Изменить стиль страницы

Зураб поежился, ожидая непредвиденных неприятностей.

– Твоих чеченцев ищут уголовники, – сообщил Вольский. – Это плохо. Человек, который может их опознать, – повар из «Канарейки». Его надо убрать. А для этого по меньшей мере – найти. Чем раньше сделаем, тем лучше. Это первостепенное задание Аслану с Ниязом. Только они этого повара видели, и только они смогут узнать. Так же, как и он их! После выполнения подключишь их к акции в метро как специалистов по минно-взрывному делу.

Зураб молчал. Он оценивал ситуацию. Однако русский все правильно сказал. Афганец сам мог бы подписаться под его словами. Но подписи не требовались. Требовалась работа. А работа Зураба – сеять смерть и разрушение.

– Думаю, это логично, – предположил Вольский. – Сами наследили, сами свое дерьмо подчистят!

Афганец тяжело вздохнул. Ему нечего возразить.

– Где хотят, пусть ищут! Но чисто и без «хвостов»!

– Все сделают, как надо, – спешно заверил Зураб. Уж что-что, а убивать его люди умеют лучше других. Но он сам знает, что его людям делать в первую очередь, а что во вторую. Он командир джамаата, а не русский. Вольский такой же, как все, – неверный. Просто в силу обстоятельств с этим приходится мириться. Временно. – Нэ волнуйся, дорогой. Нэт проблем! Уберут свидетеля – и сразу на метро!

В речи афганца появился акцент. На лицо легла обнадеживающая улыбка.

«Это вряд ли», – с ехидцей подумал Вольский. Законы криминального мира он знал не понаслышке.

Но Зураб поменял распорядок, и чеченцы занялись и том, и другим, и третьим.

* * *

На Москву опустились запоздалые сумерки. В серебрившейся черноте реки купалась седая луна. До самого горизонта расстилалось пожарище горящих фонарей. Огни тысяч машин собирались в потоки горящей лавы, заполняя метромост и проспект малиновыми углями.

Отважные купальщики лениво покидали набережные Воробьевых гор. И только на смотровой площадке, под трамплином, жизнь не останавливалась, лишь переходя в иную фазу. Под треск мотоциклетных моторов «Ночные волки» собирались к месту обычной тусовки, оставляя железных коней перед церковной оградой.

Днем раньше на Воробьевы горы приезжали Сватко с Обухом. Прогуливаясь по набережной, они рассматривали в бинокль каменные берега. Вернее – один берег, со стороны университета, на участке, указанном бывшим прапорщиком. По его прикидкам, ливневая канализация спецтоннеля впадает в русло где-то здесь.

Выбрали место для захода в воду, но с наступлением темноты Обухов отметил, что слишком яркий фонарь близ набережной некстати освещает место погружения. Вооружившись пистолетом с глушителем, десантник укрылся в тени деревьев и, прицелившись, выстрелил. 0бжимавшаяся в темном парке парочка даже не поняла, что это – выстрел. Зато услышала, как звякнуло стекло на столбе и осколки посыпались вниз. Фонарь погас. Стало темнее. Но парочка от этого не пострадала.

Дождавшись, когда на берегу никого не осталось, Обухов надел гидрокостюм.

– Не хочешь со мной? – иронично спросил он Сватко.

– В следующий раз – обязательно, – отказался тот. – Как найдешь – подай знак, я замечу место.

Обухов взял ласты, фонарь, маску и, улучив момент, прошел к воде. Он надел ласты, натянул маску и проверил подачу воздуха. Через минуту на набережной Москвы-реки раздался негромкий всплеск.

Пара ласт вспенивала мутную воду, выбрасывая на поверхность пузырьки. Работая одними ногами, Обухов плыл вдоль берега, обшаривая стены. Фонарь почти не помогал, и его пловец включал лишь иногда.

Послышался шум мотора. Обухов всплыл и приподнял голову. По реке летел катер речной милиции. Аквалангист выругался про себя и снова погрузился в черную, отсвечивавшую светом фонарей субстанцию.

Обухов пробыл в воде минут сорок, как вдруг почувствовал, что рука провалилась в пустоту. Почти на ощупь он обследовал находку, подсвечивая мутную воду фонарем. Судя по диаметру трубы – это то, что он искал, только решетка не давала возможности попасть внутрь.

Решив, что для первого раза и это неплохо, Обухов несколько помаячил Сватко и поплыл обратно. Бывший прапор заметил поданный ему знак и мысленно привязал выход трубы к береговым ориентирам.

Прогуливаясь у берега, Сватко услышал несколько характерных всплесков и заметил приближавшегося аквалангиста. Собираясь подать ему руку, прапор приблизился к краю гранитной плиты.

Вдруг сзади послышался звук машины и скрип тормозов. Хлопнули дверцы. От неожиданного, громкого звука бывший прапорщик вздрогнул.

– Эй! Гражданин! – окликнул милиционер с автоматом на ремне. – Не поздновато на прогулку вышли?

Сватко остолбенел, ведь Обухову осталось плыть каких-нибудь десять метров!

– Предъявите документы! – потребовал патруль. Интонация не подразумевала отказа.

Сватко понял, что пропал. Вряд ли можно отвертеться. Ватными руками он вытащил паспорт и отдал милиционерам. Сватко догадался встать лицом к реке, чтобы милиционеры были к ней спиной, и осторожно поглядывать на воду. Может, удастся Обуху знак подать…

– Чем тут занимаемся? – официально спросил парень с автоматом, разглядывая документ. – Не топиться случайно надумали? А то если топиться, так лучше в другом месте – не на нашем участке!

Милиционер, наверное, пошутил, но Сватко даже не сообразил, что ответить. Чем в такое время можно заниматься на берегу реки? Но самое главное – СУМКА! Сумка Обухова с пистолетом, биноклем и прочими принадлежностями стояла совсем рядом – в кустах. Захочет сейчас сержант с автоматом пописать, сделает шаг, отойдет к деревьям – и тогда КОНЕЦ!

Несмотря на ночную прохладу, Сватко взмок, словно в бане. Выдавив резиновую улыбку, он не нашел ничего лучшего, как воспроизвести первое, что пришло на ум:

– Умирать нам рановато, ребята! Я еще подружку хочу дождаться!

– Что-то припозднились вы! – усмехнулся милиционер понимающе. – Нормальные люди уже давно пьяные и по домам разбрелись, а вы только собираетесь!

Думал ли сержант милиции, что от него зависело сейчас будущее многих людей? Не от полковника Каледина со всей ФСБ и не от майора Миронова с МВД!… Не даже от самого президента! Ничего от них не зависело! Только он один – простой российский парень в форме и с автоматом стоял на переднем рубеже линии фронта, глядя в глаза врагу. Все зависело от его профессионализма, бдительности и простой смекалки…

Сватко послушно отвечал на вопросы автоматчика и с мрачным нетерпением ожидал, когда очередь дойдет до реки. Обухов должен появиться с минуты на минуту.

В воде плеснулось. Потом еще. Ночная тишина усиливала, проявляла звуки. Автоматчик услышал. Не мог не услышать. Заинтересовался, проявляя природную сметку. Обернулся.

– Что там, сходи посмотри! – велел он напарнику.

По-медвежьи лениво милиционер подошел к краю.

Присмотрелся…

Сватко таял, как мягкое мороженое на солнце. Собираясь каплями, по лицу стекал пот. Лишь сумерки не выдавали его состояния.

«Только бы сумку не нашли! – молился он неизвестно кому. – Черт с ним, с Обухом! Что – у нас с аквалангом поплавать нельзя?»

– Нет ничего! – крикнул патрульный. – Наверное, рыба играет!

– Откуда здесь рыба! – посмеялся автоматчик. – Она давно сдохла! Одни мутанты-головастики остались! И утопленники! На фонарик – еще посмотри…

Патрульный осветил воду фонарем. Совсем рядом от него из-под воды поднялись воздушные пузырьки. Но, кроме зыбкого отражения метромоста, он ничего не увидел.

– Мутанты и играют! – согласился напарник и усмехнулся в тему: – С утопленниками!

Менты вернули паспорт и, врубив в машине музыку, уехали. Тяжело дыша, Обухов приблизился к краю набережной.

– Я уж думал – все! Копец нам! – рассказывал прапорщик. – Хорошо, сумку убрали с глаз!

– Ага! Щас! – усмехнулся десантник, стягивая с себя акваланг. – Я ментов видел, как на ладони! А сумки всегда надо с глаз убирать! Короче, трубу я нашел, но в решетке прутья – чуть не с руку! Такую тросом и грузовиком не вырвать. Если только взорвать!