Ольга впервые вошла в этот магазин ранней весной одна тысяча девятьсот двадцать второго года, по самой слякоти. Она немного смущалась и долго вытирала ботики о коврик, положенный у двери.

В магазине находилась рослая молодая женщина в хорошо пошитом темном пальто с меховым воротником. Женщина упирала подбородок в мех, наслаждаясь мягким прикосновением, и озабоченно рассматривала разные шляпы. Продавец ходил за ней, потирая руки в столь откровенном жесте алчности, что Ольга подивилась: как не боится он полного своего разоблачения. Он держался точь-в-точь как жадный торговец в пьесе «Робин Гуд». Товарищ Бореев, исполнявший роли всех отрицательных персонажей (не только главного угнетателя – шерифа), точно так же горбился, вытягивал шею, впиваясь глазами в спину возможной жертвы. И так же потирал руки.

Бореев всегда сперва показывал свое исполнение роли, а потом растолковывал, что он делает и почему.

«Жадный торговец – кровосос, потому что он продает свои товары втридорога. Фактически – тот же спекулянт», – объяснял Бореев.

Разговаривая, он оставался в роли, то есть горбился, ежился и то вжимал голову в плечи, то сильно вытягивал шею, совершенно как черепаха. Его глаза мрачно поблескивали, поджатые губы морщились.

«Театр представляет сущность человека через образ. То, что вы видите, – это явленная зрителю душа спекулянта, горбатая и вообще уродливая, – продолжал Бореев, зловеще ухмыляясь. – Однако не стоит полагать, будто в жизни они какие-то другие. В жизни они, как правило, точно такие же. Живут и не догадываются, что выглядят карикатурой на самих себя».

Ольга не знала, что такое карикатура, но догадывалась. Бореев вообще, как говорит Настя, многим открыл глаза, научил смотреть «в глубину обыденности». Поэтому он и гений революционного театра.

Некоторое время Ольга находилась под сильным впечатлением увиденного в студии. Ей все время чудилось, что она всюду встречает Бореева – в самых разных ролях. Что он перевоплощается то в дворника, то в нэпмана, то в извозчика на улице, то в рабочего из ремонтного цеха, который ругал Ольгу за какой-то якобы сломанный ею механизм.

А один раз ей помстилось, будто Бореев вселился в Фиму – настолько Фима с его вкрадчивыми намеками казался в тот вечер карикатурой на самого себя. Ольга не могла отделаться от навязчивого ощущения, что вот сейчас Фима перестанет кривовато улыбаться и говорить двусмысленности, выпрямится, сведет над переносицей прямые брови и строго произнесет: «А сейчас, товарищи, я поясню вам смысл этой карикатуры. Вы только что видели, как мужчина пытается купить благосклонность женщины путем оказания ей мелких услуг и с помощью жалких подачек, которые она, освобожденная Революцией гордая натура, с презрением отвергает».

Ольга, правда, не слишком-то чувствовала себя «освобожденной Революцией гордой натурой». Но, в любом случае, она очень ценила свою независимость.

Она так глубоко ушла в свои мысли, что не сразу заметила еще одного человека, находившегося в модном магазине «Левасэра». Это был молодой мужчина, одетый очень просто, но вместе с тем симпатично и с легкой претензией на моду, выразившейся в щегольски повязанном шейном платке. Он держался в тени и оттуда поглядывал то на покупательницу, то на продавца.

Встретившись с ним случайно глазами, Ольга вздрогнула.

В этот момент продавец повернулся к вновь вошедшей и растянул бледный рот в дежурной улыбке, и Ольгу вновь охватил кошмар: она отчетливо видела перед собой не незнакомого человека, а гримасничающего Бореева.

– Чем могу служить? – осведомился продавец. И тотчас устремил внимание вослед первой покупательнице: – Не смею более навязывать мои мнения, сударыня, осмотритесь, как вам угодно.

Ольга сказала:

– Я бы хотела померить синюю крепдешиновую шляпу, ту, что на витрине.

Продавец не двигался с места, ощупывая Ольгу взглядом и как бы прикидывая, достойна ли Ольгина голова синей крепдешиновой шляпы. Естественно, он не задавал вопросов вроде «Осмелюсь поинтересоваться, сударыня, куда же намерена ходить в такой шляпе простая работница, вчера только приехавшая из глухомани?». Точнее, он не задавал этих вопросов вслух, но они отразились на его лице с полной очевидностью.

Молодой мужчина чуть шевельнулся в своем углу, затем сделал незаметное движение и внезапно оказался прямо перед продавцом.

– Вас не затруднит принести шляпу, о которой спрашивает эта дама? – мягко осведомился он.

Продавец ответил как ни в чем не бывало:

– Разумеется.

На миг Ольге подумалось, что заминка и гримаса на лице продавца ей только почудились. Обычное бореевское наваждение, которое скоро прошло.

Она бережно приняла из рук продавца шляпу. Руки были неприятные, с красноватыми пятнами экземы.

В зеркале отразилась невыразимо прекрасная Ольга, почти ничем не напоминающая прежнюю Рахиль: густой каштановый завиток на округлой щеке, смело и плавно изогнутая линия синих полей шляпы над выпуклым лбом с соболиными бровями, глаза, утонувшие в полутени. Бесследно пропала былая местечковая карамельность; в облике преображенной Ольги неожиданно проглянули статность и порода.

Если мир человеческих душ и взаимоотношений оставался для Ольги областью непонятной и оттого полной чудовищ, то в предметном мире, в мире явленном и ограниченном вещественной оболочкой, она чувствовала себя более чем уверенно. Она не ошибалась в предметах, в их ценности и взаимном влиянии друг на друга.

– Я возьму эту шляпу, – объявила Ольга продавцу и вынула деньги. Ее первые трудовые накопления.

Тем временем женщина в пальто с меховым воротником брала с полок то одно, то другое и ни на чем не могла остановить выбор. Пока Ольгину шляпу укладывали в коробку, девушка краем глаза следила за спутником требовательной покупательницы. Он представлялся очень простым и понятным – проще вроде бы не бывает, но это только на первый взгляд. «Душа выражает себя через жест», – учил Бореев. А молодой человек все время сжимал и разжимал пальцы правой руки, и это нервное движение странно контрастировало со спокойным, даже веселым и, несомненно, располагающим к себе лицом. Было еще одно обстоятельство, смущавшее Ольгу: ей внезапно подумалось, что она когда-то встречалась с этим парнем. Виделась с ним, даже разговаривала.

Она не могла припомнить, где и при каких обстоятельствах это происходило. Да и было ли? Не почудилось ли? Ничего особенного в его наружности она не усматривала. Может быть, он тоже работает на бумагопрядильной фабрике… Мимолетная встреча в столовой или в цехе – вот и отложилось в памяти.

Внезапно ее охватила тревога. Нет, не в столовой, не на фабрике они виделись, а совершенно в другом месте, твердил ей голос.

Ольга подумала: «Глупости. Похож на кого-то, вот и все. Тем более, если бы мы впрямь встречались, он бы, наверное, ко мне признался».

Она приняла коробку со шляпой и направилась к выходу. У самой двери Ольга обернулась, чтобы вежливо сказать продавцу «до свидания».

Молодой человек уже держал свою спутницу под руку и что-то любезно нашептывал ей на ухо. Та чуть хмурилась, но кивала. Поймав взгляд Ольги, молодой человек вдруг улыбнулся – мгновенно, как молния, – и заговорщически подмигнул ей.

Ольга вспыхнула и поскорее вышла из магазина.