Изменить стиль страницы

Хаким покосился на своего соседа, тот спал, смешно оттопырив толстые губы. Хаким поморщился. Юсуф хоть и был, как и он, йеменцем, но жил на побережье, в районе Ходейды, и, подобно многим жителям этого района, имел в крови достаточно примеси африканских предков. С малых лет в голову Хакима вдолбили, что жители равнин — более низшая каста по сравнению с ними, горцами, истинными и избранными сынами аллаха. Кроме того, Юсуф был суннитом шафиитского толка, а значит, и молился пять раз в день, а не три, как Хаким. Но судьба словно нарочно сводила Хакима с чересчур смуглым толстогубым парнем. Роста они были одинакового и в строю стояли рядом, их постели также находились рядом, вот и сейчас их невольно посадили вместе.

Довезли их до палестинского города Хеврона, по узким старинным улочкам громоздкий автобус проехать не смог, и с полкилометра парни шли друг за другом, разглядывая новый для себя город и редких в час жаркого полдня — сиесты жителей. Наконец около большого здания медресе провожатый велел своим подопечным остановиться и выстроиться в две шеренги, а сам исчез внутри дома. Минут через пять он вышел, почтительно пригибаясь перед невысоким, седобородым арабом в военной форме со знаками отличия генерала на погонах. Неодобрительно осмотрев аморфную массу новобранцев, генерал хриплым голосом скомандовал:

— Смирно!

Пройдясь вдоль строя, он осмотрел пополнение и, вернувшись на крыльцо, обратился к новичкам с короткой речью:

— Отныне вы воины священного джихада. Основные ваши обязанности — выполнять все мои указания и думать только о священном долге перед пророком. Размещаетесь на втором этаже, ваш командир — Махмуд, — он показал рукой на их провожатого.

Весь второй этаж медресе оказался чем-то вроде общежития. Десятки тонких матрасов аккуратно были сложены вдоль стен. Махмуд показал рукой в один из углов и приказал новичкам сложить свои вещи туда. После этого все спустились вниз, юношей накормили шурпой с мясом, потом снова загнали на второй этаж и длиннобородый мулла часа два толковал им Коран. Уставшие после длительной дороги, они плохо понимали смысл цветистых высказываний пророка и откровенно клевали носом.

Наконец уже поздним вечером снизу донесся шум многочисленной толпы людей. Хоровая молитва и звон мисок подсказали Хакиму, что там происходит. Минут через пятнадцать на втором этаже начали появляться точно такие же подростки, как и вновь прибывшие. Вели они себя по-разному. Кто просто устало расстелил свой матрас и сразу лег спать, человек десять собрались в кучку и оживленно обсуждали что-то со смехом и оживленной жестикуляцией.

Хакиму бросилось в глаза бледное лицо одного из парней. Он молча сел на свой матрас, обхватил голову руками и застыл в позе явного отчаяния. Порядок в спальне навел Махмуд. Разогнав спорщиков по постелям, он отдал короткую команду, и изо всех углов огромной комнаты начали сносить лишние матрасы для вновь прибывших. Последовала последняя, краткая общая молитва, и им наконец-то разрешили лечь спать. Этот сон Хаким воспринял как самый сладостный подарок аллаха.

Следующим утром команду Хакима накормили последней, когда остальные обитатели медресе уже покинули учебное заведение. Затем Махмуд построил новобранцев, и к ним вышел сам генерал. Осмотрев новичков, он остановился около стоявших как всегда рядом Хакима и Юсуфа. Критично глянув на тонкое, красивое лицо горца, палестинец ткнул пальцем в грудь Юсуфа:

— Вот ты сегодня встретишься с пророком.

Несмотря на темный цвет кожи, Юсуф побледнел. Они знали, что это означает. Через сорок минут обвязанного тротилом йеменца вели в общем строю куда-то в сторону нового города. Несмотря на то, что еще не наступило обычное полуденное пекло, с лица Юсуфа стекал обильный пот. При этом он почему-то поминутно оглядывался в сторону идущего сзади и сбоку Хакима, словно хотел ему что-то сказать. А тому в первый раз было нестерпимо жалко парня, он пытался убедить себя, что завидует Юсуфу, но из глубины души поднимался только страх перед тем, что предстоит испытать шафииту.

Наконец им велели остановиться. Махмуд подошел к Юсуфу и протянул ему какие-то бумаги.

— Это пропуск на израильскую территорию. Сегодня суббота, никто из иудеев не работает, поэтому много арабов заменяют евреев в лавках и мастерских. Взорвешь заряд, когда тебя будут обыскивать на контрольно-пропускном пункте.

Он подсоединил провод взрывателя к небольшому пульту, поместившемуся в ладони Юсуфа, затем прочитал молитву. Губы Юсуфа также шевелились, но Хаким не был уверен, что тот понимает, что делает, настолько бессмысленным выглядели глаза подростка. После этого Махмуд подтолкнул смертника к выходу из переулка:

— Иди, и да поможет тебе аллах!

Заплетающейся походкой Юсуф пошел вперед, из-за угла за ним наблюдал командир, в руках Махмуда была небольшая карманная телекамера. Остальные жались вдоль стен. Но Хакима снедало странное, идущее из нутра животное любопытство. Он хотел видеть, что будет дальше. Поняв, что Махмуду пока не до него, Хаким проскользнул за угол ближайшего дома, пробежал метров двадцать, и, увидев деревянную лестницу, быстро вскарабкался на плоскую крышу. Упав на живот, он подполз к самому краю крыши, осторожно выглянул и сразу увидел длинную фигуру Юсуфа, все так же медленно бредущего к серым бетонным блокам пропускного пункта. Йеменцу чуточку не повезло, основной вал желающих перебраться в израильскую зону уже прошел, патруль проверял документы у двух припоздавших торговок. Они пропустили, их когда Юсуфу оставалось пройти еще метров десять. Обернувшись и увидев жуткое лицо идущего на них подростка, старший из солдат вскинул в сторону Юсуфа свою винтовку и закричал:

— Стоять!

Но тот не понимал, что ему говорит этот человек, и продолжал идти вперед все тем же размеренным шагом уже мертвого человека. Хаким видел, как со стороны ствола штурмовой винтовки вспыхнуло яростное пламя, грохот выстрелов донесся до ушей йеменца. Не то пуля попала точно во взрыватель, не то сам Юсуф от боли нажал на пульт, но грохот взрыва больно ударил по ушам Хакима, и одновременно тонкая фигура Юсуфа исчезла в черной туче взрыва с алой сердцевиной пламени.

Хаким зажмурился, а когда открыл глаза, на площадь перед блокпостом выскочила толпа людей, сразу начавших забрасывать камнями израильских солдат, суетившихся вокруг своего не то раненого, не то контуженого товарища. С трудом Хаким понял, что эти люди внизу — его товарищи по команде. В ответ солдаты открыли беспорядочный огонь, и толпа подростков отхлынула назад. Уже не прячась, Хаким поднялся во весь рост и, пошатываясь, спустился с крыши. Никто не заметил его отсутствия, все были слишком возбуждены первой стычкой. Подростки разбирали из кузова подъехавшего мотороллера камни, азартно переговаривались между собой.

— Пошли, — скомандовал Махмуд и снова приник к видоискателю камеры.

Все остальное было для Хакима как во сне. Он вместе со всеми выбегал на улицу и ожесточенно, изо всех сил бросал камни в сторону неуклюжих серых фигурок в громоздких касках. Он не видел попал ли в кого, да и вообще, долетели ли его камни до цели. Почему-то больше всего йеменцу запомнился высокий парень из Алжира, размахивающий над головой ремнем пращи. Именно он упал первым, затем и Хаким почувствовал сильный удар в грудь. Мир крутанулся вокруг своей оси и исчез под темным покрывалом беспамятства.

Очнулся он от голосов.

— Сколько сегодня?

— Десять. Восемь ранено.

— Не десять, а девять, — поправил третий голос. — Этот парень еще жив.

— Да? — удивился обладатель второго голоса. — А мы думали, он готов.

— Нет, я уже вызвал санитаров, его сейчас отнесут в операционную.

— Ну ладно, и девять человек хорошо, тем более еще тот парень с бомбой. Вчера вообще их всего пять было. Генерал сильно гневался.

— Забирайте, — велел один из голосов, и мир снова качнулся вместе с носилками предательской колыбелью болезненного забытья.

В тот же день агентство Рейтер передало очередную сводку с полей сражений интифады: