Последние несколько дней Фудзио ломал себе голову, обдумывая, как ему выпутаться из этого дела. Нужно снять с себя подозрения, но как это сделать?

— Значит, Хата-сан передала, чтобы я сказал правду? — уныло переспросил Фудзио у Хигаки.

— Именно так она и сказала.

Фудзио сделал вид, что задумался.

— Наверное, она права, — пробормотал он после долгого молчания.

— Что вы имеете в виду?…

— Я говорю об аварии.

Хигаки лишь вопросительно уставился на Фудзио.

— Я все видел в зеркало заднего вида. Велосипедист встал, поэтому я подумал, что с ним все в порядке, и уехал. Я искренне считал, что это он был виновником столкновения.

— Вы это видели в боковом зеркале? У вас ведь сорвано зеркало заднего вида. Кто и почему это сделал?

— Я же вам говорил. Однажды я припарковался вплотную к другой машине и не смог выйти через правую переднюю дверь, а когда перелезал на левое сиденье, то держался за зеркало заднего вида, и, вероятно, слишком сильно нажал, вот оно и оторвалось.

— Вот как? А это сделал не ребенок?

— Какой еще ребенок? У ребенка сил не хватит оторвать такое зеркало.

Хигаки ничего на это не сказал. Если бы у него было больше фактов, то он продолжал бы давить на Фудзио. Но, очевидно, ничего конкретного он не накопал. Тем не менее подобные вопросы возникали постоянно, и это нервировало Фудзио.

— Почему вы решили сбежать? Была же какая-то причина? — Хигаки ждал ответа, глядя Фудзио в глаза.

— Я в тот день был слегка нетрезв.

— Вы же говорили, что не пьете.

— Обычно не пью. А тут настроение было плохое, я подумал, что не грех немного встряхнуться. Такое случалось со мной только пару раз. Если бы я затормозил, полиция меня все равно бы арестовала — за вождение в нетрезвом виде.

— Где вы пили?

— По пути купил банку в торговом автомате.

— Несмотря на то что не любите алкоголь?

— Я же сказал, что хотел поднять настроение. Лекарства тоже ведь ужасная гадость.

Казалось, Хигаки это убедило.

— Сколько вы выпили?

— Не очень много. Где-то около ста граммов. Я выпил только половину бутылки, больше не смог. Но к аварии это не имеет отношения. Я, конечно, виноват, но я не был пьян. Просто велосипедист не слишком пострадал, вот мне и захотелось сбежать, чтобы не попасться вам в лапы в нетрезвом виде.

Фудзио следовал своему сценарию: он говорил правду, поскольку Юкико просила его признаться. Он должен был сделать вид, что внял доброму совету. Фудзио считал, что его история звучит сравнительно неплохо.

— Значит, вы солгали нам насчет поездки? Что же вы делали в тот день? — спросил вернувшийся Такарабэ. Тут Фудзио опять рассвирепел.

— Я действительно ездил на побережье!

— Но пес-то околел.

— Господин полицейский! — взбесился Фудзио. — В той деревне, наверное, не одна большая собака?

— А как насчет земли на лопате? Вы утверждали, что копали ею в саду Хата-сан.

— Господин полицейский, я выразился иносказательно. Я — поэт. Я сказал то, что думал. Она была бы рада, если бы я ей помог.

— Не уклоняйтесь от темы! Вас же спрашивают не о стихах, — громко сказал Такарабэ.

— Господин полицейский, вы стихи-то хоть когда-нибудь читали? Возьмите и почитайте. Вы только о преступлениях и думаете, а о человеке забываете.

Хигаки пристально посмотрел на Фудзио и заметил:

— Кстати сказать, Такарабэ-сан хорошо разбирается в китайской поэзии. Он — лучший поэт в нашем управлении.

— Вот оно как… Приношу свои извинения.

— Чьи же стихи мне почитать? Порекомендуйте. Я ведь почти ничего не читал. Со школы только и делаю, что занимаюсь физическими упражнениями, тренируюсь.

— Наверное, вы были сорванцом…

— Я всегда предпочитал физический труд.

Фудзио мельком оглядел упругое тело Хигаки.

— Так где вы копали землю? — не унимался Такарабэ. Допрос он вел беспощадно.

— Как-то раз кое-что выкопал.

— Где?

— Где же это было?… Кажется, на плоскогорье у залива Коадзиро.

— И что вы выкопали?

— А вы когда-нибудь патрулировали на той дороге? Тамошние крестьяне высаживают капусту чуть ли не на проезжей части. Все побольше хотят получить.

— Это прежде так было. А теперь там все вокруг заасфальтировали, — Хигаки сидел как истукан. — Так на каком же поле вы копали землю?

— Я, признаться, сельским хозяйством не интересуюсь. Поле — оно и есть поле. Не болото же!

Однако Фудзио пережил настоящий шок, когда на третий день младший инспектор Такарабэ неожиданно закричал:

— Говори, ты убил ребенка?!

— Не знаю я никакого ребенка.

Фудзио был доволен, что не потерял хладнокровия.

— Хватит упираться! Мальчик оставил в твоей машине жевательную резинку, волосы и отпечатки пальцев.

Фудзио молчал.

— Как ты его убил?!

После этого Фудзио вовсе умолк, вспомнив о своем праве не отвечать. Сержант Хигаки тоже молчал и только сверлил Фудзио презрительным взглядом.

Эта ситуация затянулась на добрых три часа. Фудзио решил полностью замкнуться в себе. Правда, громкий голос Такарабэ мешал ему размышлять, но Фудзио выработал стратегию поведения.

Если Хигаки начнет угрожать, нужно будет немедленно потребовать адвоката. Фудзио уже просил какого-нибудь адвоката, но почему-то никто так и не появился. Но если он, Фудзио скажет, что признался под давлением и без адвоката, то полицейским не поздоровится.

Это Фудзио уяснил еще работая в отеле. Он свел знакомством с одним коммивояжером, поставлявшим мастику для полов. Хотя Фудзио и не пил, но вечерами часто сидел с ним в каком-нибудь баре и слушал его рассказы. У коммивояжера была судимость. В молодости он отбыл тюремное наказание за то, что, подпоив снотворным работавшую в его магазине семнадцатилетнюю девушку, изнасиловал ее.

— Она-то радовалась, что я куплю ей сумочку… Я тогда многое узнал. Адвокатов все уважают, но среди них немало прощелыг.

— А прокуроры не опускаются до такого?

— Да все они одного поля ягода. Некоторые прокуроры лебезят перед адвокатами.

— Почему?

— Прокурор может переквалифицироваться в адвоката. У адвоката статус выше. Вот многие молодые прокуроры и хотят поскорее выйти в отставку, стать адвокатами, зарабатывать бешеные деньги. Такие заискивают перед адвокатами, которые когда-то тоже были прокурорами. Они хотят жить хорошо.

Фудзио не знал, насколько это соответствует истине. Но у него не шли из головы слова о том, что нельзя надеяться на адвоката, что нужно самому бороться за себя.

Фудзио заявил, что обдумает ситуацию вместе с адвокатом, если ему предоставят эту возможность. Полицейские, вероятно, решили, что он хочет сделать признание, поэтому накануне его вызвали в комнату для свиданий, сказав, что пришел адвокат.

Комната для свиданий была такой же тесной, как и комната для допросов. Ее разделяла пластиковая перегородка, позволявшая слышать собеседника, но не позволявшая передавать заключенным какие-либо вещи.

— Я ваш адвокат, меня зовут Юдзо Тагами. Наш разговор должен происходить наедине, без свидетелей.

При этих словах охранник медленно вышел из комнаты для свиданий.

Фудзио послушно уселся на стул и посмотрел на адвоката.

На вид ему было далеко за семьдесят. Он был слегка лысоват, в очках, и явно страдал дальнозоркостью.

— Ко мне обратился Сабуро Морита. Я решил взяться за это дело и защищать вас в суде. Он ведь муж вашей сестры? — уточнил Тагами. У него был какой-то характерный выговор, но какой именно, Фудзио не мог определить.

— Да.

— Морита-сан обратился ко мне официально. Поэтому попрошу заверить личной печатью ваше заявление о том, что вы просите меня быть вашим адвокатом. Но должен предупредить: если вы хотите, чтобы я помог вам, вы должны говорить мне всю правду, без утайки. В противном случае вы окажетесь в сложном положении.

Фудзио молча смотрел на Тагами. Он заметил, что к пиджаку адвоката прилипли засохшие зернышки риса, испачканные соевым соусом. Фудзио подумалось, что такие вещи бывают довольно часто. Сам он редко носил галстуки, но знал, что многие мужчины считают галстуки чем-то вроде салфеток, на которые неизбежно летят капли бульона, когда они едят рамэн.[46] Ничего нет необычного в том, что на лацкане пиджака адвоката остались зернышки риса; причем, засохли они еще несколько дней назад. Но сердце Фудзио пронзило отчаяние, острое, как льдинка.