— Почему не значит? — улыбнулась няня.

— Потому что тогда с её стороны это не любовь, — мрачно ответил мальчишка, потягиваясь.

— Как вы интересно рассуждаете, — засмеялась служанка. — Значит, если я вас люблю, то не могу рассчитывать на взаимность?

— Рассчитывать? — поднял брови Хин. — Нет, не можешь.

Няня широко улыбнулась.

— Выходит, вы ко всем холодны, господин Одезри? — она вновь не удержала весёлый смешок.

— Я думаю, Меми, — серьёзно выговорил мальчишка, повторяя взрослую манеру Лодака, — что любовь — дар, который не должен ни к чему обязывать. А если обязывает, то это другое чувство.

Молодая девушка больше не смеялась, её улыбка сделалась неуверенной — но лишь на миг —, а потом проницательной.

— Где вы это услышали, господин Одезри? — с напускной строгостью спросила она, уперев руки в бока.

— От старика Бобонака, — спокойно ответил Хин. — Я спущусь к воротам.

Меми задержалась в комнате. Хотя мальчишка и признался, что не сам придумал слова, что-то по-прежнему тревожило молодую летни. Отчего Хин запомнил рассуждения старика столь подробно? Да и с чего выжившему из ума Бобонаку было заводить подобные речи? Наконец, зачем бы юный Одезри стал пересказывать их? Разве с целью пошутить, и поначалу девушке и вправду было смешно слушать, как серьёзно ребёнок вещает о том, в чём ничего ещё не смыслит. Но разве Хин не должен был расстроиться, когда она раскрыла его розыгрыш, или хотя бы растеряться?

Няня озадаченно провела рукой по волосам.

Хин как раз начал волноваться, когда две белокурые девочки показались на дороге. Он подпрыгнул, замахал рукой. Обе фигурки ответили ему тем же, тогда мальчишка побежал им навстречу.

Сторожевой не стене как раз устраивался в тени поудобнее, чтобы вздремнуть. К нему подошёл другой стражник, посмотрел на небо, опустил взгляд на землю и усмехнулся:

— Ты глянь, как припустил. В этом их чудном платье.

Сторожевой лениво зевнул и даже не пошевелился в гамаке.

— Насиделся, вот теперь и бегает, — ворчливо ответил он. — А платье… Какое ж это платье? Это… да…

Стражник по-прежнему с улыбкой смотрел за стену.

— А юный мастер-то не промах, — весело сказал он. — Сразу двух красавиц себе отхватил. И опять же в этом их платье. От меня бы в таком, — он помолчал, подбирая слова, — костюмчике жена б сбежала.

Сторожевой пренебрежительно улыбнулся.

— Это пока с ними на звёзды смотреть — хоть десятерых можно отхватить. Я бы отхватил в чём хочешь, была бы у меня такая крепость. А вот как дальше звёзд дело пойдёт, там видно будет.

— И что же будет видно? — смеясь, уточнил стражник.

— А, — сторожевой лениво махнул ладонью. — Всё.

— К вам правда уан приедет? — первым делом спросила любопытная Вирра.

— Ты мокрый весь, — засмеялась младшая девочка.

Хин ничего не мог им ответить, он всё старался отдышаться. Тело чесалось, волосы слиплись и потемнели от пота, а к тому же постоянно лезли в глаза. Мальчишка пытался убрать их назад, а ветер снова бросал в лицо.

— Вот вырасту и остригу их все! — разозлился Хин.

— И будешь ты совсем страшный, — заключила малышка.

— Нет, не стриги! — воскликнула старшая девочка, даже забыв про уана. — Ты что, дурачок. Они же у тебя такие красивые!

— И ничего не красивые, — смущённо буркнул мальчишка.

— Пообещай мне! — настаивала Вирра.

— Обещаю, — сдался Хин и добавил мстительно: — Отпущу до пят, привяжу к ним камень и прыгну в реку с обрыва.

— Как в страшных историях, — засмеялась Вельрика.

— Утопленники жуткие, — поджала губы Вирра. — Если уж тебе так хочется, то… Придумай что-нибудь другое.

Мальчишка только вздохнул. Некоторое время все трое молча шагали по дороге и рассматривали крепость, потом старшая девочка встряхнулась и спросила:

— Так правда то, что госпожа говорила?

— Конечно, правда, — усмехнулся Хин. — Зачем бы ей придумывать?

— А некоторые у нас считают, что очень даже есть зачем, — возразила Вирра.

Мальчишка сотворил недоумённый жест:

— Это была бы очень глупая ложь, потому что её легко проверить.

— Так уж легко? Приедет какой-нибудь самозванец, и пока разберёшься!

— Кому нужен такой позор?

— Орур говорит, что бывало такое, — авторитетно заметила Вирра. — А старейшина у нас умный.

— Молодой старейшина, — захихикала малышка.

— Спроси хоть того же Тадонга — он знает эту историю, — добавила старшая девочка.

— Я с ним не разговариваю, — негромко напомнил Хин.

— Ну и глупо. Зачем?

— Я так хочу.

Вирра наставительно подняла палец:

— Всё равно однажды заговоришь.

— Не заговорю!

— А вот и заговоришь!

Вельрика, обрадованная начавшимся спором, поддержала сестру:

— Заговоришь! Заговоришь! — принялась повторять она.

— Не шумите вы так! — одёрнул девочек Хин. — Если будете мешать стражникам спать, они вас больше не пустят.

Мост и двор они пересекли в тишине, держа пальцы на губах, чтобы не забыть о необходимости молчать. Они опасливо озирались по сторонам, словно были лазутчиками в стане врага, переглядывались меж собой и широко улыбались. До ворот все трое добрались незамеченными и быстро шмыгнули в крепость.

— Хин, — заговорила Вирра, когда они по винтовой лестнице поднялись на второй этаж, — а какой он из себя?

— Опять уан? — вредно спросил мальчишка. — Я не знаю, я его не видел, а мать всегда выражается так, что даже если сама что-то понимает, никто другой этого всё равно не поймёт.

— Он добрый?

— Да не знаю я. Наверняка нет.

— А почему он раньше не приехал?

— Не знаю, — в третий раз повторил Хин. — И вообще мне плевать на этого уана!

Вирра недоверчиво заглянула в лицо мальчишке, но больше ни о чём не спросила. По другой лестнице они поднялись на третий этаж, прошли его и вновь спустились на второй. Коридор, в котором они оказались, был тёмным и пыльным, но даже малышка не испугалась. Хин сняли перчатки с рук и нащупал стену, а потом двинулся вперёд — от отметины, к отметине. Он шёл первым, осторожно переступая через камни, лежавшие на полу. Правой рукой мальчишка водил перед собой и, когда нащупал невидимую стену, тихо велел девочкам остановиться.

— Третий камень вниз и влево от последней отметины, — шёпотом напомнила Вирра.

Хин сосредоточенно провёл пальцем по стыкам и тотчас тусклый серый свет обрисовал стены и фигуры. Мальчишка встал на четвереньки и полез в узкий проём. Старшая девочка пустила вперёд сестру, и только потом протиснулась сама. Длинный коридор поворачивал налево, покрытые пылью столбы поддерживали потолок, а свет пробивался сквозь узкие окошки, в которые едва можно было просунуть руку. Вдоль по стенам тянулись диковинные надписи, вырезанные в камне, в нишах на трёх цепях висели тяжёлые металлические чаши; все они были пусты.

— Вот здесь он будет жить, твой уан, — проговорил Хин. — Так что сегодня мы последний раз тут играем.

Йнаи с поклоном доложил:

— Все собрались.

Каогре сотворил жест позволения, и младший советник отступил в сторону. Один за другим в хижину вошли шестеро летней. Первые пять были немолоды — старше Йнаи, а двое из них превосходили годами самого уана. Они и в приграничную деревню привезли с собою богато расшитые мантии, а ступали чинно, словно во дворце, но шестой человек — высокий, беловолосый, загорелый, одетый лишь в набедренную повязку — разбивал торжественное впечатление.

Опережая остальных, он уселся за стол и зевнул. Некоторые из советников взглянули на него неодобрительно, но никто не посмел его одёрнуть. Йнаи последним занял своё место — справа от беловолосого силача — и невольно сморщил нос. Пока старшие разворачивали карты, он осторожно коснулся плеча соседа и прошептал:

— Ченьхе, я же предупредил, во сколько собрание.

— Ага, — дружелюбно улыбнулся беловолосый. — Ну, так я здесь.

— Вы могли отпустить новобранцев раньше и переодеться. Ваш отец любит, когда всё чинно.