Дальше мы прошли в спальню короля, одну из самых красивых комнат во дворце, украшенную колоннами и позолоченными деревянными панелями с тонкой резьбой – эмблемы Аполлона. На комоде старинная ваза севрского фарфора с изображением Наполеона в садах замка Сан-Суси, в Потсдаме, вызвала у Катрин возглас восхищения.

– Я не знал, что вы поклонница императора, – подколол ее я, не отрываясь от своих виртуальных раскопок.

Она не ответила. Катрин тщательно просканировала эту комнату и примерно через час, не ожидая, пока я закончу, повела нас в следующую – салон Капеллы, переделанный в прихожую короля в 1691 году. Карниз украшен гроздьями винограда и колосьями пшеницы, картины с сюжетами из Евангелия… Старая комната сохранила вид места, предназначенного для молитвы. Дверь в глубине открывалась в нишу, укрывавшую алтарь. Очевидно, после окончания мессы дверь закрывали.

– Вот идеальное место, чтобы спрятать вход в подземную комнату! – воскликнула Катрин. – Идите скорее!

Здесь мы провели еще два часа, изучая пол и стены. Катрин смотрела в очки, в которых воспроизводилось трехмерное цветное изображение того, что нащупывал радар. Я смотрел на контрольный экран компьютера, соединенного с прибором. А Гранье, который, наверное, чувствовал себя обделенным, описывал за моим плечом продвижение расследований. Он говорил, как спортивный комментатор во время футбольного матча: «сейчас, вот еще немного, терпение», «на этот раз мы почти приблизились…», «от нас это не укроется» и проч. Его ирония мешала мне, и я урезонил его.

К двум часам утра мы прошли только пять комнат и не отыскали ни малейшего намека на пустоты. У нас оставалось только шесть часов.

– Отдохнем минут двадцать, – предложил я. – Освежимся и перекусим.

Гранье радостно вздохнул, прежде чем я успел закончить фразу.

– Я заказал доставку в номера. Фошон.

– Почему не Ленотр? – пошутил Гранье.

Понимаешь, откуда позже мне пришла мысль поиграть словами…

Когда мы расходились, перед моей комнатой Катрин застыла. Я уже открыл дверь и думал, что она хочет вернуть мне радар, который по-прежнему несла на ремне.

– До скорого, Катрин, – сказал я. – Не больше пятнадцати минут?

Но она молчала, глядя на севрскую вазу на круглом столике у входа в мою комнату.

– Катрин, я сказал «до скорого», – повторил я.

Никакой реакции. Я посмотрел на объект, привлекший ее внимание.

Фарфоровая ваза с портретом Наполеона. Мне показался странным ее взгляд, потому что ничего оригинального я не увидел: мебель Бурбонов была утрачена во время революции, и большая часть мебели Трианона относится к периоду империи.

– Да уж, Катрин, этот мужчина вас решительно очаровал!

Она повернула голову в мою сторону. Затем ее взгляд вернулся на то же место.

– И император тоже, – пробормотала она.

– Что вы имеете в виду?

– Ничего, Дэн. Мне надо подумать.

И она медленно пошла к своей комнате. Я догнал ее.

– Ну что случилось?

– Дэн, дайте мне десять минут. Вот, держите радар. Надо перезарядить аккумуляторы.

Я вошел в свою комнату, снял ботинки, поставил радар на зарядку и машинально включил телевизор. Но тут же выключил звук. Я был в отчаянии. Несмотря на использование новейших технических средств, мы пришли к тому же итогу, что и Гранье со своими методами. То есть ни к чему. Таким темпом мы не успеем внимательно рассмотреть пятнадцать комнат, как я планировал.

Как ускорить процесс? Как избежать обследования всех углов замка один за другим? Я только засунул голову под кран раковины в ванной, чтобы освежиться, как раздался стук в дверь.

– Секунду, пожалуйста!

– Дэн, это Катрин!

– А… заходите, открыто.

Когда я вернулся в гостиную, вытирая голову полотенцем, Катрин ходила кругами вокруг столика в стиле ампир, обод которого был украшен хороводом муз. Она поставила на него свой ноутбук. Рядом – лампу.

– Дэн, простите, что я так хозяйничаю…

– Что такое?

– Сейчас увидите!

Катрин ткнула пальцем в экран, даже не посмотрев на меня. Я чувствовал, что настроена она решительно. Я что-то упустил из виду? Что стало известно ей?

– Дэн, смотрите!

Несмотря на усталость, у нее светился взгляд. Подойдя ближе, я почувствовал запах ее волос. Тут уже, поверь, засомневался я. У нас оставалось в Трианоне всего несколько часов. Вернуться обыскивать комнаты – или остаться в королевских апартаментах с девушкой pin-up?.. Но ты же меня знаешь. Работа прежде всего. Мэрилин может пойти одеться.

Кроме того, если быть до конца честным, Катрин не оставила мне выбора.

Она наклонилась перед столиком и положила руки на клавиатуру. Я стоял рядом, скрестив руки, глядя на голубое свечение экрана. Она начала яростно стучать по клавишам. Я видел, как появился план Трианона, потом его история, мебель, обитатели разных веков.

– Большой Трианон… Малые апартаменты Наполеона… Здесь… Кабинет… Смотрите! Это здесь!

Я не понимал и сказал с досадой в голосе:

– Катрин, вы, может, объясните, наконец?

– Секунду, сейчас! Вот…

На экране одна из комнат окрасилась в зеленый цвет.

– Тайная комната здесь, я уверена!

– Почему здесь? С чего вы так решили?

В таких обстоятельствах, ты знаешь, я обретаю просто клиническую бесчувственность.

– Дэн, Наполеон тоже искал тайную комнату! Можно предположить, что он ее нашел!

– Почему? Что вас привело к этой мысли?

Катрин резко захлопнула компьютер и встала.

– Пойдемте! Я вам покажу. Так будет быстрее. Пойдем!

– Да сколько…

– Скорее!

– Минуту, я…

– Возьмите радар! У нас мало времени.

Не помню, когда в последний раз я так подчинялся женщине. Я буквально бежал за ней: мокрые волосы, полотенце на шее. Гранье услышал наши торопливые шаги и вышел из своей комнаты.

– Что происходит? Вы куда?

– Не знаю, надеюсь только, что Катрин знает, – ответил я язвительно.

Катрин ускорила шаг: в одной руке фонарь, в другой – компьютер.

Мы снова прошли галерею Котель. Пока я тащился вдоль двадцати четырех картин с видами Версаля, Гранье меня обогнал и, подойдя к Катрин, начал говорить менторским тоном:

– А вы знаете, что именно здесь четвертого июня одна тысяча девятьсот двадцатого года Клемансо подписал договор Трианона, подтвердивший распад Австро-Венгерской империи?

Если романист хотел блеснуть эрудицией, то у него ничего не вышло. Ответ был такой:

– Диктат Трианона, вы о нем? Так его называют венгры. В тот день они потеряли две трети своей страны! И поверьте, они этого французам до сих пор не простили.

– Потрясающе! Я приглашу вас на программу «Вопросы чемпиону». Жюльен Лепер – мой добрый друг.

Дойдя до середины галереи, я положил руку на плечо Катрин:

– Вы не могли бы сказать, куда мы идем? К чему такая спешка?

Она остановилась.

– Дэн, об этом надо было подумать раньше.

– О чем?

– О Наполеоне. Наполеоне, Дэн! Вы же знаете, он был одержим своей родословной. После свадьбы с племянницей Марии-Антуанетты он говорил о Людовике Шестнадцатом, называя его «мой покойный дядюшка»! Кое-кто предполагал, что он потомок, брата-близнеца Людовика Четырнадцатого…

– Наполеон – потомок Людовика Четырнадцатого? Да все знали, что это чушь! – встрял Гранье.

– Чушь? Никто и не доказал, что это правда, но и что неправда, тоже не доказал…

Я немного знал эту историю. Скорее даже легенду. Еще точнее – идею некоторых генеалогов, обожающих Императора.