— Тяжелый камень, — добавил я, иронизируя. Он был в настоящем экстазе.

— Вы уловили это. Он понял, Лиз! Тяжелый камень. Вот как можно было бы это назвать!

— А мне казалось, что вы назвали ее «Дихотомия Святой Анны»..[8]

— Ну, я использовал его в качестве подназвания. Но, боже, как это верно! Тяжелый камень!

В состоянии полного согласия и взаимного восхищения мы вернулись к собравшимся.

Лиз и я присоединились к группе молодых литераторов, очень чувствительных парней с шипящими голосами, напоминающими о разрываемой ткани. Они с полным знанием дела болтали о диссидентах нового поколения писателях, артистах и им подобных.

Пока они шипели друг на друга, мы с Лиз обсуждали наши собственные проблемы, точнее говоря, проблемы «Северных Дюн».

Я рассказал ей, что действительно думаю об утреннем происшествии.

— Вряд ли кто-то пытался убить меня. Скорее всего, неизвестный что-то искал в доме и не хотел, чтобы его видели. Когда же я вошел, он испугался, что я помешаю, поэтому и ударил меня по голове, чтобы иметь возможность исчезнуть. Если бы кто-то действительно хотел покончить со мной, я бы так легко не отделался.

— Какой кошмар! Никогда не думала, что мне придется столкнуться с человеком, замешанным в подобные дела. Интересно, какое бывает ощущение, когда живешь в доме с убийцей?

— Дискомфорта, но, тем не менее, интригующе.

— Ты бы только слышал, о чем говорят в клубе!

— И какова же общая версия?

— Считают, что Брекстон убил свою жену. Каждый при этом клянется, что был ее близким другом и чувствовал, что рано иди поздно все плохо кончится.

— Боюсь, их ожидает сюрприз.

— Так ты считаешь, что это не он?

— Да, уверен в этом. Он бы на подобное не решился.

— Но что заставляет тебя так думать?

— Интуиция. Она меня, как правило, не обманывает.

Я уже устал от всего этого. Каждая ниточка, похоже, никуда не вела. Да и ниточек-то с самого начала было не так уж много.

Позднее, в тот же вечер, мы решали, куда бы отправиться. Поскольку я устал и чувствовал себя не особенно крепким после удара по голове, и поскольку мы оба пришли к выводу, что хотя песок чудесен и заниматься на нем любовью при лунном свете просто блаженство, он царапает и не слишком удобен — еще утром я заметил, что некоторые части моего тела побаливают, как будто их натерли наждачной бумагой. Мы решили перенести наше повторное свидание на следующий вечер. И хотя при этом мы от души смеялись, я почувствовал, что для меня Лиз стала еще более желанной, чем накануне. Со мной редко такое случается. Как правило, мой восторг при встрече с новым телом постепенно таял, но на сей раз все было наоборот. Однако я дал себе слово, что постараюсь далеко не заходить.

Самый разгар вечеринки был примерно в час ночи. Кто-то начал поливать грязью Т. С. Эллиот. Какая-то толстая блондинка стала сбрасывать с себя одежду, оставшись чуть ли не в том, в чем мать родила. Молодые парни, не обращая на нее никакого внимания, обсуждали счастливые дни своего внутриутробного развития. Ярые приверженцы «Партизан-ревью» в буквальном смысле лупили друг друга за нарушение долга.

Это была типично загородная вечеринка, столь характерная для курорта.

Мы же с Лиз разлеглись на полу и тихо беседовали друг с другом, совершенно не обращая внимания на происходящее вокруг.

Но наш разговор прервал Дик Рэндан.

— Не ожидал встретить вас здесь, — сказал он, с любопытством глядя на нас.

— Что?

Я сел и, прищурившись, в недоумении посмотрел на него. Я был так далеко отсюда, что совершенно забыл обо всем остальном. Меньше всего в этом месте я ожидал увидеть именно его. Я ему так и сказал.

Подобно журавлю, опустившемуся в свое гнездо, он сел рядом с нами.

— Я старый друг Эванса, — сказал он, махнув в сторону нашего хозяина, который показывал свои рисунки бородатому мужчине. Тот же, отложив свое йо-йо, тихо заснул в единственном кресле.

— Как дела в доме? — спросил я.

— По-моему, все нормально. Я ушел следом за вами и отправился в клуб, но там было мало интересного, поэтому я устремился сюда, полагая, что Эванс еще не спит. Наверное, вы знаете, что это я организовал его бостонскую выставку.

Затем я представил его Лиз. Они с недовольным видом кивнули друг другу.

В противоположном конце комнаты полуобнаженная блондинка уселась на пол, скрестив ноги, как йог, и стала раскачивать свои тяжелые белые груди в разные стороны. Это произвело нужный эффект. Даже чувствительные литераторы обратили на нее внимание.

— Ничего подобного в яхт-клубе «Лейдирок» не увидишь, — сказал я недовольно.

— А вот я не уверена, — задумчиво произнесла Лиз. — Интересно, как она это делает?

— Контроль мускулов, — ответил Рэндан, и, к моему удивлению, проявил явные признаки вожделения. По каким-то причинам я автоматически приписал его к огромным легионам Содома, но почему это произошло, сказать затрудняюсь.

— Кто-то делал нечто подобное и в клубе под столом, — сказала Лиз. Правда, стол этот стоял на террасе. И света не было, — добавила она.

Белокурая стриптизерша наконец встала, скинула остатки своего одеяния и предстала во всем блеске.

Это была, как любят писать в бульварных романах, истинная блондинка.

Индонезийская хозяйка решила, что это уже чересчур. Она вышла из комнаты, минуту спустя вернулась с большим кувшином воды, которую с извиняющейся восточной улыбкой вылила на эксгибиционистку. Та завизжала.

— Пора убираться, — заявила Лиз.

Только мы выскочили из дома, как в нем началась свалка. За нами следовал Рэндан, который с благоговением восхищался великолепной выдержкой блондинки.

— Чтобы делать подобное, многие учатся годами, — сказал он.

— Да, это, должно быть, большое утешение в длинные зимние вечера, съязвил я.

Тут я узнал, что сегодня ночью Лиз без машины. Я уже собирался поймать такси или отправиться пешком, но Рэндан настоял на том, чтобы подвезти нас в своем автомобиле.

Расставаясь с Лиз у дверей ее дома, я поцеловал ее на сон грядущий. Мой спутник скромно глядел в другую сторону.

Затем она вошла в дом, а Рэндан отвез меня к «Северным Дюнам».

Оказалось, что он больше заинтересовался убийством, чем я думал, и не просто был заинтересован, но в буквальном смысле заинтригован.

— Я занимался изучением подобных случаев, — заметил Он с серьезным видом. — Однажды даже написал работу об убийстве сэра Томаса Овербери. Потрясающий случай!

— Кажется, это было в семнадцатом веке?

Я знал еще немало интересных вещей, которые могли сбить с толку даже университетских студентов.

— Вот именно. Вообще-то я не собирался приезжать, хотя Элли и приглашала меня. Но как только по радио в Бостоне сообщили, что произошло, я немедленно бросился сюда. Я был знаком с миссис Брекстон, правда немного, когда она дружила с моим дядей.

— Но ведь это было достаточно давно?

— Да, лет пятнадцать, если не ошибаюсь, но я все прекрасно помню. Все были абсолютно убеждены, что они поженятся. Я так и не понял, почему этого не произошло. Потом мы узнали, что она вышла за Брекстона.

— Похоже, ваши дядя и тетя сильно привязаны друг к другу? Но он был слишком хитрым молодым человеком и не попался на эту удочку.

— Да, вы правы, — равнодушно бросил он.

«Северные Дюны» чернели на фоне белого пляжа, производя жуткое, зловещее впечатление. Нигде ни огонька. Интересно, почему для меня не оставили свет в холле?

Мы подъехали к дому и остановились на шоссе. На затемненной террасе не было видно ни души. Я еще не забыл, что произошло накануне, когда я вошел в этот мрачный дом.

— Вы ночуете здесь? — спросил я, поворачиваясь к Рэндану.

— Нет, в городе. Я не хотел никого стеснять. Кроме того, пока я в Истхэмптоне, мне надо со многими повидаться.

Он вылез из автомобиля.

— Я провожу вас до дома.

Мне стало стыдно за свой неожиданный страх. Надеюсь, Рэн-дан не заметил этого.