Романсы испанские

Рома'нсы испа'нские, жанр испанской средневековой сюжетной лиро-эпической поэзии (любовное, «чудесное», воинское стихотворение). Основные темы — борьба с маврами и рыцарственная дружба с врагами, испанская история, подвиги рыцарей Карла Великого или короля Артура. Жанр сложился к 14 в. в фольклоре на основе лиро-эпического осмысления реальных фактов и переработки материала рыцарских поэм («Песнь о моем Сиде» и др.). В 16 в. появились первые печатные издания Р. и., в 1600—05 — первый общий свод Р. и. Примерно в это время жанр Р. и. усваивается книжной поэзией (Л. де Гонгора-и-Арготе, Л. Ф. де Вега Карпьо, Ф. Кеведо-и-Вильегас и др.); развивается рыцарский, «мавританский», лирический, пасторальный, шуточный Р. и. Возникли подражания Р. и. в других литературах, особенно в эпоху романтизма. В литературной поэзии жанр Р. и. продолжает жить в наши дни, а в фольклоре постепенно отмирает. Известной жанровой близостью Р. и. и английской и шотландской баллады объясняется параллелизм их воздействия на романтическую литературу. См. также Романсеро и Романс.

  Лит. см. при ст. Романсеро.

  М. Л. Гаспаров.

Романтизм

Романти'зм (франц. romantisme), идейное и художественное направление в европейской и американской духовной культуре конца 18 — 1-й половины 19 вв. Французский romantisme ведёт родословную от испанского romance (так называли в средние века романсы испанские, а затем и рыцарский роман) через английский romantic (романтический), передаваемое по-французски romanesque, а затем romantique и означавшее в 18 в. «странное», «фантастическое», «живописное». В начале 19 в. слово «Р.» становится термином для обозначения нового литературного направления, противоположного классицизму.

  В советском литературоведении термину «Р.» нередко придают и другой, расширительный смысл. Им обозначают противостоящий реализму (в широком смысле) тип художественного творчества, в котором решающую роль играет не воспроизведение действительности, а её активное пересоздание, воплощение идеала художника. Такому типу творчества присуще тяготение к демонстративной условности формы, к фантастике) гротеску, символике.

  Р. — в традиционном, конкретно-историческом значении этого слова — явился как бы высшей точкой антипросветительского движения (см. Просвещение), прокатившегося по всем европейским странам; его основная социально-идеологическая предпосылка — разочарование в буржуазной цивилизации, в социальном, промышленном, политическом и научном прогрессе, принёсшем новые контрасты и антагонизмы, а также «дробление», нивелировку и духовное опустошение личности. «... Установленные „победой разума“ общественные и политические учреждения оказались злой, вызывающей горькое разочарование карикатурой на блестящие обещания просветителей» (Энгельс Ф., см. Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 19, с. 193). Неприятие буржуазного образа жизни, протест против пошлости и прозаичности, бездуховности и эгоизма буржуазных отношений, наметившиеся в недрах самого просветительства и нашедшие первоначальное выражение в сентиментализме и предромантизме, обрели у романтиков особую остроту. Действительность, реальность истории оказалась неподвластной «разуму», иррациональной, полной тайн и непредвиденностей, а современное мироустройство — враждебным природе человека и его личностной свободе.

  Разочарование в обществе, которое предвещали, обосновывали и проповедовали (как самое «естественное» и «разумное»!) лучшие умы Европы, постепенно разрослось до «космического пессимизма» (особенно у поздних западноевропейских романтиков); принимая общечеловеческий, универсальный характер, оно сопровождалось настроениями безнадёжности, отчаяния, «мировой скорби» («болезнь века», присущая героям Ф. Р. Шатобриана, А. Мюссе, Дж. Байрона, А. Виньи, А. Ламартина, Дж. Леопарди, Г. Гейне и др.). Возможности социального совершенствования казались утраченными навсегда; мир предстал «лежащим во зле»: материальный мир затемнён силами распада, в человеке воскресает «древний хаос», в практике торжествует «мировое зло». Внутренняя тема «страшного мира» (с его слепой властью материальных отношений, иррациональностью судеб, тоской вечного однообразия повседневной жизни) прошла через всю историю романтической литературы, воплотившись наиболее явственно в специфическом «чёрном жанре» (в предромантическом «готическом романе» — А. Радклиф, Ч. Мэтьюрин, в «драме рока», или «трагедии рока», — З. Вернер, Г. Клейст, Ф. Грильпарцер), а также в произведениях Байрона, К. Брентано, Э. Т. А. Гофмана, Э. По и Н. Хоторна.

  Однако Р. глубоко осмыслил и ярко выразил идеи и духовные ценности полярные «страшному миру». По замечанию Ф. Шеллинга, у ранних немецких романтиков человеческий дух был раскован, считал себя вправе всему существующему противополагать свою действительную свободу и спрашивать не о том, что есть, но что возможно. От Р. в целом неотделим провозглашенный и пережитый «энтузиазм» — чувство сопричастности развивающемуся и обновляющемуся миру, включенности в стихийно-безостановочный поток жизни, в мировой исторический процесс, ощущение скрытого богатства и неисчерпаемых возможностей бытия. Глубине и всеобщности разочарования в действительности, в возможностях цивилизации и прогресса полярно противополагается тяга к «бесконечному», к идеалам абсолютным и универсальным. Романтики мечтали не о частичном усовершенствовании жизни, а о целостном разрешении всех её противоречий. Страстная, всезахватывающая жажда обновления и совершенства — одна из важных особенностей романтического миросозерцания. «Поскольку человечество движется, оно приближается к цели, объяснение которой нужно искать по ту сторону видимого» (А. де Виньи). Разлад между идеалом и действительностью, характерный и для предшествующих направлений, приобретает в Р. необычайную остроту и напряжённость, что составляет сущность так называемого романтического двоемирия. При этом в творчестве одних романтиков преобладала мысль о господстве в жизни непостижимых и загадочных сил, о необходимости подчиняться судьбе (поэты «озёрной школы», Шатобриан, В. А. Жуковский). В творчестве других (например, Байрон, П. Б. Шелли, Ш. Петёфи, А. Мицкевич, ранний А. С. Пушкин) преобладали настроения борьбы и протеста против царящего в мире зла.

  Одной из характерных форм противопоставления идеала и действительности была так называемая романтическая ирония (Ф. Шлегель, К. В. Ф. Зольгер, Жан Поль, Л. Тик, Брентано, Байрон, Мюссе). Первоначально она означала ограниченность любой точки зрения (в том числе и собственно романтической, если она устремлена только к «бесконечному»), относительность всякой исторической действительности, кроме жизни и мира в целом, несоизмеримость безграничных возможностей бытия с эмпирической реальностью. Впоследствии в ней отразилось сознание неосуществимости романтических идеалов и даже взаимовраждебности мечты и жизни (отчасти Байрон и особенно Гофман и Гейне).

  Отвергая повседневную жизнь современного цивилизованного общества как бесцветную и прозаическую, романтики стремились ко всему необычному. Их привлекали фантастика, народные предания и народное творчество вообще, минувшие исторические эпохи. Их волновали необыкновенные и яркие картины природы, жизнь, быт и нравы далёких стран и народов. Низменной материальной практике противопоставляли они сильные страсти (романтическая концепция любви) и жизнь духа, в особенности высшие её сферы: религию, искусство, философию.