Изменить стиль страницы

— Ах, нет! — отрезала Ева. — Я говорю, что актер должен пользоваться воображением зрителей, а не их знанием языка жестов.

— Если так, то воображение больше всего участвует при чтении книг. Там нет ни героев, ни декораций. Волшебная сила написанного слова воспроизводит все это в сознании. Однако это не театр.

Театр был для Виленоль всем. Провал ее первого спектакля, в котором она приняла участие благодаря «эффекту присутствия», сразил ее.

Примчавшаяся к ней Вилена застала ее в самом тяжелом состоянии.

— Не удивляйтесь, ежели всю вину приму на себя, — сказал Вилене академик Руденко, кивнув на Виленоль. — Должно быть, не учтена в нашем эксперименте психологическая сторона. Однако без вас, родная Виленоль, — он обращался уже к больной, — мы ничего не сможем добиться. Нужна воля и стойкость. Нужна любовь к жизни, а вы?.. Что вы пытались с собой сделать?

— Что? Что такое? — заволновалась Вилена.

Руденко взял длинную пластиковую трубку в том месте, где она соединялась. Руками показал, как обе части трубки расходятся, а глаза скосил на лежавшую в постели Виленоль. Лицо ее было измучено. Глубокая скорбь роднила ее со вчерашней Анной.

Вилена встала на колени около постели названой сестренки и взяла в свои руки ее пальцы. На них еще остались со вчерашнего дня неснятые кольца Карениной. Вилена стала целовать эти пальцы.

— Я не хочу так жить, — сказала Виленоль, на миг открыв глаза. — Это не жизнь, а ложь перед природой.

Академик Руденко тяжело вздохнул.

Вилена плакала вместе с Виленоль.

Молодой Питер тен-Кате выбежал из театра сразу после того, как Анна Каренина исчезла со сцены. Он не мог больше там находиться, чувствуя в чем-то свою вину. Надо было помочь Виленоль — скорей-скорей!..

В вагоне подземной дороги Петя нервничал, не находил себе места: он спешил к лесному домику Ратовых, зная, что Вилена в театре, а Арсений дома с детьми.

И он нашел Арсения на веранде. Ратов только что накормил малюток материнским молоком Вилены и уложил их спать.

Арсений лежал в шезлонге, вытянув ноги, и смотрел на всходившую луну.

Луна была огромная, красноватая, и даже простым глазом на ней можно было различить причудливые пятна. Ратов щурился, проверяя, как теперь видят его уже не близорукие, как прежде, глаза, старался рассмотреть какой-нибудь кратер. Когда появился взволнованный Петя тен-Кате, Ратов встал, усадил гостя, понимая, что неспроста тот появился здесь.

— Твоя Ана — прелесть, — сказал он. — Блаженно спит. Хочешь посмотреть?

— Нет, — замотал головой Петя. — У меня совсем другой разговор.

— О ледяных материках? — спросил Арсений.

— Нет. О Великом рейсе. Скажи, Арсений, как велика твоя роль в нем?

— Вроде одной из колонн фасада. Убери — рухнет крыша.

— Я буду этого добиваться.

— Ты что? В своем уме?

— Слушай, Арсений. Каждый должен понимать свой долг перед человечеством.

— Допустим.

— Великий рейс еще должен состояться. Но первый звездный рейс уже позади.

— Принимал в нем участие.

— А в чем его смысл? В риске, которому вы себя подвергали?

— Не понимаю, куда гнешь.

— С Этаны привезли идею замораживания океанов, создания новых материков.

— Я с тобой спорить не стану, как это отзовется на климате Земли. На то у нас есть Всемирный комитет новой суши.

— Зато я с тобой стану спорить. Какое ты имеешь право посвятить себя массовому звездному перелету, когда не помог реализовать результатов своего первого рейса?

— То есть как это реализовать?

— Какое достижение цивилизации Релы передал ты людям?

— Пока еще никакое. А что?

— А то, что эмы умели выращивать живые ткани. Это по твоим отчетам.

— Умели. Это верно. Мы пытаемся воссоздать их способ. Организована специальная лаборатория при Институте жизни. Ей руководит Толя Кузнецов, сам побывавший у эмов.

— Побывавший? А кто жил среди них? Кузнецов?

— Жил среди них я.

— И изучал?

— Разумеется.

— Так как же ты можешь стоять в стороне?

— Чего ты добиваешься?

— Твоего перехода в лабораторию Кузнецова, помощи ему.

— Постой, постой? Ты что? За старое? Не мытьем, так катаньем, а попытаться сорвать Великий рейс? Чтобы ледяные материки свои замораживать? — рассердился Арсений Ратов.

— Подожди, — волнуясь, сказал Петя. — Не подозревай меня. Я тебе все расскажу.

И они пошли по дорожке к полю.

Луна поднялась уже высоко и стала походить на серебряный циферблат без стрелок, но с темными пятнами…

Часть третья… СИЛЫ ВЕЛИКИЕ

В мире много сил великих,

но сильнее человека

нет в природе никого.

Софокл

Глава первая… ГЛАЗА ЭМОВ

Арсений Ратов, задумчиво свесив голову, грузно шагал в тени столетних лип звездного городка и вдыхал их медвяный запах. Он был озабочен предстоящим разговором с отцом.

Как все изменилось! Маленькие саженцы около спортивных площадок и тренажных павильонов, где он тренировался, как космонавт, стали гигантами. Новые здания, странно круглые, сужающиеся кверху, охваченные спиральной дорожкой, по которой можно дойти до самых верхних этажей, выделялись среди старинных домиков — современников первых шагов в космос.

Под руководством отца, вместе с Иваном Семеновичем Виевым и Петром Ивановичем Тучей, Арсений работал над воплощением замысла, превосходящего все, что он мог вообразить себе и до полета к мудрым эмам, да и теперь, — над проектом Великого звездного рейса на Гею.

Он знал, что отец, руководитель Великого звездного рейса, гордится сыном, ценит все, что тот внес в разрабатываемый проект.

Проект этот помимо технической имел еще и другие стороны: социальную, краеведческую, демографическую.

Наступило ответственное время испытания аппаратов и машин, изготовленных во многих странах Объединенного мира, близилось время, когда Высший ученый совет мира примет окончательное решение о пути, по которому пойдет человечество.

Песок поскрипывал под нарочито замедленными шагами Арсения.

Он вошел в кабинет к отцу спокойный, но напряженный, собранный.

Роман Васильевич радостно поднялся из-за заваленного чертежами стола:

— Привет, сынок! Как Вилена? Как малыши?

— Ан и Ана здоровы. Девочка порой капризничает. Требует маму. Ан смотрит на нее неодобрительно.

— Серьезный карапуз. И когда только девчушка успела привязаться к матери? Посещения такие редкие и короткие. Или кровь сказывается?

— Вилена жалуется: вцепится ручонками в мать и — в слезы. Трагедия.

Старший Ратов вздохнул:

— Что поделать.

— Есть что. Потому и зашел. Дело в том, отец, что не смогу больше заниматься я нашими делами.

— То есть как это не смогу? Вот как? — Роман Васильевич пристально посмотрел на сына. Рука его скомкала ближнюю бумажку. — Объясни.

— Твоим помощником сможет стать каждый, кто знает звездоплавание. А среди эмов никто, кроме меня, не жил.

— Так. Верно. И что же?

— Перейду в Институт жизни. К Анатолию Кузнецову. В лабораторию живой ткани.

— Ты же не биолог! — возмутился Роман Васильевич. — Там от тебя толку будет, как от буйвола в птичнике.

— Долг.

— Разве твой долг не в том, чтобы завершить вместе с отцом и товарищами то, что имеет решающее значение для всего человечества?

— Не сердись, отец. Ты прав, и ты неправ. Там — тоже для человечества.

— Прав и неправ? Завидная логика.

— Прав, потому что без привычного помощника труднее. Неправ, потому что…

— Нужно спасти человеческую жизнь, вернуть человека? — догадался Роман Васильевич.

— Ответил за меня сам.

— Знаю, ты немногословен. Выговорился, пожалуй, за неделю вперед, а ведь Толе Кузнецову тебе рассказать много придется.

— Расскажу. Пока пойду передам дела Туче. Хорошо?