— Если бы да кабы! — буркнул Хэлан. — Ты сегодня спать собираешься?

Так и пошло. Майх с Расом в лаборатории, а Хэлан сам по себе. Один в пустом доме, и словом не с кем перекинуться. А о чем? О чем бы мне с людьми говорить, если не по работе? Он пытался представить себе этот разговор и морщился, как от зубной боли. Два слова о погоде, а потом? Проклятое «потом»! Сидит и мешает, как гвоздь в башмаке. «Потом» — это и есть жизнь. Ну, выпихну Майха с Планеты. Сделаю, уцелею, забьюсь в самый глухой угол… Ну, сумею себя изнасиловать, чтоб, значит, ни во что и никогда. Цветочки стану разводить. А потом? Сиднем сидеть — это соседи, знакомства, уши, глаза. Все заметят. Что ел, как спал, где был… где не был? Тебе же никаким транспортом нельзя, в соседний город не съездишь! Ну и что? Когда-нибудь да оплошаешь, попадешь под регистратор — и конец. Когда-нибудь, это может еще не один год. Ничего, раньше взбесишься. Жабой в болоте… Черт меня побери, ведь в самой лучшей поре — и в болото? Это пусть дураки говорят, что полдень в тридцать. Да я в тридцать кругом был дурак, думал: все знаю, все могу, а сам и на три хода вперед не видел. Это теперь я все могу… а зачем?

Унылое выпадало утро. Хмарилось, хмурилось, побрызгивало дождичком. Пакостное утро перед пакостным днем. Дождались! Он даже завтракать не стал, схватил что-то наспех, взял без спросу машину и поехал в город. 21 гвиса, черт побери! Мне бы уже в Харви сидеть!

Машину он оставил на Сетти, у налогового управления. Там движение, как в муравейнике, поезд поставь — не заметят.

Все было отработано: и подходы, и укрытия. Проверено и перепроверено загодя. Не тратя времени на пустяки, он просто вдавился в людской поток, втиснулся вместе с толпой в широкую дверь универмага, дважды пересек невесомые мостики над пассажем, поднялся на крышу — в кафе, и устроился за столиком у самой балюстрады.

Отсюда черный куб полицейского управления был, как на ладони. Управление и улица перед ним. Он сидел и потягивал сок — вялый, равнодушный, напряженный. 21 гвиса. Да нет, мог, конечно, ошибиться. День туда, день сюда…

Стакан опустел, он взял в автомате еще. Ему совсем не хотелось пить.

Улица текла, завихряясь у перекрестков, поблескивала стеклами машин; тугая дверь заглатывала и выплевывала людей. Еще полчаса — и уйду, пора место менять…

Он встрепенулся. Плоский, как раздавленная жаба, вызывающе синий «лийг» выскочил из-за поворота и круто встал перед управлением. Они! Тут не ошибаешься: класс виден сразу.

Дверца распахнулась, высокий, ладный парень выпрыгнул из машины, и Хэлан подался назад.

Наверное, в другой раз он бы только усмехнулся. Тому, что нигде не ошибся, промотал цепочку с точностью до часов. Что знает Кенена в лицо — уже легче. Что тот только теперь добрался до Мланта… дня два, пока выйдут на меблирашки — еще можно нырнуть. В другой раз. Сейчас он был разъярен. Его все-таки загнали в угол, и в этом углу он не один.

Он знал, что сам во всем виноват. Не надо было сюда соваться. И удирать надо было вовремя — как только пятки зачесались. И потому, что он это знал, он ненавидел Кенена, как мало кого ненавидел в жизни. Наверное, ему сейчас очень надо было кого-то ненавидеть.

В доме была все та же гробовая тишина. Хэлан выругался сквозь зубы и зашел в лабораторию. В первый раз.

Картинка что надо: Рас коленями на стуле, пузом на столе, смотрит в схему и диктует Майху, а тот паяет так, что дым столбом.

Они вскинулись на звук шагов: Рас замолчал на полуслове, а Майх положил паяльник.

— Привет, — сказал Хэлан. — Майх, надо поговорить. Извините, Рас.

Они молча поднялись к себе.

— Все, — сказал Хэлан, — доигрались. Догнал, гад!

Майх кивнул. Помолчал и спросил:

— Дня на два задержаться сможем?

— Всего-то? А чего не на сезон?

— Значит, прямо, сейчас? Почему?

— А потому. Знакомца видел. Того самого, из армейской контрразведки. Первым приполз, сволочь!

— Тебе не все равно?

— Нет! Боюсь я его, понимаешь? Незачем ему за нами идти. С другими просто: пришьют — и точка, не нужны мы им живые. А этот… не знаю.

— Ну и что?

— То самое. Если загребут… Мы ведь с тобой крепкие мужики, Майх, нас с первой стадии не расколешь. Это такого придется хлебнуть…

— Брось, Хэл! Пусть сперва поймают!

— Ты прав, малыш. Спасибо. — Перевел дух и сказал, уже спокойно. — Опоздали мы маленько. Город-то наверняка запечатали.

— Наверняка или запечатали?

— Должны были, если по правилам. Эти ублюдки правил не нарушают. Могут себе позволить.

— Значит, найдут? Скоро?

— Я бы за два дня управился, они дней пять проволынят. Найдут.

— А что теперь?

— Прятаться. Я им кинул следок… нормальный след, сам бы поверил, а они не клюнут… не по правилам. Нам бы сейчас логово — и на дно. Пусть перетрясут город, а тогда им поневоле придется на тот след сворачивать.

— Надо сказать Расу. Не имеем права молчать.

— Расу? Можно.

Рас ждал их внизу, крохотный в огромной пустой гостиной, как улитка в раковине с чужого плеча.

— Уходить нам надо, — сказал Хэлан, глядя в его кроткие близорукие глаза. — Прямо сейчас.

— Почему? Это невозможно, Ктар! Еще не меньше двух дней!

— Нельзя. Те, что нас ищут… ну, они напали на след.

— Откуда вы знаете? — наивно спросил Рас. Хэлан усмехнулся.

— Извините, Ктар, но это… Майх, ну что вы молчите? Объясните же ему!

— Не могу, Ринел, — спокойно ответил Майх. — Это решает Хэл. Ему видней.

— Господи, ну почему? Ктар, вы можете мне что-нибудь объяснить? Это просто непорядочно! Без Майха ничего не выйдет!

— А если вас из-за Майха перебьют — это порядочно? Думаете, пожалеют? Перед законом… или уж беззаконием мы все одного стоим.

— Кто вас станет здесь искать?

— Те, кому за это деньги платят. Денька через три пойдут повальные обыски… у вас тоже. Сами понимаете: застукают нас…

— Но если…

— Это уже наше дело, Рас. А вы трое должны уцелеть. Хотя бы ради той тайны.

— Но, Ктар, я…

— Хватит об этом. Самому жаль, что все так. Вряд ли свидимся, так что спасибо и прощайте.

— Дадите вы мне, наконец, договорить? — закричал Рас. — Что вы за сыщик… Битый час не могу вам сказать, что у меня есть, где спрятаться. Идем!

Он вскочил и потрусил в лабораторию, Хэлан с Майхом переглянулись и пошли следом.

Прошли через комнату, где они с Майхом работали, потом еще через одну — большую, грязную, плотно забитую приборами. Рас толкнул узенькую дверцу, усмехнулся торжествующе:

— Видите, генераторная? Осторожно, все под напряжением. А вот, — он бочком протиснулся вдоль стенки, что-то сделал — и кусок стены медленно съехал вбок. На и стенка: шага два толщиной!

— Я тут, собственно, хотел реактор… не разрешили! Два года добивался… все сам! Даже в плане нет!

— Неплохо. Можно глянуть? — Хэлан осторожно заглянул в круглую каморку. Ни одного отверстия, и воздушок того… — Не задохнемся?

— Так у нас же целых три дня!

Теперь и Хэлану пришлось впрячься. Больше, как подсобная сила: подать, принять, замерить.

А Майх с Расом лихо работали: так спелись, что им и слов не надо. За два дня собрали автономную воздушную систему корабельного типа — без прикидок и расчетов, прямо на глаз. Тут уж Майх командовал, но и Рас был совсем не плох. Хэлан даже не выдержал, спросил как-то:

— Слушайте, Рас, а я и не думал, что ученые так здорово руками орудуют. Или не все?

— Не все, — сказал Рас. — Собственно, я ведь не ученый. Ученые — это те, которые делают, что велят, а за это им дают деньги и звания. Правда, кое-кто исчезает… Тоже случается. А я в деньгах не нуждаюсь. Звания? Не знаю, как-то не волнует… Наука? Понимаете, Ктар, наука ведь разная. Есть сегодняшняя — она требует целых институтов и громадных средств, и есть Наука — она требует только определенного типа мышления, знаний… ну и, естественно, всей жизни.

— А как насчет исчезновения?

— Вот поэтому мне и приходится уметь все самому, — с этой самой своей детской улыбочкой ответил Рас.