– Теперь тебе лучше вернутся к своим, догнать Филиппа… – закончил Колька, и Антонин возмущенно и удивленно ответил, перебив его:

– Клянусь Афиной Палладой и ее священной змеей – после этого рассказа мне бросить тебя?! Ты сошел с ума. Нет, мы сейчас как раз и поплывем в Халкис, а там – как дадут боги. Вставай, Николай. Пора плыть…

…Легкие облака затянули яркую луну, приглушив ее сияние. Мальчишки гребли по очереди, бесшумно опуская в рябившую воду обмотанные по уключинам обрывками сетей весла; один греб, второй, распластавшись, лежал на носу и всматривался в серебристый полумрак. По воде издалека доносились звуки – лязг металла, кашель, отрывки речи на чужом языке, плеск волны о бор корабля и скрип каната. Лодку трудно было услышать и нелегко заметить в ночном проливе, а корабли рисовались черными силуэтами на воде у городских стен, опоясанных по верху частой цепочкой колеблющихся алых огней – в Халкисе ждали штурма. Наверное, там и не спал никто. По временам то тут, то там со стены огнедышащим драконом соскальзывала пылающая струя, разбивалась о воду, растекалась по ее поверхности и горела, освещая все вокруг прыгающим неверным светом.

– Тишшш! – зашипел, лежавший на носу Антонин, и Колька, перестав грести, сжался, услышав размеренный плеск. Совсем близко – пахнуло горячим деревом, немного – туалетом, мокрой тканью – скользнул без огней, размеренно взмахивая веслами, корабль с круто задранным носом, с башнями на носу и корме. – Финикийский, – шепнул Антонин. – Наверное, ходил на разведку.

– Днем вчера, – Колька снова начал грести, – я видел тут два ваших корабля. Они уплыли за мыс.

– Это мы плывем на лодке, – немного сердито ответил Антонин, устраиваясь удобнее, – доски и бочки плавают… А корабли ходят. Наших – в смысле, афинских кораблей тут быть не может, они все у Саламина… Это, наверное эвбейские триеры.

– А они за кого? – полюбопытствовал Колька.

– Северная Эвбея подчинилась Царю Царей. А тут, на юге, сам видишь. Должно быть, часть их кораблей не успела к месту сбора флота, и они прячутся теперь в бухтах и скалах.

– Сколько вообще у вас кораблей? – продолжал расспрашивать Колька.

– Больше всего – наших, афинских триер, – гордо ответил Антонин, – мы на государственное серебро построили двести! Сорок дал Коринф. Тридцать – Керкира, пятнадцать – Эгина… Другие города прислали кто по десять, кто по пять, кто по одной триере. Всего собрали четыреста кораблей. А у мидян больше двух тысяч! Э, что говорить! – Антонин печально вздохнул. – Мы, эллины, живем в двухстах больших городах. А из них только сорок соединились против врага. Фивы, например, открыто взяли руку Царя Царей… Но, – эллин вскинул голову, – мидяне рабы своих правителей и воюют из страха и для грабежа. А мы – свободные люди и защищаем свою родину, алтари наших богов, гробницы предков, детей, женщин и стариков! Царю Царей нас не одолеть – мы уже били их флот у Артемисия и Еврипа, разобьем и у Саламина, а без флота его огромная армия вымрет с голоду на нашей земле!

Антонин разгорячился, но голоса не повышал – до вражеских кораблей оставалось всего ничего, и он сам сел на весла.

Колька забыл дышать, когда их лодочка бесшумно заскользила меж высокобортных громадин. Конечно, корабли были размером с какой-нибудь ракетный катер ХХI века, вовсе и не больше… но из лодки казались громадными! А тут еще постоянный страх – достаточно было вахтенному или какому полуночнику высунуть башку над бортом – он бы увидел лодку наверняка. Но мальчишкам везло – их суденышко плавно скользило из тени в тень и не привлекало ничьего внимания. Колька осмелел и даже стал отталкиваться от просмоленных бортов рукой, слушая, как внутри то вздыхают, то говорят на непонятном языке, то всхрапывают и кашляют люди.

Они миновали сторожевую линию вражеских кораблей, и Антонин, перестав грести, указал рукой вперед, на берег. Только теперь мальчишки разглядели, что город был в осаде и с суши. Множество круглых шатров окружали стену, несмотря на ночной час с меж шатрами тут и там суетились люди. Молча, как ни странно, но Колька догадался:

– Э, похоже, они собрались на приступ!

– Кажется так, – Антонин стиснул зубы. – Халкеситам остается теперь рассчитывать лишь на помощь богов и крепость ворот. И мне не верится, что эти ворота очень уж крепки.

– Как нам в город-то попасть? – только тперь опомнился колька. Антонин покачал кудрявой головой:

– Это как раз просто. Увидят со стены и поднимут.

– Ага, или влепят стрелу по самое прощай мама, – скривился Колька. Антонин тихо хихикнул:

– Поднимут хотя бы из любопытства. Мы, эллины, любопытны, как хорьки. Только бы не попасть под нефть.

Колька умолк, пытаясь сообразить: Антонин знает слово "нефть", или это так "автоматический перевод" сработал? Он ни до чего не додумался – нос лодки почти уткнулся в основание стены, поднимающейся прямо из моря – Колька спружинил руками, – и Антонин, подняв весла, негромко крикнул:

– Наверху, эгой!

На фоне звездного неба появилась странная голова – Колька заморгал, не сообразив стразу, что это шлем с гребнем. Мужской голос отозвался:

– Кто там?

– Эллины из Афин и… – Антонин покосился на "Николая-македонянина", – и Македонии, спасаемся от мидян. Спустите веревку.

– Погоди, – буркнул оттуда и послышался разговор шепотом. Говорившие не учли, что ночью в тихую погоду слышно далеко, и Колька уловил обрывки разговора: "Мальчишки… двое, кажется… афинянин… от Фемистокла… проверить, поднимите… лучники…" Потом сверху упала не верёвка, а лохматая, толстая веревочная лестница:

– Поднимайтесь оба.

– Придержи, – попросил Антонин, – и смотри, как надо.

Он и на самом деле поднимался так, как собирался по простоте душевной Колька – лез Антонин не как по обычной лестнице, а сбоку, держа лестницу между ног. Снизу стена не казалась высокой, но когда настал черед Кольки лезть, он с трудом заставил себя продолжать подъем, добравшись до половины. Вверх и вниз смотреть было страшно, Колька перебирал руками и ногами, созерцая камни перед носом, как вдруг чьи-то сильные руки схватили его за шиворот, словно щенка, потом – за пояс, чей-то бас прогудел: "А вот и македонец, клянусь Зевсом – в штанах!" – и Колька, рассерженный и испуганный, оказался стоящим на каменном настиле среди рослых воинов и поблескивающих доспехах, гребнястых шлемах и грубых плащах. Его тут же обшарили, отобрав персидский меч и бесцеремонно вертя, после чего кто-то, невидимый за огнем факелов, спросил, обращаясь к стоящему тут же Антонину:

– Что велел передать стратег[15]. Фемистокл жителям Халкиса?

– Ничего, – развел руками Антонин, – мы не гонцы эллинских стратегов и не лазутчики мидян. Мы правда спасаемся от врага.

– Нашли место, – буркнул тот же голос и добавил: – А что не лазутчики…

Договорить эллин не успел. Где-то в ночи вдруг взметнулось неистовое пламя, послышался многоголосный крик, даже скорее вопль, а потом – какой-то странный шум. Тревожный гулкий грохот-тишина-визгливый вскрик "хый!!!" – снова грохот и все сначала.

– Они подожгли воротную башню! – закричал кто-то издалека метеллическим голосом, и мальчишки в мгновение ока остались одни; воины, похожие в своих плащах на большущих ночных птиц, опрометью бросились куда-то.

– Бежим к храму! – Антонин вскинул руку, указывая на трепещущий где-то в вышине одинокий огонь. – Там должны быть оружейные склады!

Как и всем мальчишкам, Кольке снились кошмары, в которых от кого-то убегаешь, а кругом никого нет, и никак не бежишь… Оказывается, может быть еще страшнее. Это когда бежишь не один.

Улицы в этом чертовом Халкисе вели все время вверх. Было светло от множества факелов, но свет выглядел недобрым, испуганным мечущимся, как и люди. Отовсюду кричали, стонали, плакали. Десятки, сотни людей бежали по улицам между низеньких заборов вместе с мальчиками. Большинство – вверх, туда же, куда и они. Некоторые – в основном, вооруженные мужчины – в обратном направлении… но вот пробежал рослый пожилой человек с сумкой на бедре, за ним еще двое подростков несли две сумки, на которых Колька успел различить вышитых змей, обернувшихся вокруг чаши… а вот и вовсе девчонка с луком промчалась, рыжие волосы хлестнули Кольку по лицу. Сзади подхлестывали выкрики и удары, они были слышны по-прежнему хорошо. До Кольки лишь теперь дошло, что это мидяне колотят в ворота тараном. Те, кто посильнее, волокли на себе маленьких детей, стариков, раненых. Колька увидел, как две женщины с распущенными волосами пытаются оторвать от распахнутых ворот мертвой хваткой вцепившегося в них сухого деда. На крыше соседнего дома двое мальчишек помладше Кольки деловито отдирали и раскладывали черепицу, третий натягивал небольшой лук, прижав стрелы пальцами ноги, чтобы не скатились.