В сегодняшнем письме ко мне сын Леонарда Суворовского Александр приводит послевоенные воспоминания своего отца и его замечание: “На Ближних Мельницах (это один из районов Одессы) говорили не “еврей”, а “жид”, однако никого там не выдали, а вот на “культурной” Молдаванке выдавали”
Соседи ведали, что говорили. Леонард Францевич, умелый рисовальщик, подделал документы 14 евреям: жене, её родне и просто своим знакомым, переправив им национальность. Восьмерых из этих евреев Суворовский укрыл у себя в квартире, где соорудил, благо потолок в старых домах высок, антресоль с тайным ходом через кладовку. И стали жить-поживать...
А. Суворовский (здесь и далее из письма 2004 года): “Отец варил мыло, мама продавала его на базаре, деньги уходили на питание...”
Струкова (Пискун) Миндель Ицковна, переименованная Суворовским в Марию Ивановну, спасалась у него с сыном Шуриком. Она вспоминала: “Квартира не отапливалась, света не было, вместо стен фанера... Людей, которых он скрывал, он также и кормил... Не имея ни капли воды для своей семьи, он приносил её за несколько километров”.
Требовалось скрыть от бдительных соседей снабжение едой и питьём спрятанных евреев.
А. Суворовский: “Особых проблем с едой в то время не было... её было очень мало: то, что приносилось на 8-10 человек, в нормальное время приходилось на маленькую семью... Такое количество не вызывало подозрения. Намного
сложнее было с водой. Водопровод не работал,и отец приносил 10-15 ведер воды из какого-то колодца, расположенного в нескольких километрах от дома. Что только он не придумывал в объяснение!”
Струкова свидетельствует, что Меня Суворовская “умоляла, стоя на коленях” прекратить укрывать евреев, поскольку “я, наконец, беременна и если дело раскроется, она погибнет вместе с ребёнком”. “На что, - пишет Струкова, - он отвечал: “Я не могу выгнать людей... не могу не помогать... они тоже хотят жить”.
Меня как в воду глядела. Одна из евреек, которой Суворовский подправил паспорт, свела его со своей знакомой А. Гурой, управляющей домами в дальнем одесском районе. Подделанные паспорта надо было легализовать - прописывать по какому-то адресу, и А. Гура это делала. Тоже приобщилась к спасению евреев. Правда, Суворовский благодетельствовал безвозмездно, практичная же Гура брала у евреев деньги и ценности.
В 1942 году Гуру арестовали. Она немедленно выдала, кого могла, и первым - Леонарда Суворовского. Его и тех, кто тогда у него скрывался, схватили, судили. Евреи получили по пять лет тюрьмы плюс десять лет каторги (за уклонение от гетто), Суворовский семь лет каторги и штраф 5000 лей - вроде бы слава Богу: никакая не смерть, всего лишь срок.
10 марта сорок второго года Меня в тюрьме родила мальчика. Его назвали, видимо, в честь отца тоже Леонардом. Леонард Леонардович Суворовский был убит в тюрьме через два месяца. Леонард Суворовский-старший мог бы примерить на себя историю Авраама и Ицхака.
Сама Меня в тюрьме несколько раз пережила пытку фиктивного расстрела: её ставили к стене, но не стреляли. А позднее от всамделишного массового расстрела спаслась тем, что провалялась тогда в сыпнотифозной горячке. В феврале 1944-го, в преддверии освобождения Одессы Меню по амнистии выпустили вместе с сестрой.
Квартира их давно была занята. Леонард Суворовский, выпущенный раньше, тоже оказался бездомным и жил теперь у сестры Елены. Туда, к Елене и её мужу Александру Вольфу Суворовский привёл Меню, её сестру и их сокамерницу Риву Шейнер - жить, а вернее, прятаться от заполнивших Одессу отступающих немцев, которые добивали евреев.
Вольфы (она - полька, он, отметим, - немец) прятали евреев ещё в начале оккупации, продолжали это дело и теперь. Леонарду Суворовскому спасение евреев стоило потери сына, Вольфы рисковали двумя детьми. А кроме риска творилась будничная жизнь с недоеданием, лишениями, страхами... Ольга Харитон, сестра Мени, скрывавшаяся прежде у Леонарда Суворовского, а теперь, как и он, обитавшая у Вольфов, пишет: “Взаимоотношения между моими тремя спасителями были неровными. Часто Суворовский Л. Ф. был раздражён, нервничал... То же самое было с семьёй Суворовская-Вольф... После тюрьмы мы находились на полном их иждивении. Никогда не задумывалась над вопросом, какие мотивы толкали моих спасателей на такой подвиг. Сейчас задумалась и решила: благородство, порядочность, любовь к людям и желание помочь... даже ценой собственной жизни”.
Александр Суворовский об отце: Он знал несколько европейских языков, по словарям изучал китайский и вьетнамский, играл на рояле и кларнете (в молодости “ходил за покойником” - играл на похоронах), был блестящим конструктором, инженером “от Бога”, мог по памяти прочитать “Евгения Онегина” или “Луку Мудищева”, любил по- шутить, рассказать анекдот, работал с металлом и деревом, увлекался фотографией, сконструировал полуавтомат для печатанья снимков и т.п.
В “т.п.” входят и переоборудование Л. Суворовским жилища для сокрытия евреев, и его работа в тюрьме истопником, что позволяло приходить в камеру к беременной жене, и изготовление для неё с сокамерницами (проститутками, воровками, партизанками) “козла” - трубы со спиралью электроподогрева, включавшейся тайно от надзирателей... Но над всем ренессансным разнообразием талантов Леонарда Суворовского возвышаются слова его сына:“О том, что отец спасал евреев и как это происходило, мне известно от друзей моих родителей.Родители свои действия не считали подвигом, чем-то особенным. На суде отца спросили: “Как вы могли рисковать беременной женой?” Отец отвечал что-то вроде: “Обязан был как порядочный человек...”. Хочется, чтобы за сухой строкой моих фрагментарных воспоминаний увиделся образ абсолютно честного, порядочного человека, не делавшего из себя героя, вынужденного и присоветской власти выживать, не идя на сделки с совестью...”
Со страниц 208-214 от трагедии Бобровских и Ивановых протягивается сюда ещё один след, кровью и горечью, выручателя евреев партизанского связного “Яшки” - Татаровского Г.А., напомню, десять лет отмотавшего в ГУЛАГе.
Из архивов:
“Я, ТАТАРОВСКИЙ Георгий Александрович, 1926 года рождения, сегодня 29 апреля 1997 года СВИДЕТЕЛЬСТВУЮ [повторяется описание трагедии во дворе Ивановых, которую изложил Александр Иванов, тогда забившийся в собачью будку; затем Татаровский пишет про вызволение уцелевших Бобровских, о своей роли почти не говоря]: Через время из тюрьмы был выкуплен Бобровский Д. Л... сын Лёнчик отправлен в ГЕТТО. После проверки списков вывезенных в ГЕТТО еврейских детей и установки места вывоза я с комиссаром полиции Статным Матэем, квартировавшим у нас на квартире № 1 по ул. Дуче Муссолини (Бебеля), 21, выехали в село Амбарово...
Бобровский Лёнчик был передан отцу Бобровскому Давиду Лазаревичу... так же из ГЕТТО были освобождены Бобровская Р. Г. и Бухгалтер Т. Л.
В 1988 году после моей реабилитации я поехал к Бобровскому Д. Л. попросить его свидетельства о моём участии в партизанском движении, но мне сообщили печальную весть о его безвременной кончине в ноябре 1980 года.
В 1992 году мне вернули... квартиру взамен отнятой в 1944 году в связи с незаконным арестом. В 1994 году признан партизаном и инвалидом Отечественной войны”.
Вот и ладушки, всего-то полсотни годков пролетело, круглым счётом. Осталось медаль Праведника получить от Израиля за спасение евреев.
Но тут - заминка. Оказывается, бытует невнятное мнение, что партизан не может признаваться спасителем: то ли поскольку это долг партизана (как у спасителя-еврея), то ли его корысть, потому что спасённый, как правило, присоединяется к партизанской борьбе; в обоих случаях награждать не за что. Вызволенный пятилетний Лёнчик выгоды в виде увеличения партизанской боеспособности не представлял, тем не менее Татаровский в Праведники не прошёл. Как и семья Ивановых, как и Павел Корнеевич Нудьга, “вместе с которым несколько раз освобождали из ГЕТТО узников еврейской национальности” - пишет Татаровский.