"Гости"-то могли покинуть Киев, которому угрожала жестокая месть, а куда, в какой обетованный край пошел бы простой люд? Ему только и оставалось готовиться к борьбе или с отчаяния зажечь "град".
Опасаясь этого, Святослав и Всеволод заступились перед Изяславом за мятежный Киев: "Не води ляхов Кыеву", - заявили они Изяславу.
Изяслав не послушался братьев. Вместе с польским королем Болеславом, взяв с собой часть польского войска, он двинулся к Киеву. Впереди шел со своим отрядом его сын - Мстислав. Мстислав первым вошел в город и тут же нарушил слово, данное отцом, обещавшим не трогать киевлян. Он перебил 70 жителей Киева, участвовавших в освобождении Всеслава из темницы. Множество киевлян было казнено, ослеплено.
Эта жестокая расправа сделала свое дело: народ был терроризирован, и 2 мая Изяслав спокойно въехал в Киев. Став снова киевским князем, он принимает меры против опасных для него вечевых сходов. Прежде всего он "взгна торг на Гору". Это означало, что отныне вечевые сходы должны были протекать под неусыпным надзором князя и его "мужей".
Но киевский люд продолжал волноваться. Почувствовав свою силу, "простая чадь" еще долго не могла успокоиться и не сгибала спины перед своим "ворогом" (врагом). А "ворогом" "людья" окрестных земель был не только Изяслав и его "мужи" - это был социальный враг; "ворогами" были и приглашенные Изяславом поляки.
Болеслав чувствовал себя в Киеве хозяином. Польский летописец Мартин Галл рассказывает о том, что Болеслав, не сходя с коня, поцеловал Изяслава и потряс его за бороду в знак того, что русский князь становится его вассалом. За этот поцелуй Изяслав, по польскому преданию, должен был заплатить столько марок золота, сколько было шагов от польского лагеря до места встречи. Чувствовали себя хозяевами и польские воины. Изяслав и Болеслав распустили польское войско по городам и селам киевской земли на покорм.
Начались грабежи и произвол в "весях (селах) и городах". Почти десятимесячное хозяйничанье поляков в Киевской земле (поляки зазимовали на Руси) не могло пройти для них безнаказанно. Люди поднялись. Это не было открытое восстание: народ "избиваху ляхы отай", т. е. тайно, сообщает наша летопись. Но это избиение поляков "отай", в котором нетрудно усмотреть выступление народных масс против иноземных захватчиков, приняло такой широкий и массовый характер, что Болеслав поспешно возвратился в Польшу.
Почему же движение киевлян не приняло характера открытого восстания? По-видимому, потому, что наиболее активные элементы из "простой чади", которые могли возглавить движение, были перебиты Мстиславом при его вступлении в Киев. Народное движение, начавшееся 15 сентября 1068 г., уже приходило к концу. Тем не менее даже в этот момент киевский люд, обескровленный террором своих князей, придерживавшихся "ляшской" ориентации, нашел в себе достаточно сил и мужества для того, чтобы "малой" народной войной, тайным истреблением ненавистных захватчиков вынудить их покинуть Русь.
Следует отметить также и то обстоятельство, что застрельщиками борьбы с чужеземцами были народные массы, "людье", "простая чадь".
Каковы же были последствия киевского восстания 1068 г.?
М. Н. Тихомиров справедливо полагает, что события 1068-1071 гг., т. е. восстания смердов, датированные "Повестью временных лет" 1071 г., и Киевское восстание 1068 г., объясняют нам появление нового, более современного феодального законодательства - "Правды Ярославичей".
2 мая 1072 г. в Вышгороде, под Киевом, по случаю перенесения мощей причисленных к лику святых князей Бориса и Глеба съехались три старших Ярославича - Изяслав, Святослав и Всеволод, их "мужи", виднейшие бояре: вышегородец Чудин Микула и киевляне Коснячко, Микифор и Перенег. Результатом их совместной деятельности явилась так называемая Правда Ярославичей ("Правда уставлена Руськой земли").
Восстания смердов и киевские события 60-х годов XI в. показали, что феодальная собственность князей и бояр и сама система организации княжеской власти могут оказаться под ударом. Нужно было принять меры, чтобы и собственность и власть феодалов были ограждены от посягательств со стороны народных масс. ЭТУ задачу и должна была выполнить "Правда Ярославичей".
Она устанавливала высокие виры за убийство огнищан и конюхов, тиунов и кормильцев, сельских и ратайных старост. Ограждая княжескую собственность, она назначала столь же высокие штрафы за "княжь конь" и за вола, за "княже борти" и ладью, жестоко карала тех, кто перепашет межу, срубит межевое дерево или затешет знак на дереве. "Правда Ярославичей" предписывала карать смертью на месте преступления того, кто убьет княжеских слуг, огнищанина или тиуна, защищающих княжеский скот, коней, клеть. Заботясь о своей княжой собственности, Ярославичи не забывали и своих "мужей", они устанавливали столь же высокие виры и за боярских огнищан, тиунов и старост ("тако же и за боярск").
Строгие наказания за покушение на феодальную собственность, на слуг и людей феодалов, установленные "Правдой Ярославичей", явились и средством предупреждения народных движений, имевших место в годы обострения социальных противоречий. "Правда Ярославичей" отражает победу социальных верхов над трудящимися массами.
Глава четвертая. Киевское восстание 1113 года
Классовые противоречия нарастали. Дань, поборы во время полюдья, судебные штрафы, служившие одним из важнейших источников обогащения феодалов, все больше и больше уступали место барщине и оброку, кабале, феодальной эксплуатации.
Со слов Яна Вышатича, составитель "Начального летописного свода" 1093-1095 гг. монах Киево-Печерского монастыря Иван записал о том, как изменилось под конец жизни поведение князя Всеволода Ярославича, который окружил себя младшими дружинниками, слугами ("юными"), помогавшими ему в управлении не только княжеством, но в первую очередь его княжеским феодальным хозяйством. С ними он советовался, к их голосу прислушивался. Эти же дружинники начали "грабить и продавать людей", "и люди не могли добиться суда княжего" ("Повесть временных лет", ч. 1, стр. 142, 343).
В Новгородской I летописи, использовавшей Начальный Свод монаха Ивана, мы читаем обращение к русским людям, "стаду Христову". Обращение противопоставляет старых ("древних") князей и их дружинников новым князьям, новым дружинникам, и сравнение это не в пользу последних. "Древние" князья и их "мужи" не были жадны. Они защищали Русскую землю и подчиняли себе другие Земли, жили за счет дани с населения покоренных земель и военной добычи. Не было тогда несправедливых поборов, а то, что князья собирали по справедливости, они давали своим дружинникам на оружие. Жены прежних князей не требовали для себя золотых украшений, а довольствовались серебряными.
Дело другое - новые князья и их дружинники. Они обогащаются за счет населения уже не чужих, покоренных земель, а самой Руси. Дружинники требовательны, жадны. Жены их ходят в золоте. На Руси царит неправда, народ страдает от тяжелых, несправедливых поборов.
Летописец, конечно, идеализирует "древних князей" и их якобы бескорыстную дружину. Но, тем не менее, в его словах много правды. Он правильно подметил и расценил происходившие на его глазах во второй половине XI в. перемены в деятельности князей и дружинников. Конец XI - начало XII в. характеризуются необычайным ростом ростовщичества. В тяжелое кабальное положение попали не только неимущие слои города и деревни, но даже те купцы, которые были вынуждены прибегать к займам.
Богатый купец, ссудивший деньгами и товарами менее состоятельного купца, фактически становился полновластным хозяином своего должника и в случае неплатежеспособности последнего мог распоряжаться его имуществом и им самим независимо от того, чем вызвана эта неплатежеспособность: злым ли умыслом несостоятельного должника или бедственным положением, в котором он очутился по не зависящим от него обстоятельствам.