Да, скоро он вернется! Вернется к обыденному существованию, к серым будням, но вечный сияющий полдень Уренира всегда будет с ним! Как и прекрасная Меотида, зеленый Иглстаз, бирюзовый Таргал! Как океаны Кархайма, горы Брегги и леса Талзаны! Как сармийские пустыни, просторы Ханнара и колдовская реальность Таллаха! Как все остальное, что он успел повидать, услышать, запомнить за эти четырнадцать с половиной лет!

— Я думаю, за этими возвышенностями снова ровная степь, — сказала Миклана, и он очнулся.

— Да, милая.

— Наш холм самый высокий. Наверно, мы увидим с него берег океана.

«За тысячу миль?» — с удивлением подумал Блейд, потом вспомнил, что находится в Большой Сфере, и усмехнулся.

— Да. Если впереди нет других холмов, то увидим.

— Через три дня мы будем там… или через два, мой скакун? — Она ласково погладила Блейда по плечу. — Майк, конечно, ждет… И все остальные… Торм, Сана, Ройни и Кродат…

— И твои друзья, любители странствий в опасных резерватах, — подсказал Блейд.

— И они тоже…

— Для них ты станешь героиней, детка!

— Если ты не проговоришься, что всю дорогу я ехала на твоей спине.

— Я буду молчать. И к тому же…

— Да?

— Мне пора возвращаться, Миклана.

Она вздохнула.

— Я знаю…

Они поднялись на вершину. Впереди, заворачиваясь вверх, лежала степь Слорама, зеленая, желтая и золотая; над ней синел океан, в котором плавали другие материки и острова — необозримый великолепный простор Уренира, реальности вечного полудня. У самых ног Блейда холм круто обрывался вниз, и там, на равнине, волновалось море пегих, рыжих и гнедых крупов, колыхался лес поднятых рук, развевались по ветру хвосты, блестели наконечники копий, глухо рокотали барабаны. Странник замер.

— Целое войско? — пробормотал он. — Против нас двоих?

— Непохоже, — Миклана свесилась с седла, пригляделась, приставив ладошку ко лбу. — Я думаю, они не собираются сражаться.

— Тогда что же?

— Это иное… Видишь, тут разные племена, много кланов… Кажется, у них праздник, Дик.

— Хм-м… Не помню, чтобы ты рассказывала о праздниках, детка! Или этот фестиваль в нашу честь? Ты нигде не видишь костра с двумя вертелами?

Их заметили. Бой барабанов стал громче, взревели рога, пестрое море у подножия холма расступилось, образовав широкий проход. В конце его не было ни костра, ни вертелов; только степь, бескрайняя, свободная. К ней вел прямой, как клинок меча, путь, а по бокам стояли на коленях тысячи эстара.

Странник двинулся вниз. Мечи побрякивали за его спиной, Миклана, уцепившись за пояс, глубоко вздыхала.

Когда они достигли середины склона, рога и барабаны внезапно смолкли. На степь пала тишина; секунду, другую, третью царило мертвое молчание, потом над зеленым простором раскатилось:

— Орм! Могучий Орм! Великий Орм!

Блейд почувствовал губы Микланы на своей щеке.

— Иди, Великий Орм! Они ждут тебя!

Не замедляя шага, он продолжал спускаться.

Глава 9

— Это все, — произнес Ричард Блейд, потянувшись к стакану с пепси-колой. Он диктовал свой отчет около трех часов, и в горле у него пересохло.

Хейдж и Дж. сидели не шевелясь. За все это время они не задали ни одного вопроса, с очарованным видом внимая саге о Великой Сфере Уренира, Блейд излагал ее не под гипнозом — Хейжу это искусство было еще недоступно, — и оттого его рассказ казался еще более поразительным. Оба слушателя выглядели ошеломленными.

— Это все? — наконец вымолвил Дж. — Потом ты добрался до моря, до северного края материка — и все?

— Ну, остались кое-какие мелкие детали, — странник поглядел на магнитофон, продолжавший исправно накручивать ленту. — На берегу нас ждал Майк, и мы шагнули с земли Слорама в его дом… нет, сначала к Лоторму… Теперь в его холодильнике лежит Блейд-эстара, а эта плоть, — он похлопал себя по груди, — возвращена домой, на Землю. Я думаю, тут поработал Урен, предок Майка и Микланы. Ему для этого не понадобилось много времени.

— Было больно? — с сочувствием спросил Дж.

— Нет, сэр. Я совершил двадцать шесть путешествий, не считая полета на Луну, и в первый раз не испытал никаких страданий. Вероятно, Урены большие искусники в подобных делах.

— Но ты… — начал Дж., однако Хейдж, вежливо кашлянув, прервал его.

— Простите, сэр… Если вы хотите напомнить Ричарду, что он не привез ничего материального, то этого не стоит делать. Какой-нибудь прибор или устройство… Фи! Ерунда! Мелочь — по сравнению с тем, что мы узнали.

— На вашем месте лорд Лейтон судил бы иначе, — Дж. грозно сдвинул брови.

— Да. Возможно, он впал бы в ярость, не получив чего-то, что можно пощупать собственными руками. Но я — не Лейтон! И я полагаю, что эта последняя экспедиция окупила все затраты на наш проект.

— Вам придется здорово попотеть, доказывая это премьер-министру, — буркнул Дж. — С этой леди шутки плохи, она считает каждый пенс.

Хейдж пожал плечами.

— Не собираюсь никому ничего доказывать. Есть отчет, и каждый, кому положено, имеет возможность с ним ознакомиться и сделать свои выводы.

— И какие же?

— Разные. В меру отпущенного Богом интеллекта.

Насупившись, Дж. принялся набивать трубку. Он не слишком жаловал американцев вообще и Джека Хейджа в частности, и теперь не без основании полагал, что нахальный янки подсмеивается над ним. Однако старый разведчик не собирался складывать оружия.

— Что касается меня, то история Ричарда, на мой вкус, попахивает сказкой. Нет-нет, я понимаю, — Дж. потряс сухим пальцем, — что все это — святая правда! Где-то в неимоверной дали, в иной Вселенной, существует сверхраса человекоподобных, достигшая полного счастья и душевного равновесия… Они даже могут перейти в божественное состояние! Ну, и что с того? Нам-то какая корысть? — Он строго посмотрел на Хейджа, потом повернулся к Блейду. — А ты как считаешь. Дик?

— Теперь мы знаем об этом.

— О чем?

— Что люди способны достичь полного счастья и душевного равновесия. Что в этом и заключается смысл и назначение жизни.

Дж. уставился на своего преемника, задумчиво попыхивая трубкой, потом пожал плечами и проворчал.

— Метафизика!

— Отнюдь, сэр! — Хейдж поднялся, обошел вокруг стола и положил ладонь на серебристый кожух магнитофона, — Видите ли, наше знание чрезвычайно многогранно. Во-первых, оно включает практические приемы и способы конструирования всевозможных машин и устройств — вроде этого магнитофона. Очень важные сведения, надо заметить, ибо от них зависит повседневная жизнь или, скажем, — он изобразил пальцами стреляющий пистолет, — победа над врагом. Во-вторых, существует теоретическая часть знания. Законы природы, разрешающие то и запрещающие это, которые мы пытаемся описать на доступном нам уровне… Ну, например, с помощью математики… Но есть и кое-что иное! Кое-что более важное! Некие глобальные проблемы философского толка… К примеру — зачем мы? К чему мы должны стремиться? — Хейдж сделал паузу, потом многозначительно произнес: — И на сей раз Ричарду удалось разузнать ответы на эти вопросы. Возможно, они не подходят для нас, но по крайней мере мы знаем, как их разрешили там, где он побывал. Разве это не важно, сэр?

— Погляжу я на вас, когда вы прочтете свою лекцию премьер-министру, — с язвительной улыбкой заметил Дж. — Впрочем, это уже не мое дело! Но тебе, мой мальчик, — он бросил взгляд на Блейда, — придется туго!

Блейд допил прохладительное и снова наполнил стакан.

— Я думаю, сэр, что моя экспедиция имеет и практическое значение. Вполне достаточное, чтобы сердитая леди не прикрыла наш проект.

— Ты так полагаешь?

— Да. Вспомните об Уренах, об этих могущественных существах, странствующих по всем реальностям Мироздания… Почти наверняка один из них находится в нашей галактике, исследует или опекает ее.

— Ну и что? Если я тебя правильно понял, от нас до Уренов дальше, чем до Господа Бога!

— Но это не исключает их вмешательства в наши дела, сэр.