СВОД ТРЕТИЙ И ПОСЛЕДНИЙ

ОЛЕГ

Князь понял: если он сейчас не придумает еще что-то, в войске наступит расслабление. Напряженный вчерашний день обернется усталостью. И Константинополь успеет опомниться от страха.

Рыть подкопы, засыпать рвы – все это было бы слишком обычным делом после неожиданностей прошлого утра и ночи. Обычно и для славян и для ромеев. Все бы поняли, что хитростям пришел конец, и уж точно – перерыв, и началась обыкновенная осада – сколько их видел Царьград…

Воины при осаде мрачные, город – гордый. А пока что все было наоборот.

К тому же Олег не хотел давать большой славы печенегам. Отряд для перехвата гонцов, идущий по берегу, – хитрость наша, киевская. Но отряд-то был печенежский. Перевозка конницы по воде – княжеская выдумка, а плыли-то печенеги. Что же, он без них и не может ничего удивительного?!

Олег встал, отдал оруженосцу серебрянный кубок, из которого пил горьковатую воду близкого родника. И воды мало… Лодьи на берегу стоят без дела, сохнут на жаре. Переяславцы стараются, плещут в них морскую воду, а она улетает, не успеешь отойти, словно вода здесь легче, чем на Руси…

Он решил: первое, что остановит его взгляд, должно стать новой причиной страха для ромеев. Он медленно разглядывал Город, Пропонтиду, свой лагерь. Он заметил давно, что красные полосы на копьях вытянулись почти ровно на север, вдоль стен Константинополя. Куда они показывают, стяги?

– Там Золотой Рог, князь, – сказал Велемудр, угадав его взгляд. – Он же длинный, Золотой Рог. Далеко за Город идет, загибается.

– Пошли туда, – сказал Олег.

Велемудр не понял. Князь что-то придумал, почувствовал воевода по голосу, а что – не понял.

– В тысячу лодий пошли туда. Войдем в Золотой Рог с другой стороны. Там цепей нет.

«Здоров ли князь?» – мелькнуло у Стратимира. Он оглянулся на лодьи. Конечно, можно сделать катки, повезти лодьи на них, волоком. Далеко, жарко, долго. Людей, правда, много тоже. Когда-нибудь докатим до залива…

– Князь! – Стратимир показал на повозки, что стояли в лагере. На повозках привезли еду из окрестных селений. – Не попробовать ли колеса? Может, выдержат наши лодьи?

– На колеса, – сказал князь. – И паруса ставь – ветер прямой!

Стратимир пошел, потом побежал к берегу, кричал на бегу, созывая людей. Олег и Велемудр видели, как повозки уже катили к лодьям, как разворачивали паруса, как выстраивались воины вдоль бортов, готовясь поднять тяжелое судно…

– Не успеем мы дойти до залива, – сказал Велемудр. – И не потому, что далеко, а ветер уйдет. Не так далеко, и ветер стойкий.

– Не успеем, – согласился Олег. – Скоро откроются Золотые Ворота. Этого они не выдержат. А если выдержат, дойдем до залива!

Мнения, высказанные во дворце

Донесения от доместиков первой тагмы: «В Золотом Роге волнуются приезжие купцы. Сюда уже дошли слухи, что славяне едут лодьями по суху к заливу. Требуют снять цепи. Плохо понимают объяснения, что русские лодьи постоянно ходят вдоль Города до Галаты…»

второй тагмы: «Народ постоянно ходит смотреть на русские лодьи под морскими стенами. Говорят, что русские останутся здесь навсегда на нашей рыбе…»

третьей и четвертой тагмы: «Число прибывшей конницы и ее происхождение выяснить не удается. Как уже доносилось, лодьи идут на север на колесах и под парусами…»

Этериарх Николай: «В Городе неспокойно. К дворцу начал собираться народ. Еще вчера утром одного воина этерии сбросили со стены недовольные… Немедленно надо сделать заявление для народа, успокоившее бы его».

Эпарх Анатолий: «В Городе становится все больше пьяных крикунов. Придется вступать в переговоры со славянами: дальше будет хуже, мы проиграем на ожидании».

Друнгарий флота Имерий: «При нынешнем обилии купеческих кораблей бой в Золотом Роге превратится в полную сумятицу».

Фома, логофет дрома: «Надо откупаться от варваров. Чем быстрее, тем дешевле».

Паракимомен Самона: «В Городе полно шпионов и паникеров. Эпарх несет за это ответственность. Наверное, стоит вступить в переговоры со славянами, чтобы узнать о ситуации, в которой мы находимся, больше, чем мы знаем сейчас».

Синклит: «Мы считаем, что извечная стратегия Ромеи – покупать волю варваров – победит и на этот раз».

Наставление Олега

Велемудр оживился – дошло до переговоров. Ему надоело заниматься необходимыми, но простыми вещами в походе. Он устал ждать, пока сломается гордость ромеев: ведь неизбежно должны они были выйти из Золотых Ворот. Слишком хорошо он знал это, чтобы не наскучить ожиданием. Теперь в углах его рта заиграл живой интерес, пропала обычная насупленность. Он словно проснулся – хотя и до этого вроде не спал, но настолько разительна была перемена.

– Я, пожалуй, с ними разговаривать не стану, – сказал князь. Из ворот выехало двое конных со свитой. За ними покатились повозки, груженные чем-то.

– Конечно, князь. Тебе это не нужно, – бодро согласился воевода. – С кем тут разговаривать тебе.

– Скажи им, чтобы увозили то, что тащат нам в подарок.

– Это, должно быть, царские угощения.

– Вот и скажи им, что пища от человека, который нарушил мир и слово договора, – ведь был у Руси договор о том, чтобы наши купцы торговали безопасно и беспошлинно в Царьграде?..

– Давно был заключен, но мы его хорошо помним.

– …Пища из рук такого человека – отрава. Пусть так и передадут Льву.

Повороты дела

Логофет Фома и доместик третьей тагмы спешились. Подошли ближе к славянским воеводам.

Фома встал в позу, что, впрочем, странно выглядело перед цепью лучников, в поле.

– Василевс передает, – сказал он, понимая, что дальше, к князю, его не пустят, и не желая терпеть унижения с первых же слов. – Василевс передал: он хорошо отплатит за зрелище. Василеве посылает со своего стола угощение искусным в войнах и забавах и князю – царское угощение и благодарность. Василеве передал: пусть считают, что они на моем пиру. Ему просто негде рассадить стольких гостей. – Фома с подчеркнутой любезностью показал жестом на широко раскинувшийся русский лагерь.

– Пища от человека, который нарушил слово и мир, – отрава. Покормите этим константинопольских крыс. – Велемудр с удовольствием рассматривал Фому – логофет не ожидал таких слов.

– Мы дадим попробовать ту же еду нашему человеку, – опомнился он. На лице появилось выражение оскорбленного достоинства: отрава!.. Про «слово» и «мир» он предпочел не расслышать.

– Попробовать дадите? Значит, в Константинополе уже люди работают крысами!

– Я логофет дрома, – сказал Фома, – и говорю от имени василевса.

– Ответ князя киевского звучит так: пища человека, который нарушил слово и мир, – отрава.

– Нельзя тому быть, – крикнул Стратимир, – чтобы русских купцов губили на константинопольском базаре!

– Вы об этом… Русские купцы были с мечами, без мечей они не ходят. В ссоре они убили десять ромеев. Десять ромеев за пять славян – уже очень много.

Велемудр распахнул руки:

– Здесь русских столько же, сколько ромеев в Городе. Если мы начнем считать так же и дальше – двух за одного, то в Константинополе не останется ромеев. И еще столько же будет нужно для расчета. Но за недостающих мы согласны взять деньгами. А если живущие в Городе хотят и сами сохранить жизнь, мы за каждого из них тоже возьмем деньгами. Мы старые купцы.

– Я же сказал, – надулся Фома, – что василевс наградит славян, которые пришли под стены Города.

– Мы не служим из награды у ромейского правителя. Если в Константинополе еще есть василевс, то должен, наверное, существовать пока и закон. О законе торговли мы и пришли узнать.

– Мы не знаем закона торговли, который бы заключил с нами русский князь Олег.

– Закон в Руси заключает Киев и князь Киева, как василевс в Ромее. Киевский договор вечен, это мы и пришли подтвердить, – Велемудр опять распахнул руки, показывая на русские войска.