В прихожей послышался шум. Это вернулась Томоко: в ее манере открывать входную дверь чувствовалась не только привычка. В этом проявлялся ее характер.

— С возвращением, — поприветствовала ее Юкико.

Молча, не снимая черного плаща и даже не ответив на приветствие, Томоко прошла в гостиную.

— Горячего чаю?

— Лучше кофе.

Томоко могла выпить кофе и преспокойно заснуть.

— Ты звонила Мицуко-сан? — поинтересовалась Юкико, выходя из кухни с чашкой кофе в руках.

— Звонила.

— Она успокоилась?

— Она какая-то растерянная. Вот уж не думала, что с ней такое приключится… Она так нервничала, что, выйдя замуж, потеряет работу, а тут такое!..

— Она сказала, что беременна?

— Да, — глухо сказала Томоко, закуривая. — Это не так страшно, можно сделать аборт. Она попросила меня помочь ей как можно скорее покончить со всем этим.

Томоко была атеисткой. Она следовала своей логике. Однако, если сделать так, как говорит Томоко, совершится еще одно преступление.

Перед глазами, у жаровни, лежало незаконченное письмо к Фудзио. Юкико почти машинально прикрыла его чистым листом бумаги. В письме она попыталась выразить свои чувства. О чем же она писала?…

«Вы, наверное, даже не осознаете, что натворили, убив ребенка. Если бы мальчик остался жив, он бы рос, превращался во взрослого человека, играл, смеялся, любил, работал, страдал и радовался многие десятки лет. Однако Вы решили за него и отобрали у него жизнь».

Жизнь у маленького Кэна отнял посторонний человек, совершив злодеяние. Но в данном случае жизнь еще не родившегося ребенка отнимала его родная мать. Юкико почувствовала, как у нее закружилась голова, и она на мгновение закрыла глаза.

— Я решила написать Уно письмо, чтобы рассказать обо всем этом. Все равно всем известно, что он приходил к нам в дом.

— Ты что, думаешь, он признается? — в глазах Томоко мелькнула легкая, но достаточно отчетливая тень презрения.

В жизни есть много такого, что человеку еще предстоит испытать. Юкико знала, что ей никогда не забыть щелчков фотокамер, под прицелом которых Фудзио оказался перед входом в здание прокуратуры.

Юкико убеждала себя, что готова увидеть лицо Фудзио на телеэкране. Она призывала себя поступать как обычно: если хочется посмотреть телевизор, включи его. По телевизору показывали, как репортеры преследуют Фудзио и как он уклоняется; и то, и другое было чем-то неестественным.

Впрочем, выражение лица у Фудзио было вполне нормальным. Он не склонял головы, но и не поднимал ее. Он не выглядел напряженным. Чтобы так спокойно вести себя, ему наверняка потребовались огромные усилия. Однако Юкико потрясли эти звуки — бесконечное щелканье затворов бесчисленных фотокамер, служившее фоном для телевизионной картинки.

Юкико впервые в жизни слышала такие звуки.

Репортажи с мест событий зачастую сопровождаются неразборчивыми комментариями обозревателя. Но сейчас раздавалось безостановочное щелканье фотоаппаратов, напоминающее бесстрастный шум ливня в безветренный день. Фудзио шел сквозь шквал этих странных звуков с абсолютно невозмутимым видом.

На другой день Юкико прочитала в газете, что «Уно равнодушно смотрел на фотокамеры, не выказал ни малейшего признака раскаяния и шел с вызывающей усмешкой».

Так ли все было на самом деле?

Насколько могла заметить Юкико, Фудзио вел себя так, будто вокруг не было ни души. В самом деле такую манеру следовало назвать «вызывающей». Но едва ли можно было говорить о раскаянии, если бы даже Фудзио низко опустил голову.

Юкико видела, что Фудзио шел без улыбки, но в какой-то момент на его губах заиграла усмешка бойца. Наверное, ее-то репортеры и сочли «вызывающей». И все же со стороны невозможно судить о смысле этой усмешки.

Вчера вечером, отложив адресованное Фудзио письмо, которое, собственно, она писала для того, чтобы разобраться в своих чувствах, Юкико послушалась совета Томоко и легла спать. Однако потом втайне она отважилась отправить письмо по почте. Дело решил неожиданный поворот событий.

Вообще-то Юкико не любила выходить из дому без особой надобности. Но раз в несколько дней ей все-таки приходилось отправляться за продуктами. День выдался пасмурный. Купив творог тофу, соевую пасту, лук, имбирь, сушеную селедку, хлеб, лимоны и прочие продукты, она вышла на улицу. Тут ее кто-то окликнул.

Это была Хитоми Саката. Когда-то они вместе пели в церковном хоре, но потом, выйдя замуж, Хитоми перестала посещать церковь, поскольку муж был противником католической веры. В довершение всех бед муж завел любовницу, и та родила ребенка. Узнав об этом, Хитоми хотела покончить с собой, но одумалась.

— Как поживаете? — спросила Юкико.

— Да все по-прежнему, ничего не изменилось. Правда, муж стал гораздо реже ездить к той женщине. Я считаю, что для ребенка это очень плохо, иногда сама ему говорю: «Поезжай», — даже научилась настаивать на этом. Он, конечно, морщится от стыда, краснеет, но едет.

— Вы просто потрясающая женщина! — искренне сказала Юкико. — Это и есть настоящая любовь…

— Неправда. Муж не любит меня, как когда-то.

— Да, но вы боретесь с собой, думаете о благе ребенка. Ведь святой отец учил, что эта любовь, выражающаяся в страдании и муках, и есть подлинное чувство.

— Хата-сан, можно с вами поговорить об одном деле?…

— Юкико кивнула.

— Давайте выпьем по чашечке кофе в соседнем кафе…

Они вошли в кафе и сели подальше от стойки и кассового аппарата.

— Я решила, что никому не скажу, кроме вас. Но мы встретились, и я рассказала вам о любовнице мужа и о своем несостоявшемся самоубийстве… Я не хотела обсуждать это со святым отцом, только с вами… Теперь вам многое известно о моей жизни, и я считаю своим долгом рассказать вам еще об одном событии. В тот день, когда я хотела покончить с собой, меня подвез на машине незнакомый мужчина, направлявшийся в Иокогаму. Это его заслуга, что я передумала умирать. Я уже рассказывала вам об этом.

— Да, я помню. Это интересно. Может, у меня испорченная натура, но я страшно люблю такие истории… Когда какое-то неожиданное происшествие меняет судьбу.

— Я не запомнила его имени, не узнала адреса, но считаю, что именно ему я обязана жизнью. Впрочем, теперь я знаю, как его зовут.

Юкико молчала.

— Я думала, что так и не узнаю ничего об этом человеке, поскольку у меня не было желания с ним встречаться снова. Но это человек… убийца маленького Кэна… Его фамилия — Уно.

Хитоми низко склонила голову.

Еще до того как Юкико услышала это, ее охватило смутное предчувствие. Тем не менее, когда Хитоми произнесла фамилию Фудзио, у нее потемнело в глазах.

— Он был так ласков со мной в тот день… Но когда я узнала, что он натворил, я всю ночь не могла заснуть, — закончила Хитоми.

— Вы испугались? — Юкико уже взяла себя в руки, и ее голос звучал спокойно.

— Нет, я не подумала, что он мог и меня убить. Тогда у него было совсем другое лицо. Я просто захотела об этом кому-нибудь рассказать, но мне не хватало смелости. Это очень печально.

— Робких людей много, но мало кто сожалеет об этом недостатке. Я рада тому, что вы рассказали мне это. Я допускаю, что человек, вернувший вас к жизни, мог быть и праведником, и злодеем.

— Не уверена, что можно так оценить те события…

— Но вам не все ли равно, каков он на самом деле? Многие прекрасные люди никогда не протянули бы вам руку помощи.

— Это все так странно… Если бы я умерла, многие сказали бы, что я покончила с собой из-за ерунды.

— Вы открыли мне душу, и я тоже кое-что расскажу вам. Дело в том, что я тоже знакома с Уно… Мир действительно тесен. Я не стану рассказывать в деталях о наших отношениях. Я знаю недостаточно хорошо этого человека, чтобы судить о нем. Но я его знала не как убийцу и преступника, а как нормального человека.

— Правда?! Если вам когда-нибудь доведется увидеться с ним, поблагодарите его от меня. Моя благодарность, конечно, ничего не решит, но мне грустно думать о том, что на суде не прозвучит ни одного доброго слова. Правда, я не хотела бы, чтобы на суде прозвучало мое имя… Я не могу рассказать, как он мне помог, потому что мой муж ни за что не позволит мне этого. А я очень робкий, нерешительный человек…