Клинтон был вынужден примириться с дефицитом США в торговле с Китаем, понимая, насколько жесткие меры в этой области осложнили бы дальнейшее взаимодействие с китайским руководством. Иными словами, Белый Дом пошел на выплату своего рода долларовой дани КНР. Китайские текстиль, ширпотреб, препараты традиционной медицины и продовольствие для многочисленных китайских ресторанов будут и впредь беспрепятственно экспортироваться в США.

Около миллиона избирателей китайского происхождения, проживающих в Соединенных Штатах,- это немалый “электорат” для Клинтона, который был вынужден не только признать принцип территориальной целостности Китая, исключив из двусторонних отношений проблему независимости Тибета, но и примириться с подходом КНР к вопросу “прав человека”. В дискуссии по этой проблеме последнее слово осталось за Пекином.

Все эти уступки свидетельствуют, что в Вашингтоне начинают понимать нынешний статус КНР как новой мировой державы, которая умеет и способна любыми средствами защищать свои интересы.

Гораздо сложнее дело обстоит с группой вопросов, составляющих американо-китайский конфликтный потенциал. КНР и США разделены весьма глубокими противоречиями и прекрасно понимают, что примирить их пока невозможно. Более того, в самом ближайшем будущем из-за неизбежного, на мой взгляд, ослабления мировых позиций США эти противоречия будут нарастать и приобретут совершенно иное качество.

Дело в том, что так или иначе американцы будут вытесняться из Европы - вплоть до прекращения их военного присутствия на базах НАТО. В этой связи уже давно разрабатываются сценарии переноса активности США в азиатско-тихоокеанский регион (АТР). Но там вырос в опаснейшего конкурента и вероятного противника Китай.

Разные группировки американской элиты подходят к этой коллизии по-разному. И если Запад США, их тихоокеанское побережье, где особенно сильны позиции республиканской партии, где сосредоточены самые высокотехнологичные производства, где особенно велика китайская диаспора,- лоббирует, исходя из собственного опыта сотрудничества, курс на сближение с КНР, то финансовые круги Востока, в основном делающие сегодня ставку на демократов и Клинтона, исповедуют более агрессивный подход.

Точно так же и в самом Китае существуют разные точки зрения на возможность союза с США, там достаточно сильны проамериканские настроения, обусловленные самим характером выхода КНР на мировую арену, где сегодня доминируют именно американские стандарты и американская валюта.

Тем не менее, геополитическое соотношение Китая и Америки, исторический опыт их взаимодействия и объективный ход событий экономического, стратегического и политического порядка, прежде всего в АТР, ведут, скорее, к глобальному противостоянию США и КНР в начале XXI века, которое, несомненно, будет отличаться от “холодной войны” между СССР и США, но оказывать сравнимое влияние на весь ход истории.

Проблемой номер один здесь является проблема Тайваня. До тех пор, пока существует хотя бы минимальная возможность прямого американо-китайского конфликта, США не могут отказаться от Тайваня. В противном случае они потеряют “непотопляемый авианосец”, где может быть развернута практически любая военная группировка - всего в сотне миль от континентального Китая. Во-вторых, присоединение Тайваня неизмеримо усилило бы как геополитические, так и экономические позиции КНР. На Тайване сейчас существуют серьезные производственные мощности в сфере электроники, судостроения, гигантский торговый флот и накоплены значительные валютные запасы (порядка 100 млрд. долл.).

Позиция же КНР очень четко выражена Цзян Цзэминем: “Мы ни в коем случае не позволим любым силам ни под каким видом изменить статус Тайваня как части Китая. Мы будем прилагать усилия, чтобы мирным путем добиться объединения. Однако мы не можем дать обещания об отказе от применения силы. Это направлено отнюдь не против соотечественников на Тайване, а против попыток зарубежных сил вмешиваться в дело объединения Китая и против околпачивания “независимостью” Тайваня”…

Попытки Бжезинского “расплатиться” с Китаем за статус Тайваня русским Дальним Востоком имеют шансы на успех только в условиях глобального общемирового кризиса при обязательном выступлении России против КНР.

Вторым узлом противоречий между Китаем и США в ходе визита стал Тибет и “права человека” в связи с оценкой мятежа на площади Тяньаньмэнь. Никакого взаимопонимания по этим темам не было достигнуто, и уступки Клинтона заключались именно в том, что сегодня эти темы просто исключены из повестки дня как средство давления на китайскую сторону.

Третий узел проблем связан с Корейским полуостровом, поскольку баланс сил в этом субрегионе после “козыревской дипломатии” и ухода России из КНДР нарушен таким образом, что лишь определение позиции РФ может внести какую-то ясность в перспективы воссоединения корейского народа в единое государство.

Наконец, еще одно противоречие, проявленное в ходе визита Клинтона, было связано как раз с военной областью. США не пошли на отказ от применения первыми орудия массового поражения. “Право первого удара” является основополагающим принципом национальной безопасности Соединенных Штатов, и Клинтон, даже если бы захотел, не мог пойти здесь на уступку. В то же время такая ситуация в принципе неприемлема для Китая, что создает неустранимую напряженность во взаимоотношениях этих стран, которая выходит за рамки АТР.

Поэтому глобализация китайского присутствия очевидна уже сегодня. Именно КНР при поддержке России сыграл ведущую роль в предотвращении нового витка “иракского кризиса”, в отмене санкций против Югославии и т.д. Конечно, далеко не всегда китайцы голосуют в Совете Безопасности ООН против решений, предлагаемых Америкой, но их позиция почти никогда не совпадает с позицией последней.

Начало масштабного финансового кризиса, с конца 1997 года полыхающего на фондовых и валютных рынках планеты, многие аналитики связывают именно с попытками США сохранить ведущие позиции доллара перед лицом двуединой угрозы: введения общеевропейской валюты “евро” и вытеснения доллара как расчетной единицы из экономики АТР.

Есть информация, что Клинтон обсуждал этот вопрос с китайским руководством и, по требованию последнего, согласился оказать помощь Японии (а по некоторым сведениям - и России) в обмен на обязательство КНР не девальвировать юань. С другой стороны, все чаще и чаще говорят о том, что Китай хочет перевести свои валютные запасы в “евро”. Надо сказать, что между Китаем и абсолютно всеми европейскими странами в настоящее время существуют абсолютно нормальные, спокойные отношения, а после возвращения Гонконга Великобританией никаких противоречий вообще не осталось (положение с Макао, поскольку весь игорный и прочий, не слишком красивый, бизнес, который там существовал и приносил немалые доходы, оставался все же на совести Португалии, а не КНР,- Пекин вполне устраивало и устраивает, поэтому вопрос Макао решен принципиально, без точных сроков и условий передачи этой территории под китайский суверенитет).

Учитывая, что еще в 1978 году, на заре своих реформ, Китай отказался от доллара как расчетной единицы и все свои расчеты вел в швейцарских франках, то есть в валюте страны, которая даже не является членом ООН, такая информация не выглядит неожиданной. Несомненно, что ориентация КНР на евровалюту и Швейцарию как основную расчетную площадку для своей экономики за пределами АТР была бы невозможной без достаточной степени проникновения китайских финансов в банковскую систему этого государства. Возможно, именно такая перспектива послужила дополнительным стимулом для недавней атаки международных еврейских организаций на швейцарские банки в связи с “нацистским золотом”.

Что же касается ситуации внутри азиатско-тихоокеанского региона, то проекты введения “азиатского евро” требуют обязательного участия Японии с созданием треугольника Токио-Гонконг-Сингапур. Китайское влияние в последних двух из них является определяющим.