– Вы все такой же циник, мистер Твен.

Сэм кивнул.

– Не могу же я разочаровывать свою аудиторию!

– Желаете посмотреть лабораторию?

Сэм развел руками.

– А зачем же я сюда пришел?

– Конечно, желаем! – сказала мисс Бернар. – Я сгораю от нетерпения!

– Один момент… – улыбнулся Тесла.

Потянувшись куда-то в потемки, он быстро щелкнул тремя выключателями. Раздалось едва уловимое гудение, и от длинных стеклянных трубок, расположенных там и сям по лаборатории, начало распространяться сияние. Одни трубки светились чисто белым, другие лиловатым, третьи – розовым светом. Некоторые были закручены в хитрые спирали и завитушки. Тесла взял одну из трубок, лежавшую на скамейке, и поднял над головой. Розовый свет внутри разгорелся ярче, переливаясь вокруг ладони изобретателя.

Сэм вполне отдавал себе отчет, что Тесла выпендривается. Лампы Эдисона нуждались в проводах, лампы Теслы – нет. Сэм, впрочем, уже видел когда-то светильники Теслы, наполненные разреженным газом, и теперь следил больше за выражением восторга на лице мисс Бернар. Еще он думал о том, что люминесцентные лампы Теслы – это, как ни крути, нечто выдающееся. И гамма цветов у них гораздо более приятная, чем резкая желтизна лампочек Эдисона. Оставалось выяснить, можно ли придавать трубкам Теслы любую форму, какую душа запросит. Можно ли, к примеру, заказать стеклодуву трубки в виде букв, из которых потом удастся составить слова? Вот это было бы да! Взять и соорудить светящуюся ярко-красную или фиолетовую вывеску. Захотел – и получилось "Обедайте у Джо". Или "Голосуйте за Брайана"…

"Вот то-то и оно, – невольно подумалось Клеменсу. – А ведь именно так они и поступят. И тем самым начисто испортят всю магию. Так что лучше мне оставить при себе эту идею…"

Тесла вручил ему одну из ламп – крохотную, помещавшуюся на ладони.

– Хитрая штучка, – повертев в руках, сказал Клеменс. – Для чего она?

– Неужели не достаточно того, что она просто есть? – улыбнулся Тесла. – Впрочем, смотрите…

Подобные лампочки были во множестве укреплены на деревянном щите, образуя прямоугольную решетку. Тесла повернул верньер трансформатора, и половина лампочек ожила, наливаясь густым кровавым багрянцем.

– Смотрите! – велел Тесла.

Он приглушил свет ламп, повернул другой реостат, и вторая половина лампочек засветилась изумрудной зеленью.

– Миленько, – сказал Сэм.

– Погодите. – Тесла взялся за оба реостата одновременно, так что вспыхнул весь щит… но не зеленовато-красным и не красновато-зеленым – хлынул свет лимонно-желтого тона!

– Ух ты! – вырвалось у Сэма Клеменса. Он невольно шагнул вперед, чтобы присмотреться поближе. И точно: вблизи было отчетливо видно, что часть лампочек горела красным, а другая – зеленым, но стоило чуть отдалиться, и свет смешивался, окрашиваясь желтым. – С ума сойти! – восхищенно прокомментировал Сэм. – Такого я еще не видел!

– Смотрите дальше. – Тесла перешел к целой панели ползунковых регуляторов, его тонкие пальцы забегали по ним, как по клавиатуре органа. Разноцветные огни заплясали, по щиту пронеслись желтые и красные тени, потом изогнутые кривые… расширяющийся прямоугольник… бегущие диагональные полосы. Угасал красный цвет, и его место занимал зеленый. В целом пляска огней производила эффект наподобие гипнотического. Вот световая точка превратилась в ромб, внутри его возник еще один, потом еще и еще… Ромбы расширялись, достигали края щита и исчезали, сменяя друг друга.

– Вы создали симфонию, друг мой, – проговорила Сара. – Симфонию света!

В ответ пальцы Теслы запорхали еще быстрей, и послушные огни разразились бурей красок почти чувственного свойства. Наконец изобретатель все выключил и с поклоном повернулся к гостям:

– Вам понравилось?

– Это было великолепно! – Голос Сары звенел от восторга. – Я видела истинную работу художника, излияние души поэта, который сделал электричество своей палитрой!

– А мне можно попробовать? – попросил Сэм.

Ему пришлось попрактиковаться, и все же довольно скоро он сумел нарисовать светящиеся буквы. После чего ценой не малых усилий все-таки вывел: СЭМ. Тесла и Сара Бернар хором громко произносили каждую букву, возникавшую на щите.

– Полагаю, мальчикам-наборщикам покамест еще не о чем беспокоиться, – проговорил он с улыбкой. – Тем не менее игрушка потрясающая. Ты еще не прикидывал, кому бы ее продать? Полагаю, на Уолл-стрит ее с руками оторвут – биржевые котировки высвечивать…

– Там, где человек электричества видит электрический свет, деятель пера усматривает буквы, – заметил Тесла. – А вы, мадемуазель? Voulez-vous [Не желаете ли (фр.)] попробовать? Что увидит королева сцены?

Долго уговаривать не пришлось. Взявшись за рычажки, Сара Бернар вскоре породила схематичную фигурку человека. Предельно сосредоточившись, она добилась даже того, что нарисованный человечек помахал им рукой. Тесла и Клеменс в восторге покатывались со смеху. А Сара, ко всеобщему изумлению (да и к своему собственному, кажется, тоже), заставила человечка выпасть из прямоугольника.

– Полагаю, дама вас все-таки превзошла, мистер Твен, – объявил Тесла. – Одно изображение воистину стоит тысячи слов! Зря ли говорят: лучше один раз увидеть, чем…

– Пожалуй, эта штука не слишком превосходит по зрелищности кинетоскоп Эдисона, – сказал Клеменс. – Но какое дивное развлечение!…

И понял, еще не договорив, что упоминать Эдисона определенно не стоило. По счастью, Тесла, услышав имя заклятого соперника, лишь отмахнулся.

– Думаю, – сказал он, – Эдисон ничего стоящего уже не изобретет.

– Вот как? А почему?

– Когда он станет президентом, у него не останется времени изобретать! – Клеменс удивленно поднял брови, и Тесла пояснил: – Ах, мистер Твен, я, наверное, провожу слишком много времени в лаборатории, но все-таки не все газетные новости пролетают у меня мимо ушей. Не далее чем через неделю кинетоскопы Эдисона будут стоять в каждом танцевальном зале и в каждой воскресной школе Америки, так что мистер Эдисон сможет лично обратиться к каждому избирателю. При таком раскладе победа мистера Брайана навряд ли возможна… если только не вмешается чудо!

– И какое же чудо необходимо, чтобы мистер Брайан выиграл выборы? – спросил Сэм. При этом он возился с устройством Теслы, пытаясь изобразить нечто такое, что побило бы машущего человечка мисс Бернар.

– Что-нибудь, что превзошло бы кинетоскоп мистера Эдисона.

Сэм Клеменс наконец разобрался в тонкостях работы рычажков, и на светящемся щите возникла нарисованная физиономия. Глаза сперва представляли собой точки, потом разрослись в маленькие квадратики. Появились брови и рот в виде буквы "О".

– Ты бы поработал с этой штуковиной, Ник, – сказал Сэм, и в порыве вдохновения ему удалось заставить нарисованную рожицу открывать и закрывать рот в такт своим словам. – Бьюсь об заклад, ты сумеешь создать нечто выдающееся!

Окончание агитационного выступления в том городе вылилось в шумный, красочный праздник. Состоялся конный парад ветеранов Гражданской войны в полной армейской форме. Играло по меньшей мере пять духовых оркестров, а следом за ними проехало штук пятнадцать повозок, – Сэм Клеменс предположил, что на них восседали мэры и мелкие политики, вероятно рассчитывавшие, что на них как бы осядет яркая мишура сегодняшнего торжества. Пешим строем, сияя медными пуговицами, прошло несколько сот человек в высоких цилиндрах, причем каждый – смотрелось это довольно нелепо – обмахивался пальмовым веером. За ними последовал женский хор; певицы стояли на открытой колесной платформе, разукрашенной каскадами белого, красного и синего шелка. Платформу тянула четверка взмыленных лошадей в разукрашенной цветами сбруе. Брайан одну за другой пожимал тянувшиеся к нему руки – а этих рук, казалось, были несчетные миллионы – и все старался поберечь почти уже сорванный голос.

– Все-таки нет на свете лучшего развлечения, чем политическая кампания, – заметил Сэм, обращаясь к мисс Бернар, в чьем обществе он снова проводил день.