В одно лето у отца было страшно много работы, они достраивали и готовили к сдаче объект, приходилось много времени проводить с заказчиками, и на развлечения его, как говорил отец, не оставалось. Домой он стал приходить позже обычного и выходные дни проводил тоже на стройке. Это все нужно было для дела: легче найти общий язык с кем-то там…

Но за ужином собирались мы по-прежнему все вместе и мечтали, как наступит зима, выпадет снег, мы смажем лыжи, возьмем рюкзаки, сядем в электричку и…

Обсуждали все до мельчайших подробностей, решали даже, что будем наливать в термос, кофе или чай, и потом отец шел во двор, поиграть, пока светло, с соседями в домино.

А когда зима наконец пришла, то ничего не изменилось. Разве только то, что вечерами мы стали говорить не о лыжах, а о том, что вот когда настанет лето, мы будем брать палатку, надувные матрацы, удочки, котелок и все свободное время проводить где-нибудь на природе, подальше от нашего закопченного города. Рассказывал отец, что есть в нашей области такая речка – Савала… Чистая, красивая, и рыба там прямо на голый крючок клюет.

Он доставал тогда фанерный ящик со своими снастями и показывал нам, как нужно правильно привязывать крючки, какой длины поводки делать, и учил многим другим хитростям и премудростям. А с мамой, помню, они даже однажды поссорились, никак не могли договориться, что нашей семье нужнее, резиновая лодка или фарфоровый сервиз. Мама победила…

А потом и это кончилось, и он прямо с работы, не заходя домой, спешил к доминошникам, к «забойщикам», как их в нашем дворе называют. И там, в их компании, сидел до самого темна, до тех пор, пока они уже не могли отличить, где у них шесть-шесть, а где пусто-пусто. Я это домино буду ненавидеть до конца дней своих. Летом те окна, что выходят во двор, мы держим открытыми, чтобы воздух заходил, и можно из любой комнаты, из любого помещения нашей квартиры слышать, как отец радостно смеется, когда им с напарником удается кого-нибудь оставить «козлами»…

Мама же, переделав все дела, любит забраться с ногами на мой диван, включить бра и почитать книжку. Сентиментальное что-нибудь. Что-нибудь про несчастную женскую судьбу, но желательно, чтобы с хорошим концом.

Было время – я тогда еще в детский сад ходил – они любили читать вдвоем одну книжку. Мама всегда обгоняла отца, ей хотелось перевернуть страницу, и она все спрашивала: «Ну, дочитал? Дочитал?..» А он нервничал… должно быть, потому и завязали они с этим делом. Теперь они если что и делают сообща, так это переругиваются. В основном из-за того, каким отец пришел с работы перед выходными. Он и правда стал частенько поддавать… Нет, все это понятно, что он объясняет: и работа нервная, с людьми, и целыми днями на холоде или в сырости и так далее и тому подобное…

Придет, поест, сядет у телевизора и смотрит все подряд, пока не уснет в кресле. И так всю зиму, до апреля месяца. С наступлением тепла – во двор, за доминошный стол. Облить бензином этот стол да поджечь, что ли…

Но сейчас зима. И телевизор, и диван, где мама читает свои слезоточивые романы, – все это находится в комнате, где я официально живу, то есть сплю, когда родители уходят к себе.

Таким образом, мое излюбленное место – это кухня.

– Где тебя только черти носят? – спросила мама. – Отцу лучше на глаза не показывайся. Пока мы с ним в подвал ходили тебя искать, «Динамо» две шайбы забросило, а он, бедный, этого не видел. Он тебе кости переломает. Ужинать будешь?

– Чайку если… – попросил я. – Покрепче… Больше ничего не хочу, не беспокойся, пожалуйста.

– А-апять будет всю ночь сидеть как сыч, электричество жечь! Зарплаты уже не хватает за свет платить!

– Я уроки буду делать…

– За все полугодие? Смотри не переутомись, отличник. Тебе какого?

– Если можно, индийского…

– А цейлонского не хочешь? А то еще бывает китайский… Вот учись лучше, кончай школу с медалью, институт международных отношений с красным дипломом, пошлют тебя в Индию – хоть опейся там индийского чаю… Сколько ложек сыпать?

– Да я могу и сам вообще-то…

– Ну да, сам! Чуть отвернешься – он уже полпачки вбухал! Вот начнешь деньги зарабатывать, тогда заваривай сам.

– Можно подумать, что я отказываюсь… Забыла, как летом меня с почты поперли?

– И правильно сделали, что не взяли тебя. У них глаз наметанный, поняли, кто к ним пришел… Они уж видали таких молодцов: телеграммы в ближайшую урну – и на скитушки! Месяц поработаешь, а им потом целый год с жалобами разбираться. Бутерброд будешь? С маслицем?

– С каким?

– С бутербродным, конечно, с каким же еще… Ну, чего косоротишься? Вот окончишь институт международных отношений, направят тебя в Голландию, Данию…

– Кто бы меня еще туда принял…

– А вот учись хорошо, не будь инертным…

– Ага… Мать – бухгалтер, отец – прораб, один дедушка – конюх, другой – пенсионер…

– Ну и что? Большинство великих людей вышли из низов, а мы еще и не самые низы… Слава богу… Ну в какую чашку наливать-то? Опять в эту, здоровенную?

– Мама! Ну иди, иди! Дай уж хоть это я сам сделаю! Что ты меня все опекаешь!

– Гонишь родную мать? Вот она, сыновня благодарность. Ладно, спокойной ночи… Будешь спать ложиться – проверь газовый кран, не забудь. Чайник-то небось опять кипятить будешь? Так уж смотри, не отрави нас. Среди недели уж ладно, а на выходные неохота…

Наконец-то один!

Свет я выключил, по радио передавали какой-то симфонический концерт, чай на столе, тепло, уютно… Теперь можно и положение свое обдумать.

Итак, думал я, дано: Валя разговаривала с Житько, стало быть она теперь знает, что… ну да ладно.

Курилову она сказала, что мы не нуждаемся в своднях… В своднях – значит, и живоглота этого имела в виду, Житько?

Постойте, постойте… МЫ не нуждаемся! Это уже кое-что!

Это может означать: она и я – МЫ…

Допустим: Житько правильно передал мне ее слова…

Доказать самому себе: все идет нормально, пускай с небольшими огрехами, но в общем – так, как я задумал…

В конце концов, как мой дедуля, папин отец, любит повторять: «дюже хорошо – тоже нехорошо».

Да, но ведь Сережа ей так и не сказал, что это я прогуливаюсь внизу, ее поджидаю… И хотя я точно знал, что она ни с кем не ходит, – ну, по крайней мере, ни с кем из нашей школы, – может быть, она подумала о другом парне? Как тогда понимать ее слова о своднях?

Нет, надо мне и в самом деле отбросить все эти дурацкие колебания, подойти к ней и объясниться напрямую! Вот в понедельник, послезавтра, прямо в школе… И приглашу в компанию. Подумаешь, семейный праздник. Сережа – это одно, а при личном контакте все может обернуться иначе.

А что касается денег…

И только я об этом подумал, как зажегся свет и вошла мама.

– Ты что это в темноте сидишь? Экономишь? Или обиделся?

– Темнота – друг молодежи…

– Правда, не обиделся? – она взяла мою голову в руки, как арбуз какой-нибудь, и повернула так, чтобы я смотрел ей прямо в глаза:

– Нет?

– А за что?

– Ну мало ли… Вот елку тебе не купили…

– Да ерунда эти елки. Что я, в самом деле маленький? Перебьемся…

Она отпустила меня, налила себе чаю и села напротив.

– Что это ты говорил про какую-то компанию, про ребят каких-то?.. – спросила она как бы рассеянно.

– А… ничего.

– Что хоть за друзья-то? Я их когда-нибудь видела?

– Да там… Из Дворца пионеров ребята. То есть они уже не пионеры, конечно. Нормальные… Вряд ли ты их видела.

– И где же вы собираетесь отдохнуть от взрослых? По какому адресу? Или что, явка засекречена? Ну чего молчишь?

– Там, в одном месте… Я и сам еще толком не знаю.

– Узнаешь – скажешь. И еще одно условие: обещай, что вина там пить не будешь.

– Конечно, не буду! Да там и не будет ничего, кроме шампанского!

– Я тебе еще раз повторяю: ни-ка-ко-го вина!

– Ну, мамочка; ну что ты! Шампанское… Его же и дети пьют, это же все равно что ситро!