Последние два дня им везло. Наступающая осень щедро начала укутывать землю туманами, пошли дожди. Но сегодня подморозило, и синее небо страшило Авдала больше, чем самое жуткое стихийное бедствие.

"Только бы не прилетели вертолеты," — подумал командующий, и, словно прочитав его мысли, кто-то сзади закричал:

— Воздух!

Весь караван мгновенно рассыпался, люди бежали в разные стороны, стараясь укрыться за большими камнями, либо спрятаться под нависшими скалами. Два штурмовых вертолета «Кобра» с грохотом и воем винтов прошлись по ущелью, сея смерть. Первый из них поливал узкий каньон пулеметными очередями, второй ударил неуправляемыми ракетами. Когда шум вертолетов стал тише, ущелье наполнилось криками и стонами раненых. С мучительным ржанием билась на земле получившая пулю лошадь, совсем по-человечески стонал умирающий мул. И еще истошно кричала женщина над мертвым телом трехлетнего сына. А гул вертолетов снова начал нарастать, на этот раз они заходили с головы колонны. Врага встретили многочисленные очереди, практически все, у кого в руках было оружие, стреляли в стремительно несущиеся черные тени. Но это была скорее психологическая оборона, броня выдерживала удары пуль, хотя звон от их ударов очень нервировал пилотов.

Не выдержав огня, обе «вертушки» взмыли вверх и свернули в сторону. Минут через пять они появились снова, зайдя в ущелье с другой стороны. Еще полгода назад вертолеты боялись вот так в лоб атаковать колонны курдов. Тогда у них имелись российские зенитные комплексы «Оса» и «Стрела», и обломки четырех вертолетов навсегда остались в горах Курдистана. Теперь же даже патроны были у партизан на исходе, и курды стреляли уже не очередями, а одиночными, стараясь тщательнее целиться.

На большой валун в самом центре ущелья ловко вскочил один из бойцов. Мухаммед мгновенно узнал по стройной фигуре своего сына. На плече Олжаса лежала длинная труба гранатомета РПГ. Не обращая внимания на свистящие рядом пули, парень быстро поймал в прицельную рамку лобастую кабину пилотов и нажал на спуск. Выстрел получился удачным, из кабины рвануло пламя, «Кобру» потянуло вверх, затем вертолет завалился на бок и исчез из поля зрения генерала. Грохот близкого взрыва да небольшой кусок взметнувшегося над скалами черного дыма доказали удачу младшего Авдала.

У пилота второго вертолета не выдержали нервы, он рванул свою стремительную машину вверх и скрылся из вида. Наступившая тишина подсказала партизанам, что в этот раз им дана более длительная передышка.

— Быстро уходим! — закричал генерал. — Они наведут на нас артиллерию!

В ответ тут же поднялась суматоха, старики и женщины начали поднимать мулов и ослов, мужчины занялись убитыми и ранеными. Мухаммед ходил по ущелью, покрикивая на своих подчиненных. Больше всего он боялся самолетов с напалмом, сейчас в этом узком ущелье курды представляли из себя прекрасную мишень. Приказав прирезать раненую лошадь, он поспешил дальше, к хвосту колонны, отмечая для себя остальные потери. В этот раз их было немного, он заметил двоих убитых и троих раненых. Колонна уже двинулась, когда Мухаммед увидел неподвижно стоящую группу людей. Человек двадцать столпились в самом центре ущелья.

— Эй, а вы что там застряли? — крикнул генерал, подходя. — Быстро уходим!

Все обернулись к нему, и по растерянным взглядам бойцов Мухаммед понял, что произошло что-то страшное. Толпа расступилась, и он увидел на земле лежащего человека. Лишь подойдя поближе, Авдал узнал своего сына. Лицо его было спокойным и, казалось, даже счастливым, а небольшое пятно крови на груди могло показаться несерьезным, если бы оно не было расположено точно в районе сердца.

Все остальное генерал воспринимал как бы со стороны, во сне. Он слышал звуки, но не понимал, что они означают, что сейчас происходит. Тело сына подняли, завернули в черную тряпку. Мухаммед шел вместе со всеми, молча, не отрывая взгляда от черного тюка, привязанного к боку одного из мулов. Даже грохот артиллерийских разрывов за его спиной, на минуту прорвавшийся сквозь пелену бесчувствия, так и не вывел генерала до конца из этого транса.

Через три дня, потеряв еще десять человек, колонна перешла турецко-армянскую границу. Командовал ею пришедший в себя Мухаммед Авдал. От прошедшей боли ему осталась только снежно-белая седина.

Решительность турецкого правительства окончательно уничтожить если не весь курдский народ, то большую его часть сыграла неожиданную роль в судьбе России. На очередном заседании Временного Военного Совета Володин коснулся темы курдов.

— В Армении их скопилось сейчас более ста тысяч. Для армянского правительства это большая проблема, они себя-то толком не могут прокормить, едва ли не половина населения Армении проживает сейчас у нас. Так вот, курды обратились к России с просьбой разрешить им компактно поселиться на территории нашей страны.

— Еще чего, — хмыкнул Ждан. — Мало у нас всякой нечисти.

— А что, давайте расселим их в Сибири. Переименуем Биробиджан в Курдистан, всего-то и делов, — пошутил сидевший рядом с ним министр внутренних дел Малахов.

— Да, скажешь тоже. Они там околеют за неделю, а хоронить их в вечной мерзлоте влетит в копеечку.

— Надо подумать, — решил Сизов. — Вы лучше расскажите, шутники, что там у вас с Чечней опять происходит?

И Малахов, и Ждан сразу поскучнели.

— В этом году произошла активизация бандформирований в Чечне и Ингушетии, — признался глава ФСБ. — Только за последний месяц произошло три подрыва бронемашин и семь обстрелов войск.

— Но вы же мне гарантировали, что после той «санобработки» в Чечне не останется никого?

— К сожалению, "Штамм Х" не сработал в горных районах, там, где стояла нулевая температура, — пояснил Малахов. — Так что мирное население вымерло, а часть боевиков уцелела. Большинство из них, поняв безнадежность своего положения, ушли за рубеж, в Чечне остались лишь небольшие, единичные банды фанатиков. Но в последнее время в Чечню из-за границы проникли как минимум триста боевиков, прошедших подготовку в Пакистане и Саудовской Аравии. Именно эти страны стараются возродить очаг исламизма на Кавказе. Он им нужен прежде всего как символ сопротивления федеральным войскам России. Сейчас развернуто движение к возвращению чеченского населения из России в Ичкерию. Только за последние полгода приехали пятьдесят тысяч человек. Нельзя сказать, чтобы они охотно возвращались: по мусульманским обычаям все места, связанные с массовой гибелью людей, считаются нечистыми, но многих просто заставляют переселяться угрозами.

— И сколько чеченцев могут вернуться? — спросил Соломин.

— Двести тысяч. А всего их по России четыреста тысяч.

— Кошмар, — пробормотал Соломин. — Это опять начнется все сначала.

— Да, — подтвердил Ждан. — Боевикам нужна база для поддержки. Если вернется мирное население, им будет легче раствориться в нем. Кроме того, это и снабжение припасами, и людские резервы для пополнения бандформирований.

— И что же теперь делать? — спросил Сизов. — Запретить въезд в Чечню?

— Эти, на западе, снова поднимут вой.

— Да и хрен с ними, — буркнул Сазонтьев. Сегодня он был как никогда злой, хотя и трезвый. — Но если, мать вашу, вы допустите, что они снова расселятся там, как блохи на собаке, то я не дам больше ни одного солдата. Воюйте сами!

Ждан опешил.

— Нет, ты, однако, нас не пугай. Мы что, должны их разворачивать назад? Они приезжают, показывают паспорта, а там черным по белому прописка: "Чеченская АССР, село Алерой". И что я должен делать после этого?

— Хоть что! Хоть задницу им покажи, но если они опять ударят по Грозному либо Гудермесу, от меня солдат не жди. Нет у меня их! Половина в Средней Азии, половина в Сибири, охраняет границы от наших желторожих друзей.

— Может, туда переселить казаков? — предложил Малахов, давно и нежно опекающий этот специфический род войск.

Соломин, поморщившись, фыркнул:

— Ну да, пойдут твои красноломпасники в самое пекло.