Но в «Лакомщике» Пам не было. И ни одного канцпринадлежника не было. Положив себе на тарелку несколько ломтиков ростбифа и солидную порцию рубленой капусты — с тех пор, как он получил ДДТ, его неизменно привлекала «Салатница» превосходным качеством блюд, — он огляделся, но не увидел ни единого знакомого лица. Впрочем, нет, Джека Леммона из Отдела питания Грайс, конечно, узнал.

Джек Леммон сидел за столиком один, приставив к сахарнице какой-то роман в бумажной обложке. А ел он так, будто ему необходимо проглотить определенную порцию пирога с ветчиной за определенное количество секунд и от этого зависит его жизнь. Возможно, конечно, так оно и было: ведь работа у них в отделе каторжная. Он лишь на секунду, и не переставая жевать, оторвал взгляд от книги, когда Грайс спросил его, можно ли, дескать, к нему присоседиться.

«Заговаривайте об альбионской труппе естественно и не в лоб, — наставляла Грайса Пам. — Люди практически не знают, чем мы занимаемся, и если кто-нибудь покажется вам заинтересованным, просто намекните ему. что у нас опять начался прием, а там будет видно». Однако самое важное Пам сказала Грайсу под конец: Рон Сидз очень хочет глянуть на архивы Отдела питания, вот почему его так обрадовала возможность тайно вскрыть архивный шкаф. Но я-то считаю, что надо расспросить живого человека, а не копаться в архивах». Грайс пылко с этим согласился.

Чтобы начать разговор, он вежливо спросил Джека Леммона, можно ли ему взять солонку,

— А мы ведь встречались, помните? Я оторвал вас от работы, когда хотел передать кое-какие документы П-Одиннадцатому. А оказалось, что мне нужен П-Три-надцатый.

— Умгум, — пробормотал Джек Леммон и перевернул страницу. Но, решив, что это «умгум» прозвучало грубовато даже по его собственным меркам, неохотно добавил: — Ну и как — передали?

— Да в том-то все и дело, что не передал! Меня, признаться, быстренько наладил с тринадцатого этажа один довольно резкий тип — ваш начальник, наверно. Человек в колпаке шеф-повара.

— А-а, льюк, — сказал Джек Леммон, вспомнив, по-видимому, как он объяснял Грайсу, где найти начальника Отдела питания; он опять произнес слово «люк» с каким-то странным акцентом.

— Да-да, вы мне дали прекрасный ориентир — люк. Он высунулся из этого люка, будто кукушка в старинных часах.

— Льюк его фамилия! Клиффорд Льюк! — Хотя Джек Леммон поправил Грайса с едкой насмешкой, лед отчужденности был сломан. Он закрыл книжку — «Молодые львы» Ирвина Шоу, — и Грайс получил возможность спросить, нравится ли ему этот автор. Заговорив о писателях, он естественно перешел бы к драматургам, а там уж и до альбионской труппы рукой, как говорится, подать.

— Если вы думаете зазвать меня к этим олухам из альбионской труппы, — прервал его мысли Джек Леммон, — то не пытайтесь.

Ошарашенный Грайс честно признал, что Джек Леммон прочитал его мысли, и выразил ему свое восхищение.

— Да это было не трудно, — явно смягченный восхищением Грайса и тоже честно откликнулся Леммон. — Вы сегодня уже третий.

— В самом деле? — с острым любопытством спросил Грайс. — И кто же, если не секрет, мои предшественники?

— Один из них дама, не знаю, как ее зовут, из вашего отдела.

— Памела Фос? — Очень мило, ничего не скажешь. Сначала дает задание, а потом норовит выполнить его сама.

— Кажется, она. Ей, как и вам, почему-то понравился мой столик, а ушла она минут пять назад. — Да, очень мило.

— Ну, а другой?

— Другой прихватил меня сегодня утром в лифте, но, как его зовут, я тоже не знаю.

— А он не напомнил вам, по случайности, Джереми Торпа? Хотя бы немножко?

— Да нет, он, пожалуй, немного похож на вас. И говорит, как вы. Его даже можно принять за вашего брата.

Сидз! Решил, значит, перебежать ему дорогу и опять законтачить с Пам (которой он еще скажет пару теплых слов!). Ну подождите, друзья, посмотрим, кто кого!

Было бы здорово добиться успеха там, где у этих голубчиков ничего не вышло.

— Вы вот назвали наших любителей олухами и, возможно, не очень погрешили против истины. А вас не удивило, что три человека за один день предложили вам вступить в альбионскую труппу?

— Да чему тут удивляться-то? — Джек Леммон отставил пустую тарелку из-под пирога и принялся за грушевый пудинг, очень аппетитный на вид (надо обязательно его попробовать, решил Грайс). — Вам же нужно выведать, что делается у нас в отделе!

А Пам-то распиналась — «люди практически не знают, чем мы занимаемся»! Величайшая глупость года, иначе не скажешь. Похоже, всему «Альбиону» давно известно, чего им надо, они могли бы распечатать свою программу во многих экземплярах и повесить на всех Досках объявлений.

— В общем да, кое-кому было бы любопытно узнать, что у вас происходит, — с ненужной теперь осторожностью отозвался Грайс.

— А что произошло с любопытным, знаете? — Нос прищемили, автоматически вспомнилось Грайсу. — Если вам хочется, чтобы вас вышвырнули из «Альбиона», продолжайте в том же духе, это ваше дело, а мне с вами не по пути. Вы же все до одного, как пить дать, отсюда вылетите!

Грайс думал точно так же. И спорить не стал. А Джек Леммон, доев с неимоверной быстротой пудинг, взял свой роман, молниеносно вытер бумажной салфеткой рот и сказал:

— Что бы у нас ни делалось, я могу говорить только о себе. Так вот, я-то работаю. Мне, видите ли, восемь месяцев пришлось просидеть без работы, поэтому здесь я: работаю, вкалываю по восемь часов в сутки, ни на кого свои обязанности не сваливаю, раз в месяц получаю жалованье и не задаю дурацких вопросов, понятно?

Все это было Грайсу настолько близко, что он не нашёлся с ответом. А сейчас, на его взгляд, Джеку Леммону следовало встать и отправиться в свой каторжный отдел. Но он почему-то продолжал сидеть и хмуро смотрел на Грайса. Возможно, у него еще оставалось несколько минут до конца обеденного перерыва.

В итоге Грайс поднялся первый. А встав, тотчас же догадался по вибрации пола, что к нему приближается их юная фея-кормилица. И через несколько секунд увидел лунообразное лицо.

— Извините, мистер Грайс, мне надо сказать вам одно очень важное словечко, — прошептала Тельма.

Но по дороге к эскалатору она только бессмысленно улыбалась в ответ на все его вопросы, и он безуспешно пытался понять, что творится у нее в голове, пока они не оказались на втором этаже.

— Туда, мистер Грайс.

Отсюда можно было спуститься по лестнице на первый или подняться на третий этаж. Однако Тельма свернула к двери, ведущей в фойе. Спросила бы, дуреха меня, я бы ей сразу сказал, что лифты здесь не останавливаются, Подумал Грайс.

И всё же покорно пошел за ней. Он ведь еще не бывал на втором этаже: его обследование, про которое столько говорилось, швейцар оборвал на третьем. Он сразу же заметил, что здешнее фойе отличается от всех других, но сначала не понял, чем. Обычная стеклянная дверь в рабочий зал с тремя отделами — Балансовым, Контрольно-ревизионным и Расчетно-фактурным, где, судя по свободным позам служащих, еще не кончился обед, а напротив — двери лифтов.

Перед каждым лифтом стоял низкий деревянный барьер вроде тех, через которые прыгают на манежах еще не очень хорошо обученные скаковые лошади, — напоминание об отмененной здесь остановке лифтов из-за давнего топливного кризиса. Но не барьерами отличалось это фойе от всех остальных. Не барьерами, а количеством лифтов: здесь их было четыре!

И вместе с тем этого никак не могло быть! Известно же, что в «Альбионе» только три лифта, всем служащим известно… однако вот они, плотно сомкнутые двери четвертого! А куда, спрашивается, ему подыматься или опускаться, если на других этажах его нет?!

Как и у трех обычных, у четвертого лифта рядом с дверцами виднелась кнопка вызова, и Тельма, не задумываясь, ткнула в нее пальцем. Грайс открыл было рот, чтоб сказать шалой девчонке: «Что за глупости, Тельма, ни один лифт на втором этаже не останавливается, а это, по всей вероятности, даже и не лифт…», — но дверцы скользнули в стороны, и Грайс понял, что ошибся.