– Ты хочешь сказать, что на самом деле Грейс не видела этого убийства, как здесь сказано?

– Я хочу сказать лишь то, что Грейс всегда отличалась склонностью к преувеличению. И в данном случае… Что ж, тогда ей только исполнилось девять лет. Я считаю, что это – фантазии перевозбужденного ребенка.

Корделия сжала руки на коленях, почувствовав, как ее бросило в жар. Часто и неровно застучало в груди сердце.

Ей хотелось закричать на Дэна, заставить его прямо сказать все, что он собирался. Но когда наконец он заговорил, ей страстно захотелось выбежать из комнаты и с треском захлопнуть за собой дверь.

– Ну что ж, Делли, хотелось бы верить, что все закончится благополучно, но все гораздо сложнее. – По крайней мере, ему хватает приличия выглядеть пристыженным, подумала она. Дэн поднял свое массивное тело из кресла и Корделия остро почувствовала свою миниатюрность, которую многие – она знала это – часто по ошибке принимали за слабость. – Я позвонил этому репортеру в Атланте, и он сказал, что получил эти сведения из надежного источника. Но дело не только в этом. Телеграфные агентства подхватили эту новость. Не позднее завтрашнего дня вся страна за завтраком будет сплетничать об этом. Стрельба… Делли, ты знаешь, как я относился к Джину. Он был прекрасным человеком, великим человеком. Но этот выстрел…

– Дэн Киллиан, если бы я не знала тебя так хорошо, то могла бы подумать, что ты веришь в этот злобный наговор! – закричала Корделия, не в состоянии больше сдерживать растущую в ней неистовую ярость.

– Конечно, нет, конечно, я не верю.

Нащупав в заднем кармане носовой платок и промокая им блестящий от пота лоб, Дэн обогнул стол и принялся вышагивать вдоль ряда полок, на которых красовалось с полдюжины трофеев этого дурацкого гольф-клуба. Их называли то ли «Рубаки», то ли еще как. И ему это подходило. Ибо то, что она сейчас испытывала, можно сравнить только с тем, как если бы ее рубили, разрезая ее мечты на кусочки.

– Делли, все из-за того, в какие времена мы живем. Чертовски мерзкие времена! Да ведь я нанял на свою фабрику более восьмисот человек, и больше трех четвертей из них составляют черные или коричневые. У нас есть эффективные группы поддержки. "Национальная ассоциация содействия равноправию цветного населения", как ты их называешь, и они создают неприятности везде, где только можно. Ты знаешь, я здравомыслящий и справедливый человек… Но как они отреагируют, если узнают: текстильная ассоциация Киллиан жертвует почти миллион долларов на мемориал сенатора, который замешан каким-то образом, пусть даже и случайно, в убийстве чернокожего?

Корделия подумала: а как бы он поступил на месте Джина? Ответ был ясен. Дэн слыл трусом. Она снова задала себе вопрос, который задавала до этого много раз: что могло произойти, если бы Джин не кинулся спасать Маргарет в тот день? Могла ли Маргарет, или даже ее маленькая дочка, оказаться раненой или – что еще хуже – убитой? Нед Эмори, как ей стало известно после его смерти, отличался неустойчивым характером и жестокостью. Он непрестанно обвинял жену в поступках, которых она никогда не совершала, в том числе и в шашнях с мужчинами. Милую, простую, благоразумную Маргарет!

Корделия заставила себя заговорить голосом кротким и сладким, которым она пользовалась в тех случаях, когда хотела скрыть эмоции, грозящие вырваться наружу.

– А я сейчас вспомнила ту отвратительную историю с профсоюзом, которая произошла несколько лет тому назад, когда все твои рабочие вышли на забастовку, а ты привез штрейкбрехеров. Одного из них убили, не так ли? Пуля попала ему прямо в голову, спаси, Господи, его душу. И ты в панике позвонил Джину, просил выручить тебя, говорил, что без его помощи потеряешь десятки людей убитыми и твоя драгоценная фабрика сгорит.

– Делли, не надо напоминать мне об этом, – простонал Дэн. – Я знаю, что, скорее всего, сегодня не существовало бы ткацкой фабрики Киллиана, если бы Джин не вытащил меня из трудного положения, если бы не нажал на профсоюзных лидеров и не уговорил их всех собраться вместе, чтобы найти выход. Черт подери, ты считаешь меня неблагодарным? Нет ничего, чего бы я не сделал для Джина, окажись он сейчас здесь напротив меня и попроси об этом.

"А поскольку его здесь нет и он не может обратиться к тебе с просьбой, ты втыкаешь ему в спину нож".

Волна сожаления нахлынула на нее – странно, не из-за того, что Дэн отнимает у нее сегодняшний день, а из-за юности, которую они провели вместе…

– Ну что ж, Дэн, честно говоря, не знаю, что тебе и сказать. Я никогда, проживи еще миллион лет, не поверила бы, что ты заберешь обратно свое обещание. – Корделия поправила бежевую шляпку с лентой в мелкий синий горошек по белому фону, опуская поля в надежде хоть как-то скрыть свое потрясение, с которым ей не удалось совладать. – Меня также огорчает, что люди готовы, вымазав дегтем, обвалять в перьях человека, который на самом деле святой, и все это из-за какой-то лживой статьи о глупой книжке.

– Делли, но это твоя собственная дочь пишет эту книгу!

– Ты что, считаешь, что она с самого детства держала зуб на отца и меня? Ты знаешь сегодняшних детей, они держатся так вызывающе, словно весь мир им обязан. Все эти ток-шоу по телевизору, в которых люди говорят о том, как строго и начальственно вели себя с ними их матери и как отцы были поглощены работой, что даже не находили времени переброситься мячом или сыграть с ними в шашки. Мне не хочется говорить об этом, но Грейс всегда делала из мухи слона.

– В этом-то и суть, – вздохнул он, переставляя свои призы на полке. – Может быть, именно поэтому я иногда ненавижу свою работу, из-за которой в конце концов всегда страдает кто-нибудь из детей.

Дэн подошел к Корделии и с грустью посмотрел на нее сверху вниз. Он напомнил ей игрушку, в которую играли девочки в ее детстве – сырую картофелину с вставленными в нее пластмассовыми глазами и таким же ртом.

Она представила себе Джина – не особенно красивое лицо, но такого типа, в котором отражается интеллект, которое, раз увидев, не забудешь никогда. Способные карикатуристы могли тремя-четырьмя легкими штрихами ухватить сходство – крючковатый нос, глубоко посаженные глаза, копна густых волос, едва прикрывающая шрам над бровью.

О, как она по-прежнему скучает по нему! Ту страшную ночь она помнит так, как будто все произошло вчера, – молодой Томми Петит, один из главных помощников Джина, стоящий на пороге ее дома, с глазами, налитыми кровью, и с двигающимся кадыком. Он сказал ей, что где-то на другом конце земли разбился вертолет. Сначала она почувствовала шок, но потом ее охватила ярость! На чиновников Пентагона, которые занимаются только своими делами и которые позволили Джину отправиться в зону военных действий, не позаботившись о его безопасности. Да и на самого Джина, который поставил под угрозу свою жизнь ради чего-то неясного и такого же бессмысленного, как и сама "миссия по расследованию". Именно эта ярость и придала ей силы, чтобы пережить первый день, а потом еще один. Она не ела, не пила, не спала, ее поддерживала только эта гудящая стена ярости, застилавшая ей глаза.

Но к утру, в день похорон Джина, она заставила себя выбраться из кровати, чтобы разбудить девочек… и рухнула на пол, раздавленная горем. Даже сейчас она чувствовала его тяжесть.

– Итак, на чем мы остановились, Дэн? – тихо спросила она.

– Я не могу сейчас выписать этот чек, – услышала она голос Дэна сквозь звон в ушах. – Пока все не забудется… или… ну, там видно будет. Я знаю, ты в это дело вложила всю душу, Делли, но Джин, я думаю, первый согласился бы со мной, что не стоит хватать горячую картошку, если не хочешь обжечь пальцы.

"Как ты смеешь! – хотелось ей крикнуть. – Как смеешь ты использовать Джина против меня? Это же для него, а не для меня. Для него!"

До завершения срока конкурса архитектурных проектов оставалось меньше восьми недель. Шесть тщательно отобранных фирм, в которых до изнеможения работали талантливые люди, создавая модели, разрабатывая чертежи…