хлором, затем эстакада, перегородившая дорогу на комбинат и препятствовавшая проезду техники, а также два мостовых пролета, из-за которых ночная смена не смогла быстро покинуть территорию. Люди оказались в ловушке, лишь у единиц из них оказались противогазы. Многие просто заблудились в темноте, этот комбинат просто жуткий лабиринт из всякого рода конструкций.

— Сколько человек было в смене?

— Более пятисот.

— Сколько вышло?

— Пятнадцать. В основном это ремонтники, по своей специальности обязанные пользоваться спецзащитой.

Губернатор прошелся по комнате, остановился у окна. Ему показалось, что чуть-чуть пахнуло едким запахом хлора, но это были чистые эмоции. Моргунов знал, что ветер уже вторые сутки устойчиво дул в противоположную сторону, унося отраву на пригород и несколько расположенных рядом с Волжанском деревень.

— Говорят, что многие погибли потому, что не умели пользоваться средствами защиты? — спросил он.

— Да, в основном женщины. Были плохо подогнаны противогазы, да они и не умели толком их надевать.

— Когда на заводе последний раз проводились учения по гражданской обороне?

— Года четыре назад.

— А точно, значит, не знаешь?

— Я сейчас велю уточнить… — Юшков бестолково стал копаться в бумагах, затем потянулся к телефону, но губернатор остановил его.

— Не надо. Ты это расскажешь лично Сизову. Он уже вылетел. Слишком много пьешь, Виктор.

Генерал потупился.

— Ты хочешь сказать, что сделаешь из меня козла отпущения? — спросил он.

— Это зависит не от меня. Наверняка полетят головы в местной ФСБ. Но и ты хорош! Ты обязан проводить регулярные учения с населением и рабочими на случай подобных катастроф на всех вредных предприятиях региона. Сколько их было за последние два года? Я тебе точно скажу — ни одного.

— Андрей, прикрой меня! — взмолился Юшков. — Давай свалим все на фээсбэшников. Это ведь они прошляпили диверсию.

— Я не знаю, удастся ли самому усидеть на месте. Будем ждать Сизова.

Диктатор прибыл на комбинат когда уже рассвело. Выйдя из машины, он первым делом почувствовал слабый, но стойкий запах хлора.

— До сих пор пахнет? — спросил он сопровождающих.

— Да, есть немного.

Эстакада, загораживающая дорогу на комбинат, была уже разрезана автогеном на части и растащена по сторонам. Навстречу Сизову шли и шли солдаты с носилками, на которых лежали трупы. Сизов глянул на одни, другие. Все погибшие отливали синевой, выпученные глаза и раскрытые рты жутко перекосили лица. Диктатор отвернулся и пошел назад, прочь с территории химического могильника.

— Сколько? — спросил он у семенившего за ним медведеподобного Юшкова.

— Уже триста сорок.

Метров через сто их обоих догнал отставший было Моргунов.

— Только что звонили в редакцию местной газеты, — сказал он. — Ответственность за взрыв взяла на себя некая организация "Священный газават".

— Я и не сомневался, что это дело рук исламистов, но то, что они впервые взяли на себя ответственность, любопытно. Значит, чувствуют собственную безнаказанность.

Сизов даже не покосился в сторону начальника губернского отделения ФСБ, но тот уже почувствовал, как с его погон одна за одной слетают генеральские звезды.

После завода Сизов поехал в ближайший госпиталь. Все палаты и коридор были забиты кашляющими, стонущими от боли пациентами. Большинство из них прижимали к глазам влажные тряпки. Хлор прежде всего выжигал слизистую оболочку глаз.

— У нас все забито под завязку, так же переполнены соседние больницы, — пояснил главврач. — Сейчас разворачиваем лазареты в школах.

— Сколько всего пострадавших?

— Более тридцати тысяч. Две тысячи очень серьезно, треть из них просто не выживет, остальные останутся инвалидами.

Сизов мерно кивнул головой и пошел к выходу.

— Нужны медикаменты, — торопливо говорил семенящий за ним главврач. — Не хватает медперсонала.

— Привлеките учащихся медучилищ и институтов. А относительно медикаментов отдайте заявку Моргунову. Постарается достать все, что надо.

Через неделю последовал налет террористов на перекачивающую станцию газопровода Уренгой-Германия. Чтобы восстановить ее, понадобились неделя времени, большие материальные затраты и героические усилия газовиков. Произошли теракты и на двух нефтепроводах в Тюмени, попытка взорвать скорый поезд, по счастью, мина была обнаружена обходчиком, и поезд удалось остановить. Лишь через месяц удалось нащупать широко разветвленную сеть террористов, большинство из них были приезжими чеченцами и местными из татар и башкир. При задержании все они яростно отстреливались, пытались взять заложников, но методика борьбы с террористами российских спецслужб давно отметала все сантименты, так что большая часть боевиков "Священного газавата" погибла, и лишь небольшая часть попала на скамью подсудимых.

Ни Моргунову, ни Юшкову, ни тем более генералу ФСБ не удалось уйти от ответственности. Всех их понизили в звании и отстранили от должностей.

ЭПИЗОД 24

Прошло уже два года, но Анвар эд-Дин так и не смог привыкнуть к тому, что при входе на аэродром рядом с огромным портретом вождя и отца нации появился точно таких же размеров портрет с изображением моложавого человека с длинным лицом и брезгливо оттопыренной нижней губой. После смерти Саддама Хусейна именно этот человек стал новым отцом нации, но Анвар слишком хорошо знал его, чтобы восхищаться и преклоняться перед ним, как перед его отцом. Ведь недаром говорят, что нет пророка в своем отечестве. На лбу полковника иракских ВВС до сих пор виднелся беловатый шрам, уходящий под густую черноту волос, плод их совместного детства.

Тридцать лет назад молодого Хасана Саддама отдали на воспитание в бедную арабскую семью кочевников. Это был обычай, идущий из глубины веков, доля, которой не миновал и сам пророк Мухаммед. Пять лет они, простые пастухи, прожили с молодым Саддамом, вместе делили и радости, и тревоги, и этот шрам, полученный в драке Анваром, был не единственной памятью о тех давних годах. В тот день молодому Хасану первый раз поручили зарезать ягненка. Простая операция, они сотни раз видели, как это делал отец Анвара и его более старшие братья, но по какой-то своей дурной прихоти десятилетний Хасан сначала перерезал ягненку сухожилия задних ног. Тот жалобно блеял и, волоча онемевшие ноги, ползал по кругу, а его палач смеялся и показывал пальцем на свою жертву.

Анвару тогда было всего восемь, но он бросился с кулаками на рослого и более мощного Хасана. Эта драка кончилась тем, что нож сына Саддама рассек лоб сына пастуха. Взрослые так и не поняли причины ссоры детей, а те оба молчали, да и ягненок к этому времени уже лежал с перерезанным по всем правилам горлом.

Со временем этот инцидент неожиданно стал трамплином для стремительной карьеры Анвара эд-Дина. Может, сын Диктатора забыл про тот инцидент, может, наоборот, в нем жило чувство вины за невольную кровь, но и Хасан, и его отец явно благоволили к сыну пастуха. По желанию старшего Саддама в семнадцать лет Анвара отправили в Россию учиться на летчика, и теперь, спустя годы, он был командиром элитной эскадрильи пилотов-акробатов "Соколы Саддама Хусейна", неизбежных участников всех массовых праздников иракского народа.