- Я хотел бы ознакомиться с материалами дела.

  - Ваше ходатайство принято. Вас вывезут для ознакомления позже. Еще вопросы?

  - Нет.

  Время на Капотне летело быстро. Так получилось, что после моей работы над телом Малыша я зарекомендовал себя в хате кольщиком. Желающих сделать наколку было много. Дни и ночи я проводил с машинкой в руках. В процессе работы я все больше знакомился с контингентом хаты. Сидели здесь в основном прожженные уголовники, срока у которых были огромны. Как-то я разговорился с Моздоном. Это был серьезный дядька, пользующийся уважением на тюрьме. Видно было, что сидел он не раз и помногу. В хате он имел большой вес, но жил одиночкой. С его спины злобно ухмылялся выколотый волк с надписью «Мне не нужна стая».

  - Серега, - спросил я, - а где тебе сделали этого волка? Блин, он ведь как живой! Глаза настоящие, кажется, что прямо смотрит на тебя.

  - Это, Юрок, на крытке[20]. Сидел со мной мастер, таких в нашем мире единице. Колол вручную. Долго он со мной занимался. Если в целом посчитать, то около года, наверное, получится. В первый раз он не успел мне до конца доделать, но потом я с ним по другой ходке словился. Тогда и доработали. А ты-то, пиздюк, где колоть научился?

  - Ну я по воле музыкой занимался, сам тоже играл. А вся ведь эта тусовка музыкальная тоже помешана на татуировках. Вот я и стал учиться. Сначала на себе, потом на друзьях. Все равно до подсидки я херово колол. Это уже на Серпухове парнишка один позанимался со мной.

  - А какую музыку любишь, музыкант?

  «Сейчас скажу, что рок, он скажет, что все они пидоры и тому подобное. Зеки, они ведь далекие, им хаер длинный – пидор, серьга в ухе – пидор. Во бля, попал. Ну и что делать? Ладно, была не была. Все равно в шансонах разных не разбираюсь».

  - Да я вообще-то тяжелую музыку предпочитаю.

  - Во как?! А Дип Перпл нравится?

  - Конечно, это же классика. Я и Цеппелинов люблю послушать, и Назарет. Да и вообще много чего интересного в ваше время игралось.

  - Во ништяк, наконец-то можно хоть с кем-то за рок приколоться. Давай-ка, Юрок, чифирнем и потрещим. Я ведь, брат, еще в детстве у предков деньгу тащил на пластинки. Дорогие они были – пиздец. Я и воровать первый раз пошел, чтобы винил Роллинг Стоунз у барыги взять. Во времена были. Это у вас сейчас все просто, а раньше-то запрещали Запад слушать. А мы все равно крутились, доставали. Вот это был кайф!

  - Мне Роллинги тоже нравятся. Но все-таки больше слушаю музыку моего времени – Sepultura, Slayer и прочее.

  - Ну это и понятно: каждому свое. Я бы тоже хотел послушать что-нибудь новенькое, да все никак не получается. Все по тюрьмам да по ссылкам. Да и редко попадаются любители такого дела. Им ведь всем шансон подавай. А большинство горя еще не хапнули, зоны не нюхали, а уже шансон, бля, уже блатные не ебаться. Или еще лучше – MTV, - продолжал Серега, - целый день одно и тоже! И как только не надоедает?

  - А тут, кстати, по MTV по четвергам программку клеевую показывают, “Hardzone” называется, правда, идет всего час, но зато про тяжелую музыку.

  - А что ж мы не смотрим? – на лице Моздона появилось удивление.

  - Да тут ведь все орать начнут, никому же такая музыка не по кайфу.

  - Не начнут. Они сутками фуфло всякое по ящику гоняют, придется и нам уступить. Должна же быть арестантская солидарность?

  Так, благодаря авторитету Сереги, я получил возможность быть в курсе событий, происходящих на металл-сцене. Я бы не сказал, что мы стали с ним кентами, нет, но приятельские отношения между нами закрепились.

  Кента я себе нашел несколько позже. Я долго приглядывался к одному парню. На вид было ему лет 35, спокойный, уравновешенный, языком много не болтал, а если что и говорил, то по делу. Не знаю, как мы с ним спелись, но все чаще стали приглашать друг друга чифирнуть, и незаметно эти распития стали положняковыми. Коля, так звали парня, сидел уже в седьмой раз. Эта ходка, как и все предыдущие, была у него за кражу. Он был просто в общении и опытен в делах тюремной жизни. Погоняло у Кольки было Полосатый. Этим прозвищем он был обязан своим многочисленным ходкам, и многие считали, что на этот раз как рецидивисту ему светит особый, «полосатый» режим содержания. Хоть я и был невиновен и надеялся на оправдание суда, я много спрашивал у Кольки про зону. Все же готовиться всегда надо к худшему.

  - Все зоны, Юрок, разные, - рассказывал Полосатый. – В каждой свои правила, свои плюсы и минусы. Жить можно везде: просто где-то легче, а где-то посложней. Конечно, в черных лагерях лучше – это и дураку понятно. Там чтят воровской закон и не позволяют мусорам лишнего. Но чтобы там выжить, надо уметь крутиться. То, что дают в столовой, жрать невозможно, так как мусора все нормальные продукты пиздят. Вот ты, к примеру, наколки умеешь делать. Если и там это организуешь, цены тебе не будет. И нуждаться ни в чем не будешь. Там так же, как и здесь: за слова свои отвечать надо, косяки не пороть и, конечно, в первую очередь быть человеком. Только не всем заебись на черной зоне, не каждый выживает, некоторые опускаются. Не могут крутиться, да и руки из жопы растут. А жрать и курить хоца. Приходится ребятам задницы свои подставлять, в петухи определяться. Короче, многого не объяснишь, Юрок. Единственное, что скажу – ты не пропадешь, по тебе видно. Так что зоны не бойся. Люди сидят, и ты просидишь. Конечно, дай Бог тебе сорваться, но на всякий случай будь уверен. Главное, постоянно себя контролируй и не делай глупостей.

  - А как в красных зонах?

  - В красных правят мусора. Там режим. Все зеки должны работать, по утрам делать зарядку, ходить строем и всегда слушать мусоров. Там нельзя играть в азартные игры, делать наколки, пить чифир и трахать петухов. Там ничего нельзя. А рулят там, в основном, козлы. Это зеки, которые вступили в секцию дисциплины и порядка (СДП). Они обо всех нарушениях докладывают мусорам. Если в черной зоне за порядком смотрят блатные, то в красной – завхоз. Тоже зек, но назначенный мусорами. Он даже за это деньги получает. Конечно, завхозы и в черных лагерях есть, но там они слушают братков и делают то, что им скажут. Тут же завхоз – босс. Как он решит, так и будет. Опять же, есть и такие, которым на красный лагерь ехать лучше. Например, тем, кто ни к чему не приспособлен, или тем, за которыми косяки всякие числятся. Там с них никто спрашивать не будет, ебать тоже. Пиздить, конечно, будут. Там всех пиздят. Но зато там есть что пожрать. Обычно на красных зонах кормят относительно неплохо. Есть ведь люди, которым воровская романтика нахер не нужна, поэтому им при мусорском строе сидеть нормально. Там ведь и условно-досрочно освободиться можно.

  - Так это же стремно.

  - Юрок, кому стремно? Стремно тем, кто живет в этих стенах и заезжает сюда раз за разом. А кого не связывает с этим миром ничего, почему им должно быть стремно? Они освобождаются досрочно и возвращаются к своей прежней жизни. Короче, каждому свое, брат.

  «Интересно, куда я попаду: в черную или красную? Нет, лучше домой. Но не должны же меня посадить ни за что. Как можно сидеть, не сделав ничего? Я потеряю годы жизни за так. Даже в голове не укладывается. Ну почему вокруг такая несправедливость?! Кто-то замочил, а я козел отпущения. Господи, помоги мне выбрать из этой западни!»

  Время на тюрьме шло быстро, хоть и житуха была однообразной. Каждый день я занимался тем, что делал кому-нибудь татуировку. А когда уставали глаза, валился спать. По сравнению с серпуховским СИЗО, тут был черный ход. Мусора вообще боялись заходить в хату ввиду переполненности. Не было ни шмонов, ни прогулок. Даже в баню не водили, как положено. В хате было душно, все ходили в трусах. Мылись на дальняке. Вставали за ширмой и поливались водой из кружки. Вокруг царила глобальная антисанитария. В камере были вши и клопы. Многие арестанты болели чесоткой. У многих гноились раны и опухали ноги. Опухоль ног называлась почему-то слоновой болезнью. Говорили, что болезнь эта оттого что зеки мало двигаются. А где мы могли двигаться? Постоянно сидели на одном месте, как на вокзале.  Витаминов не хватало, а грязи и заразы было выше крыши. Вот и гнили мы заживо. Мусора же на эту инфекцию обращали внимание только тогда, когда ноги у кого-нибудь раздувались, как воздушные шарики, и из них через кратерообразные ранки сочился гной. На такие ноги встать уже было невозможно. Больного выносили на руках из хаты и увозили на больницу. Никого из тех, кого увезли, я больше не видел. Меня же эта участь, слава Богу, миновала.