Она хотела вновь нажать на клавишу, но Пьер остановил ее.

– Осторожно, Эмма! По-моему, мы имеем дело с эмоциональным паролем.

– Что, прости?

– Потом объясню. Продолжай, но не делай резких движений, пожалуйста.

Она послушалась, нажав на Enter очень осторожно. На этот раз началось видео. Фильм из семидесятых годов. Джоан Баез с гитарой и длинными волосами поет Diamonds and Rust, самую прекрасную песню: так считали она и Дэн, когда в канун 2000 года вместе с друзьями выбирали песню века. Эмма прослушала первый куплет. Но Пьер уже делал ей знак продолжать, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы остановить видео. Сканер, конечно, успел зафиксировать ее реакцию.

Увидев четвертое фото, Пьер не смог сдержать удивленного возгласа. Старый снимок, который был опубликован во всех журналах, журналисты время от времени использовали его в материалах о старте компании «Кон-тролвэр». Команда длинноволосых студентов – семь юношей и три девушки, радостно позирующие у входа в Гарвард. Дэн стоял в первом ряду, рядом с ним Берни и самые первые компаньоны. Все с длинными волосами.

Эмма ненавидела это фото, и Дэн знал это, как никто другой. Ненавидела, потому что на нем не было ее. Дэн знал, что Эмма будет раздражена, увидев этот снимок, и добился своей цели.

Она вновь нажала на Enter. Шлем слегка съехал набок.

– Что происходит? Не нервничай! – твердо произнес Пьер, положив ей руку на плечо и поправляя шлем.

Он объяснил, что, если электроды сдвинутся, активность мозга может регистрироваться плохо. Все придется начать сначала, и шансов на успех будет меньше.

– Зачем Дэну проверять мои эмоции? – раздраженно спросила Эмма. – Думаешь, он хочет проверить, все ли я помню из того, что мы пережили вместе? И только потом открыть мне доступ к файлу?

– Хуже. Я думаю, он проверяет, одинаковые ли эмоции вы переживали. – ответил Пьер и подумал: «Он проверяет, не обманывала ли ты его».

Эмма указала курсором-улыбкой на следующее фото. Она начинала понимать: пароль, который откроет этот компьютер, не набор букв, не шифр, который надо набрать на клавиатуре, даже не отпечаток пальца и сетчатки глаза, это эмоциональная подпись. Чем бы ни был этот «ментальный» росчерк, необходимо, чтобы Эмма реагировала именно так, как хотел Дэн. Последовательность фотографий, управляющих соответствующими эмоциями – радость, боль, сочувствие, отрицание… Ключ был в эмоциях.

– То есть Дэн рискнул запрограммировать реакции, которые эти фотографии должны вызвать в моем мозгу? Как он мог догадаться?

Пьер не ответил. Но по выражению его глаз Эмма догадалась, что он хотел сказать.

Не глядя на экран, она постаралась прогнать воспоминание. Улыбка Пьера. Его нежность на пляже. Пылкость в Колльвилле. Его скромность и сила. Странное сочетание нежности и мужественности. И непонятное смятение, которое он вызывал в ней. Тела не врут. Она любила его. Любила, как никогда ни одного мужчину.

Усилием воли Эмма заставила себя сосредоточиться. Пятое фото – пляж на закате, галька, уголок, скрытый за скалой. Синее море в полосках оранжевых отражений.

– Дюна Пилата, – пробормотала Эмма.

Она вспомнила, как во время поездки по Европе они с Дэном устроили там пикник. Пляж находится рядом с Арканшоном. Невозможно забыть поцелуи, ласки, наслаждение жизнью, которое они испытывали в тот день. Отлив, прозрачное голубое небо – один из тех прекрасных дней, когда ветер разгоняет облака и не стихает.

Но то, что она пережила совсем недавно с Пьером, в ночь со среды на четверг, невозможно сравнить даже с этим. Абсолютная гармония.

Она тревожилась за результат теста: вдруг он окажется не в ее пользу. Прежде всего потому, что, против ее желания, к радости воспоминаний примешивалась грусть. Дэн мертв. Знал ли он, что, когда она станет смотреть эти фото, его уже не будет в живых? И он все просчитал?

Доступа к паролю не будет, никаких сомнений. Рука Эммы дрожала. Она нажала на Enter. Послышался голос Дэна Баретта:

– Last item.

По телу Эммы пробежала дрожь.

Она преодолела препятствие. В конечном итоге программа Баретта, видимо, измеряла всего-навсего интенсивность эмоций при помощи встроенного датчика. Суть – настоящий источник чувства – не улавливался. Машины, она была права, никогда не смогут заменить мозг.

Оставалась последняя фотография: бухта Саусалито. Здесь они с Дэном решили расстаться. Эмма много плакала в тот день. Он, конечно, подарил ей иллюзию, что это она приняла решение. А у нее оставался выбор? Он не хотел семью, не хотел детей. Его ребенок – «Кон-тролвэр». Навсегда.

Увидеть Саусалито и умереть… Ее до сих пор тошнило от вида этой бухты. Эмма закрыла глаза, и по щеке скатилась слеза. Дэн проверял не только чувства, но еще и память. Он хотел убедиться, прежде чем открыть ей доступ в свой компьютер, что она страдала от их разрыва.

Она проклинала его жестокость и в то же время понимала, что выбор фотографий разумен. Если вместо Эммы пройти тест попытается кто-то другой, ничего не получится: никто не сможет при виде двух одинаково прекрасных пляжей испытывать диаметрально противоположные чувства.

Эмма открыла глаза, услышав голос Пьера:

– Смотри! Работает! По-моему, получилось.

На экране компьютера появились стандартные иконки: Word, Excel, Мои документы, Рабочая почта. В левом углу экрана документ Word, озаглавленный «Всеобщая защита планеты». Еще один в центре, названный «Милая Эмма». Он кликнула по нему. Файл открылся.

Письмо.

– Если ты не против, – сказала она Пьеру, снимая шлем, – я посмотрю это в саду. – Она торопливо и смущенно схватила ноутбук. – Я скоро, – извинилась она.

Пьер кивнул и с сожалением смотрел, как она уходит.

Эмма уже в коридоре начала читать: 

36

Я вышел в сад, еле держась на ногах. Нули, единицы танцевали у меня перед глазами.

Нащупал в кармане телефон и громко сказал: «Эмма». Да, первое движение – позвонить тебе, поделиться открытием с тобой. Но я нажал OFF, не дождавшись вызова. Желание сохранить в тайне потрясающее открытие было сильнее.

Я пересек парк в направлении Большого канала. Прошел вдоль него, быстрым шагом поднялся по аллеям.

Передо мной стоял замок. Я не переставал воображать эту сцену. Людовик XIV на террасе строения, которое когда-то было всего лишь «маленьким карточным домиком» его отца, в первый раз принимает Ленотра в Версале. Ленотр, скромный, но уже прославившийся работой в Во-ле-Виконте, где он сделал свой первый большой парк. Король обводит рукой пространство: леса и болота.

– Господин Ленотр, мы хотим, чтобы вашему новому творению не было равных! Мы хотим самое величественное, конечно же, и самое красивое. Но прежде всего мы хотим, чтобы наши сады были гимном божественному всемогуществу.

Немного посомневавшись, король добавил:

– И еще: они должны стать доказательством существования Бога.

По тону короля, по манере произносить слова Ленотр понял, что он должен воспринять пожелания в самом прямом смысле. Вписать в эти сады, которые станут самыми величественными в мире, доказательство существования Бога. Удивился ли он такому заданию? Он знал, что молодой Людовик не был искренне религиозным. Слишком ищет наслаждений, слишком сосредоточен на себе, чтобы отдаваться молитве.

Но начинающий монарх обладал «верой угольщика», как скажет потом Вольтер. Политическое благочестие, идея лестницы, прохода между ним и Небом, предназначенного укрепить его фундамент. На самом деле король получил свою власть от Бога. Был Его сыном, Его представителем на земле. Так что он не мог обойтись без религиозной привязки, дабы укрепить свою власть. Версальский парк должен стать инструментом в его политике.