Грайс удивительно хорошо запоминал цифры. На его последней службе ему в шутку советовали выступить по телевидению с номером «Уникальная память на мебельные каталоги». Обрывок старого счета ни о чем не сказал бы большинству альбионцев, но Грайс мгновенно уловил в нем знакомые цифровые сочетания. Под номером 8093-1 значились розовые бланки изъятия (белые шли под номером 8093 без добавочной единицы), а 7842-02, несомненно, был номер давнего бланка для графика отпусков, потому что нынешний бланк числился под номером 7842-14. Грайс машинально подмечал и безошибочно запоминал подобные детали, и хотя его совсем недавно «поставили» на изъятие, он уже знал все номера в своем Комплексном Контрольном Листе.
Он, по-видимому, обнаружил один из самых последних заказов типографии «Альбион», уничтоженной вскоре после этого собственным детищем — коммерческим трестом. Можно, пожалуй, подарить находку Ваарту, подумал Грайс, ведь он успел поработать в старом здании «Альбиона», куда был переведен, по его словам, из типографии Бактона — кажется, он назвал свою типографию именно так — в первые годы альбионской экспансии. Пусть закажет для этой реликвии рамочку и повесит се на видное место, скажем, в ванной — если, конечно, истэндские хибары, где он живет, оборудованы ваннами. Грайс уже хотел спрятать старый счет-заказ в бумажник, но, складывая его, заметил, что он написан на особом бланке-конверте, и прочитал, куда его направляли:
ОТДЕЛ СНАБЖЕНИЯ ГОС. УЧРЕЖДЕНИИ, ЦЕНТРАЛЬНЫЙ СКЛАД, СЛАУ.
И тут Грайсу вспомнилось, что на вчерашнем заседании альбионской труппы некий Фома неверующий спросил, «располагает ли Комитет документальными доказательствами, что «Альбион» государственная фирма», а Грант-Пейнтон в ответ сказал, что все выводы Комитета основываются на отсутствии каких бы то ни было документов. Да-да, он сказал именно так — но теперь он так не сказал бы. Грайсу вспомнилось сенсационное выступление Сидза. Ну, его-то слова прозвучат куда сенсационней! Он представил себе, как он скромно встает, неторопливо шагает по центральному проходу, поворачивается у сцены к зрительному залу и достает из бумажника драгоценный древний листок. «Итак, леди и джентльмены, документальное доказательство найдено…» Да, это будет великая минута!
Пряча счет-заказ в бумажник между двумя фунтовыми банкнотами, Грайс услышал тяжелый топот. Именно топот: одна нога подымалась и с грохотом топала, потом подымалась и топала другая… Так ходила только Тельма.
— Мистер Грайс! — Ее театральный шепот на миг оглушил его. — Мистер Грайс, он там!
— О господи, Тельма, откуда ты взялась? Тебя же послали за конфетами! И кто такой «он», про кого ты говоришь?
Грайс было тоже попытался шептать, но вопросов у него оказалось чересчур много, и он заговорил в полный голос. Да и зачем, собственно, ему таиться? Пусть таится Тельма, а его-то послал сюда начальник.
— Чего-чего? Да мой шкапик с чашками, он вон там!
Топочущая Тельма опять подвела Грайса к мебельному кладбищу. И вот среди каких-то поломанных досок, старых полок для огнетушителей и настольных ламп с гибкими пружинными стойками он увидел лежащий на боку металлический архивный шкаф с привязанной к ручке верхнего ящика красной шерстяной тряпочкой.
— Так-так, Тельма, вещественное доказательство номер один. А где остальное оборудование?
— Чего-чего? Да я не знаю, мистер Грайс, тут только мой шкапик.
— Почему ты так думаешь?
— А потому что они его снесли, мистер Грайс, — туманно пояснила Тельма.
— Да кто «они»-то? И что значит «снесли»?
— Швейцары, мистер Грайс. Они сказали, что его, дескать, хотели отправить со всем остальным барахлом, но он куда-то там не поместился, а оставлять его в главной прихожей на глазах у всех было нельзя, и они его снесли сюда, вниз.
— Швейцары?
— Они, мистер Грайс.
Значит, это случилось вчера утром, когда на работе еще не было никого, кроме Тельмы, которая одна и видела нелепо торчащий среди пальм архивный шкаф. Но Грайс просто не мог представить себе трех одноруких швейцаров, несущих тяжеленный металлический шкаф. Наверно, они попросили у рабочих тележку.
Но дело-то было не в этом. Шкаф хотели отправить вместе с остальным барахлом — то есть, вероятно, мебелью… Куда?
— А ведь получается, Тельма, что тебе доступна информация, недоступная другим, верно?
— Чего-чего, мистер Грайс?
— Да я говорю, откуда ты, мол, все это знаешь?
— А-а, понятно, мистер Грайс. Так я просто слышала, как один швейцар толковал с моим дядей.
— С дядей?
— Ну да, он же у меня тоже швейцар.
Грайс всмотрелся в ее лунообразное лицо. Ему до сих пор не удалось понять, слабоумие ли скрывается за этой бесстрастной маской, умелое ли притворство умницы или, что всего вероятнее, природное лукавство девушки из народа, которая всегда, как говорится, себе на уме.
— Но твоего дяди не было, надо полагать, среди швейцаров, отказавшихся пропустить тебя в Сент-Джуд?
— Чего-чего? А-а, не было, мистер Грайс. Он дежурит у Архивного сектора.
— Так вот, значит, почему ты тут шлендраешь, хотя тебя послали на рынок?
— Да я сию минуточку туда пойду, мистер Грайс!
— Верю, Тельма, верю, А сюда ты часто забираешься?
— Бывает иногда, мистер Грайс. Если у дяди хорошее настроение и он меня пропускает.
— А под каким предлогом?
— Чего-чего, мистер Грайс?
— Считается, что в Архивный сектор имеют доступ только особо ответственные сотрудники. Так что ты скажешь, если тебя здесь накроют?
— Скажу просто, что мне, мол, нечего было делать, наверху, ну он меня и пустил посмотреть. — Хихикнув, Тельма пожала своими пышными плечами, — По-ихнему, раз я только что из школы, мне, значит, можно. Они говорят, дескать, я еще маленькая.
— Так тебя и в другие отделы пускают?
— Случается, мистер Грайс.
— Так-так, — с насмешливой суровостью проговорил Грайс (он не хотел показаться ей слишком суровым); но девчонка, на его взгляд, вела себя чересчур вольно и запросто могла попасть в беду: она не сумела бы защититься, например, если б ему пришло сейчас в голову совершить над ней насилие. — Так-так, и когда тебя не пустили в Сент-Джуд, ты, стало быть, решила заглянуть туда с пожарной лестницы? Тебя ведь только чудом не поймали!
Тельма начала переминаться с ноги на ногу, и по мебельному кладбищу разнесся довольно громкий топот.
— Очень уж мне хотелось посмотреть, мистер Грайс, чего у них там делается!
— И что же там, по-твоему, делалось?
— Не знаю, мистер Грайс.
Тельма нервно хихикнула, а потом попыталась придать себе подчеркнуто рассудительный вид. Как бы желая убедиться, что их никто не подслушивает, она обвела настороженным взглядом мебельные руины и таинственно сказала:
— Папа говорит — бактериологическое оружие.
— Твой папа… ошибается, — пробормотал Грайс (он чуть было не ляпнул «дурак»). — А мой тебе совет — иди-ка ты сейчас на рынок и не суй свой нос в дела, до которых тебе нет дела.
— Чего-чего? А-а, понятно, мистер Грайс.
Стараясь не замечать ледяного взгляда Тельминого дядюшки, Грайс, пока не пришел вызванный лифт, пристально смотрел на свои часы, словно они были приемным аппаратом телекса. Обед уже давно начался, и он решил отправиться пряма в «Лакомщик», надеясь, что Пам заняла для него местечко.
После вчерашнего она должна была, по идее, заботиться только о нем. Хотя они и не пообжимались на темной аллейке за зданием Клуба — потому что Грайс не сумел придумать, как завлечь туда Пам, — но зато заскочили в «Рюмочную», и что знаменательно — без Сидза, И опять поглаживали друг другу руки, а главное, условились, что надо непременно встретиться еще раз, когда у них будет побольше времени. Домой Грайс явился в десять, придумав по дороге, что его задержали на работе из-за инвентаризации. Ужин, слава богу, стоял в духовке, а жены дома не было: если верить записке на кухонном столе, она ушла с подругой в кино — стандартная тема комиксов обернулась реальностью. Что ж, инвентаризация пригодится ему на будущее — обед в ресторане на одной из улочек Сохо наверняка порадует Пам.