Она подождала две или три минуты и, решив окончательно, что в доме никого нет, повернулась, чтобы уйти, когда дверь неожиданно отворилась и она увидела на пороге Роберта.

Было видно, что он только что из ванны или душа. Он натянул на себя махровый халат, у него по ногам стекают капли воды.

– Холли? – Он произнес это с таким неверием, что у Холли все внутри перевернулось. Ей захотелось закрыть глаза и исчезнуть. Ну что она здесь делает? – подумала она в сердитом отчаянии. И зачем только она послушала Кэндис, поверила, что…

– Я…

– Проходи, – сказал Роберт, и не успела она опомниться, как он уже шагнул к ней с таким видом, как будто если бы она попыталась уйти, он затолкал бы ее внутрь силой.

Дрожа, она проследовала за ним.

– Я был в душе, – объяснил он без надобности. – Я пытался вскопать грядку под овощи. На прошлой неделе двое рабочих расширили это место. Я уже давно не копал, и сейчас плечи у меня буквально горят.

Он сморщился, пошевелив плечами, пока разговаривал, и держался так спокойно и непринужденно, что Холли смогла расслабиться.

– Послушай, если у тебя есть пара минут, я подымусь наверх переодеться…

– Нет. – Холли знала, что если ей придется прождать хотя бы минуту, она струсит и уйдет. – Нет, я должна поговорить с тобой сейчас, – сказала она в отчаянии, увидев, как он нахмурился, а затем отвела взгляд и уставилась на вырез наспех накинутого халата.

Эффект от этого оказался еще более дестабилизирующим. У нее от всего этого закружилась голова, а в животе все перевернулось.

Вначале она намеревалась деликатно спросить его, правда ли, что она по-прежнему не безразлична ему, но неожиданно поняла, что не может этого сделать… что не может задать ему вопрос, который, как ей показалось, он немедленно отвергнет.

Он, должно быть, почувствовал ее волнение, потому что неожиданно тихо и с тревогой спросил:

– Холли, в чем дело? Что-нибудь не так? Что-то с Полом?.. Что-то случилось?

Она решительно покачала головой.

– Нет, дело не в Поле. – Она сделала глубокий вдох и не успела она осознать, что делает, как услышала, что ее голос решительно произнес: – Роберт, я… я люблю тебя. Я всегда любила тебя и буду любить и когда… когда мы занимались любовью… это было не потому, что я хотела забыть тебя и не потому, что я хотела освободиться, чтобы полюбить другого… Я… Для меня никогда никого не существовало, кроме тебя… ни другого мужчины, ни одного любовника. Я… я просто не могла. Особенно после… – Она с трудом сглотнула, и голос ее сник, а щеки загорелись, когда она осознала, что говорит, что делает.

Когда она взглянула в лицо Роберту, оно было как маска. Ее начало трясти, когда она поняла, что Кэндис ошиблась, что все это было ужасной ошибкой, что Роберт все-таки не любит ее. Он был похож на человека, который окаменел… и неудивительно. Она, должно быть, его очень смутила, и он не знал, что ответить ей.

Она издала звук, напоминавший сдавленное рыдание, и, резко повернувшись, бросилась к двери, но Роберт опередил ее, загородив дорогу, так, что она налетела на него.

Его руки сомкнулись вокруг нее и, тряся ее, он резко спросил:

– Что, черт возьми, ты делаешь? Ты говоришь, что любишь меня, а затем пытаешься уйти. Боже мой, Холли, сколько можно меня мучить? Это правда? – потребовал он. – Неужели это действительно правда, или мне это снится? Как ты можешь любить меня после всего, что я сделал?

Он выдыхал эти слова между поцелуями, от которых губы у нее задрожали, а затем раскрылись и снова потонули, а она обвила его тело руками и, отбросив всякий стыд, прижалась к нему.

– Холли, Холли… не могу поверить в то, что происходит. Не могу поверить тому, что слышу. Неужели это правда… и мне это не снится? Ты любишь меня? Я этого не заслуживаю. – И он целовал ее снова. – Я не могу поверить в то, что происходит, – повторил Роберт, шепча эти слова, в то время как его руки обнимали ее, а затем добавил: – Я пойду наверх, оденусь. Нам надо поговорить, а если я останусь здесь в таком виде…

Ей не надо было больше ничего говорить. Она чувствовала его возбуждение и уже сама отвечала на него, и, как бы ей ни хотелось заняться с ним любовью, надо было многое сказать друг другу, объяснить.

Медленно выпустив ее, Роберт простонал.

– Нет сил отпустить тебя, а вдруг ты исчезнешь… Пошли со мной наверх. Я оденусь в ванной. Но по крайней мере я смогу разговаривать с тобой.

Холли попыталась отойти от него, но он ей не дал и не отпускал, пока они поднимались по лестнице. Дверь в ванную была открыта, и пахло мылом и теплом.

Когда он исчез за ней, Холли почувствовала предательскую боль внизу живота. Она закрыла глаза, но тут же открыла их вновь, так как представила его себе обнаженным.

Она дрожала, стоя у ванной и стараясь не слушать, как он вытирается, одевается, отчаянно пытаясь не впустить мысленно его обнаженного тела.

– Холли, ты здесь? – спросил Роберт из-за полуоткрытой двери.

Она кивнула и замерла, когда дверь распахнулась, и она увидела выражение паники и отчаяния на его лице.

Подавив рыдание, она подбежала к нему. Он выронил рубашку, которую держал в руках, и обнял любимую женщину.

– Я думал, ты ушла. О, боже, Холли, это невозможно… я не могу без тебя. Не сейчас…

Он поцеловал ее снова. Она прижалась к нему, и ее тело ныло от такой близости. Они оба знали, что произойдет в следующую минуту, и, когда он подхватил ее и понес в спальню, она протянула руку и дотронулась до его лица дрожащими пальцами, как будто желая убедиться, что он ей не привиделся и что он ее.

Они любили друг друга яростно и быстро, а затем лежали разгоряченные на смятой постели, и Холли все еще дрожала от пережитого.

– Я так часто мечтал о тебе такой, – сказал Роберт. – Хотел тебя такой… желал тебя такой. Мне никогда не следовало покидать тебя, Холли… никогда.

– Ты сказал тогда, что не любишь меня. – Ей было очень трудно выговорить это, от таких слов у нее окаменело горло и щипало глаза.

– Я соврал тебе. Я всегда любил тебя.

– Зачем?

Не торопясь он объяснял о взаимоотношениях своих родителей, о собственных страхах и сомнениях… о своем осознании того, что был неправ.

– Но ты мог связаться со мной.

Он покачал головой.

– Я считал, что ты не захочешь, чтобы я вернулся к тебе… что слишком поздно. Я сказал себе, что не имею права вторгаться в твою жизнь, а затем я стал читать о тебе в деловой прессе. Я узнал, что ты не замужем и стал надеяться… строить планы. Тогда ночью я подумал, что у меня есть шанс, что, возможно, мои мечты осуществятся, и вдруг ты сказала мне, что я тебе не нужен… что я ничего не значу для тебя… Что заставило тебя передумать, Холли? Почему ты пришла сегодня ко мне?

– Ко мне приезжала Кэндис, – ответила она. – Она сказала мне, что ты любишь меня и всегда будешь любить. Она сказала, что на моем месте, если бы любила так, как я, она бы нашла в себе мужество признаться в этой любви; вот почему я решила приехать. – Она посмотрела на него и сказала глухо: – Я люблю тебя, Роберт.

Его изумленные глаза увидели слезы в ее глазах, и он осторожно прикоснулся к ним кончиком пальца.

Потом они опять занимались любовью, медленно и нежно, смакуя каждую ласку, молча подтверждая свою любовь друг к другу, с радостью подтверждая обоюдную молчаливую клятву, что никогда больше не подвергнут бесценный дар этой любви испытанию.

А еще позднее они ужинали, обсуждали свою свадьбу, свою дальнейшую жизнь… Ее дело всегда будет важно для нее, сказала Холли, и он согласился с этим, но она добавила, что с удовольствием займет в ней более скромное положение, особенно после того, как появятся дети. Ее всегда больше интересовали дары природы, нежели мир маркетинга и большого бизнеса, и она с большой готовностью передаст эту часть своих забот Пол.

Они решили, что будут жить на ферме до тех пор, пока не будет готов Холл.

И прежде чем она оказалась у него в руках, Роберт, поддразнивая, прошептал ей на ухо: