— Её ресурсы являются совершенно пассивными, — сказал я. — Мы должны ставить перед ней проблему раньше, чем она сможет решить её. Она не может перейти в наступление. По крайней мере, до тех пор… — Я позволил фразе повиснуть, понимая ужасающую возможность.
— Если только она не имеет ощущений, — закончил за меня Конрад.
— Но это как раз то, чего мы не знаем, — сказал Натан.
— Верно, — согласился я. — Но джвадцать дней — это всего лишь двадцать дней… Всемогущий Господь должен был бы постараться, чтобы за это время создать что-нибудь, чтобы пробить брешь в корабле и в костюмах.
— Нет, если только слухи о его титанической работе в течение недели являются правдой, — с сарказмом сказала Карен. — Кроме того, возможно, что этот бог — хотя, быть может, и не всемогущий — как раз то, с чем мы столкнулись. Натан вскользь упомянул кое-что, сказанное их главным, что позволяет предположить, будто колонисты могут считать эту штуку богом.
— Это, по крайней мере, мы можем узнать, — сказал я. — Нам позволено задавать вопросы о их верованиях, религии и тому подобном. В действительности, может быть, что вопросы о их верованиях являются единственными, которые смогут проявить что-либо стоящее. Если они верят в активную божественную силу, это могло бы явиться свидетельством существования независимого сознания в празитических объединениях.
— А с другой стороны, — ворчливо сказал Натан, — это могло бы быть и не так. Множество людей придерживаются подобных верований, не будучи подчинены никаким паразитам. А с другой стороны, если они и не верят ни в какие независимые активные силы, это вовсе не явилось бы доказательством, что такой силы нет.
Я пожал плечами. — Это всего лишь идея, — сказал я. — В конце концов, эта одна из областей, где мы наименее вероятно наткнёмся на откровенную ложь.
Он покачал гловой, не будучи убеждён. Сейчас он находился в положении, когда приготовился сомневаться в любых фактах, вместе и по-отдельности. Мы могли встретиться с ситуацией, когда любые свидетельства были сомнительными, хотя возможно, они и были бы достаточно верными. Но попав однажды в такие оковы сомнений, как из них выбраться? Каким образом?
— Может мы пресмотрим своё решение? — Осторожно сказал Пит. Если мы не только не знаем, где находимся, но и не занем никакого способа выбраться вообще куда-либо, то какой смысл оставаться? Может мы должны избежать риска и вернуться домой… оставив ломать голову ОН.
— И что же они сделают? — Поинтересовался я.
— Одно из двух, — сказакл Натан. — Забудут обо всём. Или пришлют бомбу, чтобы уничтожить проблему. И в любом случае…
— Наша миссия будет провалена. Адвокат дьявола одерживает лёгкую победу.
— Наверное.
Я оглядел сидящих за столом. — Я говорю, мы остаёмся, — сказал я. — Я говорю, мы должны приготовиться самим встретиться с этой штукой. Это может оказаться невозможным, но может быть и наоборот. В любом случае мы должны попытаться. Даже, если существует риск.
— Я с Алексом, — сказал Натан. — Кто-нибудь ещё?
— У нас нет пока никаких оснований убегать, кроме смутных возражений, — сказал Конрад.
— Мы должны попытаться, — сказала Мариэль.
Это было большинство. Если любой из оставшихся серьёзно рассматривал свою возможность противоречить такому ходу событий, он теперь изменил свои планы. Карен и Линда только кивнули, а Пит сказал: — Что ж, лады.
— Тогда давайте приступать к работе, — сказал Натан. — Давайте сделаем, что сможем до первого решающего срока. Но будьте осторожны.
Настроение, которое преобладало во время работы, отнюдь нельзя было назвать всеподавляющей самоуверенностью.
Глава 8
Имея такой короткий запас времени перед тем, как должен был быть взят (или обогнут) столь высокий барьер, мы вынуждены были приступить к работе со всей решимостью и даже некоторым отчаянием. Конрад и Линда начали с полей, выясняя сельскохозяйственное положение колонии, но, как только собрали основные данные и достаточное число образцов для дальнейшего изучения, они переместились в город, где начали исследовать диету, гигиену и состояние здооровья его жителей. Они нашли горожан готовыми к сотрудничеству, нео не слишком разжговорчивыми. Им было позволено брать образцы крови, но рядом всегда оказывался кто-нибудь из Слуг, чтобы убедиться, что к клеткам паразита не прикасаются. Этим данным был отдан приоритет при анализе.
Остальные также обнаружили, что почти везде за ними тенью следует услужливый но подозрительный Слуга, Мы столкнулись почти точно с такой же проблемой в первые дни на Вайлдбладе и были привычны к этому — но от этого положение не становилось менее унизительным. Натан и Мариэль направились прямо в город со всевозможной записывающей аппаратурой для кино- и магнито-записи. Им потребовалось всего несколько дней, чтобы сделать основные записи в цвете, и Мариэль осталась сортировать плёнки в поисках чего-нибудь полезного, а Натан продолжил исследовательскую работу, котрую он уже начал. Наиболее незавидной частью работы Мариэль была сортировка, классификация и пополнение пиктограмм, но и это было отставлено на второе место, как требующее слишком много времени. Натан, конечно, поппросил помощи в переводе или, вероятно, слово интерпретация было бы более подходящим пиктограмм, и такая попмощь ему была с готовностью предоставлена. Оказалось, однако, что любой, кого он останавливал на улице, мог растолковать ему значение любой пиктограммы. Он потратил весь день, пытаясь выснить пределы их знаний, и, в конце концов, вынужден был прийти к заключению, достаточно невероятному, что любой человек в городе действительно знал значение каждой из пиктограмм. Большинство плиток представляли собой отдельные слова, но некоторые были целыми предложениями.
— Это просто невозможно, — говорил он мне. — Множество картинок является более-менее распознаваемыми образами. Многие из тех, что составляют предложения, состоят из более простых — и хотя я видел всего лишь крошечную часть, должен сделать вывод, что в основном всё это верно. Но это создаёт для каждого мужчины, женщины и ребёнка в городе — вне зависимости от отго, к какой касте они принадлежат словарь из более чем миллиона понятий. Я не знаю сколько времени требуется маленькому ребёнку, чтобы выучить его, но я не смог даже десятилетнего заставить признать, что он чего-нибудь не знает. Возможно, кое-кто из них лжёт, но каждый раз, как я искал подтверждения, я его получал. Это просто не возможно.
Я должен был с ним согласиться.
У меня был свой кусок рутинной работы, естествено — несколько часов в день необходимо было потратить на сбор образцов и измерения. Мы решили, что если нам прийдётся вернуться домой через двадцать дней, то мы должны были собрать в городе все доступные данные, какие только лежали, что называется, на поверхности, чтобы, по крайней мере, не упустить шанс сделать наиболее верное заключение о том, что лежит под этой поверхностью. Но я также принял участие в игре в вопросы-ответы.
Я обнаружил — как и остальные — что в отношении информации люди откликались с достаточной готовностью. И они проявили совершенно поразительный диапазон знаний. Даже дети могли мгновенно назвать имя любого растения или животного или географическое понятие. Единственным ограничением, которое я смог обнаружить даже в познаниях детей, было то, что они были несколько смешанными — огромное число объектов могли быть отнесены к одной основной категории. По мере взросления они учились разделять категории всё более подробно.
Наряду с этим поразителдьным диапазоном знаний, содержавшимся в каждой голове, нельзя было не отметить определёные странные аномалии. Каждый в городе мог прочесть пиктограммы, но это было всё, что можно было прочесть. Ничего другого не существовало. Банк данных, привезенный с Земли, был намеренно уничтожен. Не занимались люди города и живописью. То ли что-то было высечено в камне, окружавшем город, то ли в умах людей не существовало необходимой независимости. Единственными видами искусства, которые были у них, если не считать искусства каменьщиков, были исполнительские виды — драма, музыка, танец. Ничего даже не было написано. Но они интересовались растущими растениями. Многие из домов, котрые я посетил — маленькие квадратные помещения, у которых только ширмы раздляли различные «комнаты» — имели растения в горшочках.